Общество Джейн Остен - Дженнер Натали (книга бесплатный формат txt, fb2) 📗
– Но ведь они бесценны… – начал он.
– Мисс Харрисон сама решит, насколько они ценны, – вмешался джентльмен. – Для этого они и были мною куплены.
Ярдли отметил, что после этих слов радостное возбуждение на ее лице впервые сменили иные чувства. Теперь он думал о том, насколько близки их отношения. Не был ли этот подарок частью куда более важной сделки? До него доходили слухи об актрисах театра и кино, и все же в этом случае он сомневался до последнего.
– Согласна, это прозвучало чересчур легкомысленно, – сконфуженно проговорила она. – Мне следовало бы тщательнее следить за своими словами. Должно быть, переволновалась сегодня. Разумеется, я позабочусь о том, чтобы о драгоценностях заботились самым тщательным образом.
Она посмотрела на Ярдли так, словно искала примирения, и он вновь отметил, как умело она подстраивалась под окружающих. «Американка», – подумал он: оступившись, мгновенно исправится, и не без изящества, как будто это совершенно ничего ей не стоит.
– Вы довольны тем, как все прошло? – спросила она.
Ярдли задумчиво потягивал шампанское, затем опустил бокал.
– Несомненно, я рад такому успеху – я много лет занимался продажей поместья. ВЫ, разумеется, знаете, как тяжело отыскать сколь-нибудь значимые предметы, связанные с Остен. Осталось лишь имение Найт в Хэмпшире, но с главой семейства невозможно вести дела, а его единственная наследница, мисс Франсес Найт, – старая дева, страдающая агорафобией.
– Агорафобией? – спутник актрисы оторвался от изучения документов.
– Именно, – ответил Ярдли, заметив вопросительный взгляд дамы, адресованный джентльмену. – Не выходит из дома, боится открытых пространств.
– Как жаль, – вздохнула та. – Весьма готично.
Ярдли улыбнулся. Подобно ему, она тоже застряла в прошлом.
– Надеюсь, что ей небезразлично наследие Остен, – добавил он. – Мы оба знаем, как я хочу, чтобы как можно больше принадлежавших ей вещей не покидало пределов Англии.
Она не сумела скрыть улыбку и вновь посмотрела на своего компаньона.
– Что ж, Ярдли, у меня для вас отличные новости – в моем случае так и будет. Я переезжаю в Англию.
– Воистину, новости просто чудесны! – воскликнул он. – Я и подумать не мог. Теперь все ясно. Где планируете поселиться?
– Мы… – она вновь взглянула на джентльмена, – мы будем жить в Хэмпшире. Подумать только! Что вы на это скажете?
– Учитывая обстоятельства, это просто прекрасно, – согласился Ярдли, заметив, что на ее безымянном пальце нет обручального кольца. – Займемся кольцом? – предложил он с улыбкой.
– Кольцом? Конечно! – В ответной улыбке было столько страсти, что он не в силах был устоять.
Были улажены все дела с бумагами и реквизитами счета в нью-йоркском банке. Ярдли взглянул на директора, и, обменявшись еле заметными кивками, они решили извлечь лот под четырнадцатым номером. Когда директор вышел из залы, Ярдли с восхищением подумал о том, что бо́льшая, и самая важная, часть его работы проходила именно так, без единого слова. Подобно актеру, он постоянно угождал нуждам и требованиям других, а найдя к ним подход, получал свою толику власти.
Директор аукциона вернулся через несколько минут, сообщив Ярдли, что в связи с некими затруднениями со стороны Манхэттенского банка юристы покупателя договорились о снятии средств с его европейского счета. Это значительно ускоряло весь ход дела, и они только что получили телеграмму из Цюриха, подтверждавшую перевод необходимой суммы. Ярдли одобрительно кивнул, затем подошел к джентльмену, передавая ему маленькую пронумерованную коробочку.
– Полагаю, теперь оно ваше, – он протянул коробочку новому владельцу, которым оказался Джек Леонард, успешный предприниматель и начинающий голливудский продюсер.
Женщина мгновенно поднялась с кресла, и каблук ее туфельки – таких высоких Ярдли еще никогда не видел – слегка задел край антикварного индийского ковра.
– Боже мой! – воскликнула она, едва удержав равновесие и протягивая дрожащую руку навстречу коробочке.
Джек встал, принимая лот из рук Ярдли, затем игриво поднял его над головой, куда она не могла дотянуться. Ярдли знал, что в этом жесте было нечто помимо простой шутки, так как женщина была столь же преданной поклонницей Остен, как и он сам. Что-то между насмешкой и жестокостью.
– Все приходит к тем, кто ждет, – сказал ей Джек, как только она сдалась, притворно опустив руки, признавая поражение.
И все же Ярдли не доверял этому голливудскому магнату с внешностью покорителя сердец. Американцы простились с ним и в сопровождении охраны растворились в сентябрьских сумерках, а он все гадал, кто же из этой пары настоящий актер.
Мими Харрисон встретила Джека Леонарда полгода тому назад, возле бассейна на задворках особняка, принадлежавшего продюсеру ее нового фильма «Отечество и слава». То была история вдовы, чьи сыновья сражались на разных фронтах, так как командование флота сочло, что так она меньше рисковала потерять обоих детей сразу. Но те отчаянно желали быть вместе, что привело к неотвратимой трагедии. Несколько лет назад, по дороге в Англию, Мими уже слышала похожую историю и согласилась на роль, даже не читая сценария.
То была слезливая мелодрама для женщин, из тех, что сделали Мими Харрисон звездой Голливуда. Она намеревалась стать великой актрисой театра, получив диплом колледжа Смит по специальности «История и сценическое искусство», работала на Бродвее, играя яркие роли второго плана в середине тридцатых и с неохотой сменив свое прежнее имя, Мэри Энн, звучавшее куда более сурово. Но на одном из вечерних спектаклей ее необычайное лицо в обрамлении темных волос привлекло внимание режиссера по подбору актеров, сидевшего в первом ряду, и ее пригласили на пробы без макияжа в Нью-Йорке, пройдя которые, она отправилась поездом на запад, в Лос-Анджелес. Там ее ждали новые кинопробы, на сей раз с гримом, за которыми последовали обесцвечивание веснушек и небольшое хирургическое вмешательство, узнав о котором, ее мать сгорела бы со стыда.
– Деточка, всего одна операция здесь тянет на рекорд, – заметил помощник костюмера, когда Мими указала ему на оставшийся рубец. Поборница правды, она чувствовала, что ее тело уже не на сто процентов такое же, как и прежде, и просто не могла скрывать это.
Первый день в студии стал для нее весьма насыщенным. За ней моментально приударил актер, игравший в популярных комедиях эпохи Великой Депрессии, и, по прошествии нескольких дней неотступных ухаживаний, она сдалась, согласившись на ужин в «Чейзен». После ужина, впрочем, ничего не последовало, и с этим ухажер категорически не желал мириться, но подобная реакция нимало ее не расстроила. В ее послужном списке уже значились успешные роли, и она была старше многих актрис, впервые оказавшихся в Голливуде, а потому была уверена в том, что ее бы не было здесь, если бы она не была особенной. Уступить ему от страха означало бы обесценить себя, ступить на путь падения. Так учил ее отец, выдающийся судья третьего окружного апелляционного суда, прививший ей любовь к верховой езде, искусству эпохи Возрождения и книгам Джейн Остен.
В первые несколько месяцев многие мужчины пытались соблазнить ее, провести с ней ночь – или даже меньше, если спешили на продолжение вечеринки, где на входе снова встречали ее, такую неприступную. Существовал лишь один человек, которого она должна была сделать счастливым – владелец студии, Монти Картрайт, в котором она с самого начала упорно и умело взращивала отеческие чувства, пока тот сам не поверил в то, что он и впрямь настоящий мужчина, особенно когда дело касалось Мими Харрисон.
Ее десятилетняя карьера в Голливуде была чрезвычайно успешной. Согласно условиям контракта, она могла сниматься в одном фильме в год на стороне, помимо этого в среднем успевая играть роли в четырех картинах студии, а значит, времени на светскую жизнь и отношения у нее почти не было. Гонорары в сорок тысяч долларов за фильм делали ее одной из самых высокооплачиваемых актрис во всем мире.
