Последняя песня - Спаркс Николас (мир книг .txt) 📗

— Как ты? — спросил он.

— А ты как думаешь? Я только что узнала, что отец умирает. И возможно, не доживет до Рождества.

— Знаю, — мягко ответил он. — И мне очень жаль. Пони­маю, как тебе тяжело. Я сегодня переночую здесь. Если что-то случится и тебе придется ехать в больницу, я посижу с Джоной. И могу оставаться столько, сколько понадобится. Конечно, че­рез несколько дней я должен ехать, но, пожалуй, позвоню дека­ну и объясню, что происходит. Занятия начнутся только на сле­дующей неделе.

— Ты все равно ничего не исправишь, — ответила Ронни не­много резче, чем следовало бы. — Неужели не понятно?

— Я ничего не пытаюсь исправить...

— Пытаешься. Но не можешь.

Ей неожиданно показалось, что сердце вот-вот разорвется.

— И все равно не поймешь, что мне приходится выносить.

— Я тоже потерял брата, — напомнил он.

— Это не одно и то же!

Она сморщила нос, пытаясь остановить слезы.

— Я так подло вела себя с ним. Бросила музыку, во всем его винила и целых три года почти ни словом не перемолвилась. И этих лет не вернуть. Но может, не будь я такой злобной ведьмой, он бы не заболел. А вдруг во всем виноват стресс, вызванный моим поведением! Это все я, я...

Она вырвалась из объятий Уилла.

— Ты тут ни при чем.

Он снова попытался обнять ее, но она стала его отталкивать и, не добившись успеха, заколотила кулачками по его груди.

— Пусти меня. Я сама со всем справлюсь.

Но Уилл по-прежнему прижимал ее к себе, и, поняв, что он не отступит, Ронни устало обмякла и заплакала.

Она лежала в темной комнате, прислушиваясь к звуку дыха­ния Джоны. Уилл спал в гостиной на диване.

Ронни понимала, что нужно бы отдохнуть, но все время не­вольно прислушивалась, не звонит ли телефон. И воображала худшее: у отца снова начался приступ кашля, он потерял много крови, и ничем, совсем ничем помочь нельзя...

Рядом на тумбочке лежала отцовская Библия. Часом ранее Ронни просмотрела ее, сама не зная, чего ищет. Может, он под­черкивал абзацы или загибал страницы?

Перелистывая книгу, Ронни поняла, что ее часто читали, по­тому что страницы были истертыми. Ей хотелось бы понять, ка­кие главы больше всего любил отец, но не нашлось никаких до­казательств того, что он предпочитал одни главы другим.

До этой минуты Ронни никогда не читала Библию. Но по­чему-то была уверена, что теперь будет читать в поисках того скрытого смысла, который сумел найти отец. Наверное, это пас­тор Харрис дал ему Библию, а может, он сам купил... Почему она так и не догадалась спросить?

Но спросит. Обязательно спросит. Если ей останутся одни воспоминания, хотелось бы собрать как можно больше. И сей­час впервые за много лет она просила Бога дать ей достаточно времени для этого...

Уилл

Спал он плохо. И всю ночь слышал, как Ронни ворочается и ходит по комнате. Он понимал, какое потрясение она пережи­вает. Понимал ее моральное оцепенение, сознание собственной вины, нежелание верить в худшее и гнев — все это он пережил после смерти Майки. Годы притупили эмоциональный шок, но оставили воспоминание о противоречивых желаниях — побыть в чьем-то обществе и остаться одному.

Ему было больно за Ронни и Джону, слишком маленького, чтобы осознать значение происходящего. И даже за себя. Стив был невероятно добр к нему, и они проводили в доме Ронни куда больше времени, чем в его собственном. Ему нравилось, как Стив возится на кухне, как обращается с Джоной словно со взрослым человеком. Уилл часто видел их на пляже, где они запускали змеев, играли в догонялки у самого прибоя или сосредоточенно возились с витражом. В отличие от большинства отцов, хвастав­шихся, что они выделяют время для общения с детьми, Стив посвящал им каждую свободную минуту. Никогда не злился, никогда не повышал голос. Может, знал, что умирает, но вряд ли это объясняет все. Отец Ронни был просто хорошим челове­ком, находившимся в мире с собой и окружающими. Любил де­тей и считал, что они достаточно умны, чтобы принимать вер­ные решения.

Наверное, он когда-нибудь захочет стать таким же отцом. Хотя он любил отца, все же тот не всегда был тем добродушным, веселым человеком, которого видела Ронни. В жизни Уилла были долгие периоды, когда он почти не видел отца: Том много тру­дился, чтобы создать и укрепить свой бизнес. К этому нужно до­бавить часто отсутствующую мать и гибель Майки, на пару лет повергшую в депрессию всех Блейкли. Временами ему даже хо­телось иметь другую семью. Правда, ему и с этой очень повезло; кроме того, обстановка за последнее время немного улучшилась. Но за эти годы случилось много чего тяжелого, и иногда он меч­тал о другой жизни.

А вот Стив был совершенно иным родителем.

Ронни рассказывала, что, когда играла на пианино, он мог часами сидеть рядом. Но Стив никогда ни словом об этом не об­молвился. Сначала Уилл считал это странным, но потом принял за веское доказательство любви отца к дочери.

Ронни не хотела говорить об этом, вот Стив и молчал, хотя любовь была когда-то главной составляющей их жизни вместе. И сейчас ничуть не угасла. Стив даже заколотил нишу, потому что Ронни видеть не могла пианино.

Кто еще на его месте мог бы это сделать?

Только Стив, человек, которым Уилл восхищался, у которо­го учился и каким надеялся быть, когда станет старше.

Уилла разбудил утренний свет, дерзко ворвавшийся в окна гостиной. Потянувшись, он встал, выглянул в коридор и увидел, что дверь в комнату Ронни открыта. Очевидно, она уже просну­лась. Он нашел ее на крыльце, на том же месте, что и прошлой ночью. Она не обернулась.

— Доброе утро, — прошептал он. Плечи Ронни устало опустились.

— Доброе утро, — ответила она наконец, оборачиваясь и едва заметно улыбаясь. Молча распахнула руки, и он прижал ее к себе, благодарный за ласку.

— Прости за вчерашнее, — пробормотала она.

— Нет причин извиняться, — заверил он, целуя ее волосы. — Ты ничего плохого не сделала.

— Сделала, но все равно спасибо.

— Я не слышал, как ты встала.

— Уже довольно давно, — вздохнула Ронни. — Звонила в больницу. Поговорила с па. Хотя он ничего не сказал, я поняла, что у него адские боли. Па считает, что его подержат пару дней, после того как сделают полное обследование.

В любой другой ситуации Уилл заверил бы ее, что все будет в порядке и что все образуется. Но в этом случае оба знали, что слова ничего не значат, поэтому он молча прижался к ее лбу своим.

— Ты хоть поспала немного? Я слышал, как ты прошлой но­чью ходила по дому.

— Почти не спала. Забралась в постель к Джоне, но мозг от­казывался отключиться. И не только из-за па. Еще и потому, что через два дня ты уезжаешь.

— Я ужесказал, что могу отложить отъезд. Если ты во мне нуждаешься, я...

Ронни покачала головой:

— Не стоит. Тебе предстоит начать совершенно новую главу жизни, и я не могу отнять ее.

— Но мне не обязательно ехать сейчас. Занятия начинаются не сразу...

— Не стоит, — повторила она мягко, но непреклонно. — Ты едешь в колледж, да и ты все равно мне не поможешь. Пусть это звучит грубо, но так оно и есть. Он мой отец. Не твой. Моя боль — это моя боль. Яне хочу думать о том, чего ты готов лишиться из-за моих бед. Ты это понимаешь?

В ее словах была доля правды, хотя Уилл и желал бы, чтобы она ошибалась. Уилл помолчал, прежде чем развязать плетеный браслет и протянуть ей.

— Я хочу, чтобы он был у тебя, — прошептал Уилл, и по вы­ражению ее лица было видно, что она понимает, как много зна­чит для нее подарок.

Ронни снова улыбнулась мимолетной улыбкой и сжала брас­лет. Уилл уже хотел сказать что-то, когда дверь мастерской со стуком распахнулась. На секунду Уилл подумал, что кто-то туда вломился, но тут же увидел Джону, неуклюже тащившего во двор сломанный стул. Неимоверным усилием он поднял стул и забро­сил на дюну около мастерской. Даже на расстоянии было замет­но, как он взбешен.

Ронни уже сбегала с крыльца.