Рено, или Проклятие - Бенцони Жюльетта (онлайн книги бесплатно полные .txt) 📗
Пока Бодуэн странствовал, перемирие с Ватаци, государем Никеи, подошло к концу, и тот, не теряя времени, двинулся в сторону Константинополя. Дорогой он захватил множество городов и непременно атаковал бы Константинополь, если бы туда, по счастью, не вернулся Бодуэн. Король заставил Ватаци, на тот момент заболевшего, возвратиться в Никею. Вскоре император понял, что соперник отступил лишь для того, чтобы собрать побольше воинов и одолеть его, и что положение его столь же опасно, как и до отъезда на Запад. Войска, которые помогли ему справиться с Ватаци, очень быстро рассеялись, так как часть рыцарей присоединилась к крестовому походу, а другая часть вернулась на родину. Бодуэн не мог их удержать при себе, не имея достаточно средств на оплату их содержания. Золото, которое он привез с собой, таяло, как снег на солнце: нужно было чинить укрепления, нужно было платить по счетам…
– Император был вынужден пойти на крайние средства, чтобы достать деньги, – вздохнул Ольнэ. – Он дошел до того, что продал свинцовую кровлю императорского дворца и… отправил своего сына Филиппа к венецианцам, сделав его своего рода заложником.
– Как это возможно?
– Для венецианцев торговля всегда стоит на первом месте, и влияние на будущего императора, который будет поддерживать их политику, для них немаловажно. Ничего не поделаешь, дорогой друг, мы живем в тяжелые времена, но я счастлив, что ваша судьба пошла по другому, более удачному пути!
– Я об этом почти что сожалею, я многим обязан императору и очень его люблю. Но не отчаивайтесь! Король Людовик щедр и благороден, он не оставит родственника в беде. Я уверен, что, уезжая в Константинополь…
– Мы не вернемся в Константинополь. Его Величество Бодуэн ждет помощи, но не хочет, чтобы его супруга возвращалась. Он возложил на нее обязанности, которые она должна выполнять здесь. Он поручил ей управление землями во Франции, Куртене и другими имениями, которые ему еще принадлежат. Она вернется только тогда, когда в империи вновь воцарится порядок… Если он когда-нибудь воцарится…
– И вы последуете за ней? Вы, военачальник империи, станете управляющим имениями?
– Я уже совсем не молод! У меня нет ни жены, ни детей. Вся моя родня во Франции. А империя, по моему убеждению, долго не протянет.
– Тогда отправляйтесь вместе с нами в Египет сражаться с неверными! Там вы разбогатеете! Вы слишком молоды, чтобы сидеть у очага! Я так счастлив снова вас видеть!
Как предвидел Рено, Людовик IX и Генрих I сделали все, что было в их силах, чтобы помочь своему несчастливому кузену. Разумеется, они не могли отправить немедленно свое войско на помощь Бодуэну, но многие рыцари, и Робер д’Артуа в их числе, дали письменные обязательства, что, как только цель священного похода будет достигнута и они обменяют завоеванный Египет на Иерусалимское королевство, они отправятся сражаться под знамена Бодуэна. Это решение пришлось по душе всем, и императрица вновь улыбнулась.
Приближалось Рождество, и Людовик расстался со столичной жизнью, которая, по его мнению, была слишком праздной. Он отправился в Лимасол, чтобы провести этот праздник, столь дорогой любому христианскому сердцу, со своими воинами, которые могут затосковать в этот миг по родине, родным и близким. С ним отправились его братья, королева Маргарита и графиня Беатриса. Однако после праздничных дней в Никосию вернулись только дамы в сопровождении Карла Анжуйского. Король и Робер д’Артуа решили до отплытия не покидать свое войско. Их неотлучное присутствие было вызвано настоятельной необходимостью: пребывание огромного числа мужчин на острове Афродиты вызывало не только трудности, но и внушало опасения. Мягкий климат и безделье способствовали разгулу, к лагерю стеклись все веселые девицы острова.
Узнав, что он больше не вернется в Никосию, Рено отправился проститься с Флорой. Он изредка навещал ее и всякий раз уговаривал отказаться от своего намерения присоединиться к крестоносцам. Но какие бы он ни приводил доводы, на Флору они не действовали, и она упорно пыталась добиться своего. В один прекрасный вечер Флора приняла Рено, лежа в постели, сказавшись больной, о чем служанка сообщила гостю еще у двери. Флора ждала Рено, лежа на шелковых пурпуровых простынях в окружении курильниц, благоухающих миртом. Из-за белого полупрозрачного муслина просвечивало обольстительное тело, а золотистые волосы волнами струились по подушке. Рено онемел от изумления. Флора молча протянула к нему руки, и он не смог устоять. Пернон был прав: эта женщина была способна соблазнить своей красотой даже святого короля, а у рыцаря за спиной был уже такой долгий срок воздержания…
В любовный омут они кинулись, как безумные, и Рено, воскресая и умирая от наслаждения, понял, какой властью может обладать эта страстная жрица языческой Афродиты. У него мелькнула мысль, что, сделав его своим любовником, она откажется от Рауля де Куси… Но возвращение к суровой действительности ничем его не обнадежило…
Когда на рассвете он попрощался с Флорой последним сладким поцелуем, она рассмеялась.
– Ночь была хороша, и если бы я не любила так своего господина, сеньора Рауля, я бы выбрала тебя. Ты мне всегда нравился, но… С тобой я все же не смогла забыть его.
– Я могу считать, что ты попробовала произвести эту замену? – спросил он, оскорбленный до глубины души.
– Как хочешь. Но упрекнуть меня не в чем, я не играла, я принадлежала тебе вся целиком, но с моей любовью ничто не сравнится.
– Рад был тебе услужить, – произнес Рено, не признаваясь самому себе, насколько ему больно. – Я знаю куртизанок честнее тебя.
Он ушел, хлопнув дверью, и это была их последняя встреча. И если теперь он шел проститься, то только для того, чтобы проститься навсегда. Однако он не нашел ни Флоры, ни ее служанки. Дом стоял темный, дверь заперта. Отступив на несколько шагов и присматриваясь к окнам, Рено заметил, что изнутри они закрыты деревянными ставнями. Хозяйка, похоже, уехала, и у Рено мелькнула мысль, что вполне возможно, она уехала насовсем. Он сразу почувствовал облегчение, хотя вопросы по-прежнему мучили его. Что же решила Флора? Поняла ли наконец, что оскорбляет Господа, пытаясь осквернить грехом священный поход? Или же поняв, что здесь ей ничего не дождаться, отправилась в Лимасол попытать удачи у сира Рауля? Но об этом он узнает, как только приедет в лагерь.
Рождество отпраздновали торжественно и возвышенно, проникнувшись глубокой набожностью, пример которой подавал король. Под ночным небом, усеянным звездами, теми самыми, что сияли когда-то над Вифлеемом, радуясь приходу Спасителя, кардинал-легат служил торжественную мессу в лагере на морском берегу, и свет алтарных свечей играл на золоте священных сосудов и на воинских доспехах. Закаленные в боях воины молились самозабвенно, и редко когда поднималась к небу такая жаркая и смиренная молитва. Мощный хор звучал в ночной темноте – молился лагерь крестоносцев и местные жители, которые присоединились к мессе, собравшись немного в стороне под эвкалиптами. И когда настал миг причастия, все плакали, но это были слезы радости. Все почувствовали себя братьями, которых объединяет одна пламенная надежда – послужить славе Господней. Так подействовало таинство Рождества на воинов и жителей острова.
Слева от алтаря стояли рыцари в белых плащах с восьмиконечными алыми крестами, с обнаженными бритыми головами и густыми бородами – воины-монахи, мощный и впечатляющий отряд. Возглавлял его великий магистр ордена, прибывший из Сен-Жан-д’Акр, где располагался главный монастырь с той поры, как Саладин завладел Иерусалимом. Саладин, очистив розовой водой древнюю мечеть Аль-Акса, что в переводе означает «далекая и любимая пророком», вновь открыл ее для богослужений, а в главной церкви храмовников устроил конюшню.
Великим магистром этого рассеянного по всей Европе воинства, которое по-прежнему хранило верность малому клочку земли, в прошлом именовавшемуся Иерусалимским королевством франков, был в это время Гийом де Сонак, могучий и до сих пор еще внушающий страх старец, витязь с израненным телом и с душой, закаленной в горниле сражений. Он прибыл для того, чтобы примириться с королем Франции, с которым осенью у ордена были большие разногласия. Людовик находил, и не без оснований, что политика храмовников – а они подчинялись только папе и никому больше – вступает в противоречие, или, если говорить мягче, допускает гораздо больше компромиссов, по сравнению с той, которой придерживался он сам. Храмовники, верные своей особой дипломатии, поддерживали тайные связи с влиятельными эмирами Востока. Так же вели себя в недалеком прошлом и последние иерусалимские владыки. Например, граф Триполийский, в надежде обуздать имперские аппетиты Саладина, поддерживал мятежных беков Мосула и Алеппо, вставал на сторону Сирии против Египта. Гийом де Сонак прибыл в октябре на Кипр и предложил Людовику познакомиться с мусульманскими князьями, врагами династии Айюбидов, для того чтобы заручиться их поддержкой в тылу, пока флот будет атаковать Египет. Предложения магистра были отвергнуты с негодованием.
