Мертвые молчат - Иваниченко Юрий Яковлевич (бесплатные версии книг .txt) 📗
— В город поедем по разным дорогам, — распорядился Шеремет, — и постарайся нас опередить.
— Вы — прямо в прокуратуру?
— Да. Поехали… — И не удержался, спросил: — А что это у тебя за тачка?
В первый раз на лице Сагайды появилась улыбка:
— Боевой трофей… — И продолжил, адресуясь уже и к подошедшему Вадику: — Позавчера наши рокеры сцепились с «качками». Кое-кого мы повязали, кое-кто — в больнице. Так что «тачка» суток на пятнадцать свободна.
Сагайда взял шлем, клацнул педалью кикстартера — и добавил:
— А мою машину «пасут».
Шеремет задержался на крыльце, глядя на майора.
Крепкий, мощный, как налитой. Кобура на поясе. Офицер — как с рекламного плаката.
Но вот Сагайда напялил поверх форменки черную кожанку, всю в заклепках, бляшках, цепочках, застегнул шлем, разукрашенный, как выставочное пасхальное яичко артели авангардистов, вскочил на карнавальную «Чезетту» — и как волшебник поработал! Какой там офицер, — рокерище, от которого надо держаться подальше и пристально разглядывать, право же, небезопасно.
Вздыбив пыль, мотоциклист скрылся.
Минуту спустя хлопнули дверцы и «Волга», круто развернувшись на площади, полетела к трассе.
До Узеня — двенадцать километров.
4
Два часа пролетели. Обязательное короткое совещание, первые прикидки, пересказ местных сплетен. Представление в райкоме и исполкоме. Ознакомление со следственными материалами.
По сравнению с предварительным сообщением Сагайды добавилось немного.
Деркач упал дважды: видимо, сразу после выстрела (найден след на влажной дороге) и окончательно, в полусотне шагов от тела жены. Следы первого падения на теле Деркача: ссажена кожа на левой ладони и на костяшках пальцев правой руки.
Убитые, по-видимому, не ограблены. Ксения — наверняка: целы украшения и, в сумочке, деньги. В кармане у Деркача — портмоне, в нем — два трояка и мелочь.
Баллистическая экспертиза: обе пули — из «нагана», ствол достаточно старый.
У обоих убитых обнаружено небольшое (у Георгия — чуть большее) содержание алкоголя в крови. Свидетели подтверждают, что на выпускном вечере оба прикладывались к бокалам.
Сам выпускной — в рамках обычного. То, что Георгий оставался вроде бы мрачным и ни разу не танцевал, никого не удивляет: характер Деркача и его отношения с женой не составляли новости для прочих родителей.
Большинство взрослых расходилось одновременно. До поворота на Садовую шли три пары вместе; триста метров до Первомайского — только Георгий и Клавдия. За квартал до поворота в переулок их видел таксист; еще притормозил — ночью пассажиры в дефиците, — но Деркач (таксист его опознал) махнул рукой: проезжай, мол. Никого поблизости от них таксист не заметил, никого не увидел и в темном Первомайском, но уверяет, что там не было огней автомобиля.
Пребывание легковушки на месте преступления — факт. Короткий дождь не смыл отпечатков колес.
Да, именно так: в интервале между началом дождя — а это как раз время, когда раздались выстрелы, — и его окончанием по переулку проехали «Жигули». Шестая модель, автомобиль с небольшим дефектом на левом заднем протекторе. Но эксперт не мог с уверенностью сказать, останавливалась ли машина в Первомайском и сколько стояла…
Неизбежные встречи в исполкоме и райкоме длились, каждая, минут по пятнадцать.
Первая была именно такой, как предполагал Шеремет: очевидные стремления не выносить сор из избы, Узень не ославливать и уж конечно же не устраивать типичный случай. И одновременно — осторожное прощупывание возможных следственных путей и несколько настойчивых, хотя и осторожных попыток вбить клинышек между Шереметом и Вадиком, который вроде бы как слишком разошелся, наделал шума, переполошил кучу людей — и чего достиг?
Вторая беседа состоялась с глазу на глаз с персеком райкома. Они с Шереметом были шапочно знакомы несколько лет — с того времени, как Матвей Петрович занимался паскудной историей с неопознанным трупом на территории колхоза, где тогда председательствовал нынешний Первый.
Несколько неожиданною оказалась беседа. Первый сказал, что конечно же людей жалко, особенно Клавдию, но то, что дела вдруг приняли такой оборот, может, к лучшему. Если, конечно, следствие, которое началось так удачно, не остановится на полпути. Какой бы уровень не затрагивался, он, Первый, целиком «за». И попросил по всем проблемам обращаться непосредственно к нему, обходя все ступени. Дал телефон. Но не прямой, через городскую АТС, а через коммутатор…
Впрочем, Сагайда мог Первого и не предупредить — разве нет?
5
В половине первого состоялся «тайный совет». Созвонились с Сагайдой, потом, поодиночке, перебрались через парк и разыскали нужный дом.
Проблема пола в помещении курсов ГО действительно была. Какие там щели? Проломы, кое-как закрытые фанерками. Уцелевшие половицы прогнили, гвозди — перержавели, и приходилось идти с акробатическими пируэтами. Спокойно стоять и даже сидеть, не рискуя загреметь в затхлое подполье, можно было только во второй комнате, преподавательской.
Две тускло окрашенные стены оживляла внушительная подборка плакатов, вызывающих патологический прилив пацифизма; в простенках между окнами пристроились еще стендики с распотрошенными противогазами и респираторами. В углу — ведерко со стратегическими залежами окурков, железная печурка допотопной модели. Интерьерчик что называется.
Но на второй взгляд можно было заметить, что между комнатами — двойные, свежеукрепленные двери, на окнах, под защитными шторами — решетки; третий взгляд сообщал, что на дальнем окошке, выходящем в закрытый дворик, оборудованы автоматические запоры, и решетка — раздвижная, под секретный ключ. Два хороших письменных стола; бра и настольные лампы с гофрированными стеблями; большая «поднятая» карта района на стене. А на столе, в окружении справочников, солидно помаргивал неонкой большой клавишный кабинетный селектор с «памятью», диктофоном и автоответчиком.
Осмотревшись, Матвей Петрович подошел к аппарату и, ткнув клавишу, повторил последний вызов.
Полминуты в трубке звучал прерывистый треск автоматического набора. Пауза, гудки и голос:
— Слушаю, Головин.
— Иван Игнатьевич? — переспросил Шеремет.
— Я. Откуда звоните, Матвей Петрович? — спросил Головин, обладающий исключительной памятью на голоса.
— Из Узени. Вы в курсе, что здесь…
— В курсе. Хорошо, что вы уже на месте. Я как раз хотел просить…
— Понял.
— Поддержите моего Комо. Но — строго между нами.
— Когда просят, говорят «пожалуйста». И о своих предупреждают заранее, — назидательно сообщил Шеремет.
— Каюсь. Так меня, так. А что в Узени? Кстати, связь надежная?
— Надеюсь. А по делам — пока смутно.
— Вы о моей болячке не забыли?
— Что, поступили новые данные?
— Ну, не то чтобы данные… А присмотреться, надо.
— Слушаюсь, товарищ не — мой — начальник, — усмехнулся Матвей Петрович и положил трубку.
Вадик все еще заинтересованно рассматривал помещение и спросил, понизив тон:
— Глянем быстренько, не забыл ли здесь хозяин «ухо»? На войне как а ля герра?
Шеремет пожал плечами:
— Поищи. Хозяин спасибо скажет.
— Я серьезно, — Вадик взглянул в глаза, — как с ним? Что можно доверять?
— Все спокойно. Наш человек. А что засуетился — так не от хорошей жизни… Будем тянуть вместе. Ему — ясно: практически только через нас, область, можно будет отгавкаться от местных… Если припечет. И нам он очень пригодится. Сам знаешь, как на местах без своего человека…
Одно лишь не сказал Вадику Матвей Петрович: того, что сам окончательно проверил только сейчас. После разговора с полковником милиции Головиным, возглавляющим самую горячую засекреченную службу. Отдел борьбы с организованной преступностью.
Прямую связь с Головиным из городов и районов имели только его непосредственные ставленники. Те же, на кого падала хотя бы тень подозрения в связях с мафиями, с цеховиками, игровыми, сутенерами, рэкетирами, а тем паче с наркобизнесом, понятия не имели о его телефонах. Как правило, даже не знали, что такой отдел существует и действует. Шеремет же, конечно, знал: массовая «ротация», перетасовка офицерского состава областного УВД, ротация, внешне кажущаяся необъяснимой и ненужной, спланирована и осуществлялась головинской службой.
