Любимые не умирают - Нетесова Эльмира Анатольевна (читать книги онлайн полностью без сокращений TXT) 📗
— Дед! А чего тебя в наш барак сунули? — спросил старика Остап.
— Брехнули, будто у вас уже имеется такой же дурак как я! — ответил улыбчиво, простодушно. Колька мигом понял, в чей огород полетели камни.
— Слушай, старик! Ты на того мужика не наезжай. Не то мы тебе сковородку натянем на тыкву так, что ты свои музейные достопримечательности никогда не увидишь! Усек, старый хрен! И не темни! Знаем от «бабкарей», что влетел сюда за то, что к малолетке полез, а бабка вовремя спохватилась и засекла тебя старого козла, когда ты семилетнюю девчонку уже хотел испортить. Потому гнала тебя по деревне. И на весь суд, при всем народе опозорила тебя и поделом. Нет в нашем бараке падлы большей, чем ты! Отовсюду тебя выперли и поделом. Уж если кто выжил из ума, то только ты, старая плесень. Хиляй отсюда, гнилой мухомор, и не маячь на глазах. Подонков равных тебе в моем бараке не водится! — брезгливо сплюнул Остап.
Кольке нечего было добавить к услышанному. Он все понял и не разрешил деду лечь на шконку рядом, указал старому, как когда-то ему, на место под шконкой, рядом с пидером, какой попал в зону за изнасилование малолетки. Умерла та девчушка. За нее не простили насильнику зэки, превратив каждый день мужика в адские муки и унижения. Он давно проклял свою жизнь, звал смерть, просил забрать его поскорее. Но смерть не спешила, словно понимала, что этому человеку она может стать наградой, и не хотела ему помочь.
— Слушай ты, старый козел, если ты еще раз сравнишь меня с собою, клянусь своими яйцами, до воли не доживешь! — сказал Колька деду. Тот полез под шконку, поняв, что на зоне темнуха не проходит, а правда едино вылезет наружу.
— Эй, Николка! Хочешь чифира? — спросил сосед с верхней шконки.
— Нет, не балуюсь этим!
— Твое дело. А я уважаю,— причмокнул звонко. И добавил:
— Когда есть чифир, уже бабы не надо. А значит неоткуда ждать беду. Живи один, лови кайф. Жизнь такая куцая! Если ее испоганит баба, то вовсе обидно. Слышь, выскочишь из зоны, дыши сам. Это же так кайфово! Я только о том и мечтаю, о тишине и чтоб на тыщи километров никого вокруг.
— Ты от одиночества сойдешь с ума...
— Оно мне вылечит душу. Навсегда...
— От чего?
— От горя,— всхлипнул человек сверху.
Вскоре Колька узнал, что у этого человека в пожаре погибла вся семья. Сгорела вместе с домом. Троих детей не стало. Сгорели заживо жена и мать. Он слышал их крики. Ничем не мог помочь. Свихнулся. А за то, что не помогли соседи, спасали свои дома, расправился с ними. Всех убил. Как на суде доказывал, что это они из зависти подожгли его дом, дверь какого оказалась подпертой ломом. Он и теперь был уверен в своих подозрениях. Но ни подтвердить, ни опровергнуть было уже некому.
Колька сам не заметил, как изменила его зона. Он уже не спешил с кулаками в драку. Не сыпал бездумно оскорбления, умел выслушать и обдумать. Научился понимать боль другого и не спешил, как раньше, нанести удар первым. Он уже знал, что за незаслуженный удар может получить ответный, жесткий, сшибающий. Либо мог получить «трамбовку» от всего барака зэков, и тут никто его не стал бы щадить.
Колька ждал писем из дома. Уже через полгода он написал письмо Катьке. В нем почти извинился за случившееся. Сказал, что многое обдумал и пережил. Теперь уж, когда выйдет из зоны на волю, пальцем ее не тронет и не станет обижать бабу. Писал, что часто видит во сне вместе с Димкой, хотел посмотреть, каким он стал теперь и спрашивал, помнят ли его, корявого? Ведь вот теперь он стал совсем другим. Просил Катьку поберечь себя, дождаться, а уж он постарается дожить.
Он не писал о любви к жене. Но все тепло, какое осталось, вкладывал в каждую строчку. Он писал, выливая в письма все лучшее. Да и кому, как ни своим скажешь о пережитом, о мечтах на будущее. В письмах он спрашивал свою Оглоблю, как живут они с Димкой, какие у них проблемы, что нового произошло в жизни, как учится сын, и где работает Катька?
Он писал письма каждые три дня. Все ждал ответ. Но не получал. Колька ругал Оглоблю, обижался на нее, с месяц не писал, а потом не выдерживал и снова садился за письмо.
Конечно, о семье и доме он знал все от матери. Евдокия Петровна навещала внука и невестку по просьбе сына и, увидев их, узнав все новости, тут же сообщала Кольке.
Свекровь никогда ни о чем не просила Катьку, считала ее единственной виновницей того, что сын оказался на зоне и отбывает срок ни за что.
Евдокия всегда неохотно навещала Катьку с Димкой. И если бы ни просьбы сына, никогда бы там не появлялась. Она не прощала невестку, считала Катьку виновницей всех бед и несчастий сына.
Петровна была уверена, женись Колька на другой, его жизнь сложилась бы совсем иначе. Да, другая была. Но она ни в счет. Она оказалась хуже Катьки.
Нет, Евдокию ничто не притягивало к семье Кольки. Там ее не уважали, не любили, не ценили, а главное, не понимали и совсем не считались с нею. Это обижало больше всего, и женщина никогда подолгу не задерживалась в гостях у невестки, старалась поскорее вернуться в деревню, в свой дом.
Там ее всегда ждал Федя, спокойный, работящий человек, какой и минуты не мог посидеть без дела. Он не умел отдыхать и всегда находил для себя работу.
— Федя! Давай вместе кино посмотрим. Такой интересный сериал! Отдохни! Побудь со мной! — просила Евдокия. Человек соглашался, входил в дом. Присаживался к столу, торопливо ел. И вдруг вспоминал, что нужно проветрить сарай, просушить маты, собрать яйца из корзин, почистить стойло и выскакивал из дома, забыв, что обещал бабе побыть с нею.
Возвращался Федя домой затемно. Пропахший потом, сеном и навозом, он наскоро умывался, ел и валился под теплый бок женщины, вскоре засыпал, довольный, что и этот день не прошел впустую.
Это неважно, что руки к ночи обвисали плетями, а ноги гудели и не слушались, не сгибалась спина, а на голове в седых волосах застряло сено. Главное, вот и нынче успел перекинуть на сеновал сено и оно уже не намокнет и не сгниет под дождем. Что кормушки у коров и свиней отремонтированы, вычищено стойло и катухи у свиней. Молоко и яйца сданы приемщикам, а значит, можно рассчитывать на хорошую прибыль в конце месяца, купить Петровне новые сапоги, импортные, не хуже чем у городского бабья. Ведь они живут бездельницами, не зная деревенских забот. А вот его женщина целыми днями в огороде ковыряется. Полет, окучивает, поливает, скоро опять заготовками займется. Без них как прожить зиму? Вот и трещит подвал от банок, кадушек, выварок, все впрок...
Федор всю свою жизнь прожил в работе и в заботах. А потому всегда старался, чтобы в его доме был порядок и достаток. Он любил свои кладовки и подвалы. Все лето забивал их всякой всячиной. Уж чего там только не было! Копченые окорока и домашняя колбаса, сало и рыба, банки с огурцами и помидорами, перцем и грибами. Подвалы, забитые картошкой и капустой, морковкой и свеклой, яблоками и грушами, вареньем всех сортов, радовали взгляд хозяина. Даже чердак над домом был увешан березовыми вениками, всякими травами, мешочками с орехами. Все здесь хранилось надежно, ничто не плесневело и не гнило.
Даже в колодце всегда охлаждались молоко и сметана, сливки. Хозяева все имели со своего подворья и нечасто бывали в магазине. Евдокия была отменной хозяйкой и Федор, давно зная бабу, радовался, что уговорил Петровну в жены. Они были похожи во многом. Оба бережливые, работящие, никогда не любили шумных праздников и множества гостей, сами не ходили в гости, предпочитали отмечать свои даты только в своем доме, и вдвоем. Лишь в одном они не были похожими, Федор, не скупясь, помогал своим детям и внукам. Петровна лишь изредка баловала семью сына. Она иногда позволяла себе отдых, смотрела передачи, фильмы по телевидению. Федю и на привязи невозможно было удержать. Он не признавал телик, книги и газеты, никогда не слушал музыку, не глазел на картины, не знал и не мог отличить друг от друга работы известных художников. Он ничего не слышал о Сократе и Платоне, но был безмерно счастлив в своей пещерной дремучести, где все было понятно и знакомо до мелочей.
