Глаз бури - Мурашова Екатерина Вадимовна (читать полностью бесплатно хорошие книги .TXT) 📗
– Но сама-то Софи любит этого… Безбородку?
– Разумеется, любит! – без тени сомнения заявила Элен. – Во всяком случае, до встречи с вами никаких вопросов по этому поводу не возникало, и обсуждалась лишь приемлемая для всех дата венчания. Пожалуйста, постарайтесь меня понять, – Элен подошла к креслу, в котором сидел Туманов, и вдруг взяла его огромную грубую руку в свои – розовые и мягкие – ладони. Старый слуга пошевелился и отчетливо проскрипел заржавевшими от времени суставами. – Софи – человек страстей. Разумеется, если сравнивать по этому признаку, то вы сто очков вперед дадите Пьеру Безбородко. Но для того, чтобы эти страсти не погубили ее, ей как раз и нужен Пьер. Она будет жить с ним, писать романы (поверьте, это хорошо у нее получается!) и тем самым безопасно для себя и для окружающих ее людей…
– Елена Николаевна! – с ноткой отчаяния воскликнул Туманов. – Вы сами-то верите в то, что говорите?!
– Безусловно, да! – кивнула Элен и глянула на сидящего в кресле мужчину с недоумением. – Зачем бы иначе я стала это говорить? Врать вам? К чему? Я полагаю, только будучи предельно с вами честна, я могу рассчитывать на отклик с вашей стороны. Я ошибаюсь? К тому же… – Элен потупилась и против воли чуть сильнее сжала руку Туманова. Он осторожно, чтобы не испугать, ответил на пожатие, поощряя молодую женщину говорить далее. – К тому же… мне не очень удаются обычные женские игры… Никогда не удавались…
– В этом и состоит ваша прелесть, – твердо ответил Туманов. – Я тоже буду с вами откровенен. Но сначала – вопрос. Вы, замужняя женщина из общества, в одиночку пришли сюда, втайне от Софи, и от мужа… от всех. Афанасий, как я понимаю, будет молчать даже под пыткой, но есть ведь и другие возможности. Если о вашем посещении моего заведения узнают… Почему вы хотя бы не попытались вызвать меня запиской… куда-нибудь в нейтральное место?…
– Не думайте, что я так уж наивна. Прежде чем решиться… Я кое-что знаю о вас. Никакая записка от незнакомой женщины не заставила бы вас… Простите, но вы сами вынудили меня… женщин в вашей жизни и так больше, чем достаточно, это всем известно! И это еще один довод за то, чтобы оставить в покое Софи. Зачем вам она, если женщины всех сословий и так вешаются вам на шею!.. Да, если мой визит сюда откроется, моя репутация… и мой муж… – Элен побледнела еще больше, хотя на первый взгляд это казалось уже невозможным. – Но это, я полагаю, не ваше дело! Я пришла сюда, потому что я люблю Софи и желаю ей счастья. Я много думала, но я не вижу никаких путей, следуя которым она могла бы быть счастлива – с вами!
Туманов долго молчал, потом осторожно высвободил свою руку из ладоней Элен, поднес одну из них к губам и поцеловал. Элен вздрогнула.
– Я совершенно с вами согласен, Елена Николаевна, – севшим голосом сказал Туманов. – Но я не знаю, можно ли теперь что-то сделать… Впрочем, одну вещь я могу сделать прямо сейчас. Подождите минуточку.
Туманов вышел из комнаты. Элен растерянно смотрела на свою ладонь. Афанасий за ее спиной откашлялся и собрался что-то сказать.
– Молчи! Молчи! Молчи!!! – шепотом закричала Элен.
Туманов действительно вернулся через несколько минут. В руках он держал довольно большой коричневый конверт.
– Ваш муж – Василий Головнин? – уточнил он. Элен беззвучно кивнула. – Тогда возьмите вот это. – Туманов почти насильно вложил конверт в ослабевшие руки.
– Что это? – прошептала Элен.
– Это векселя. Векселя вашего мужа. Я дарю их вам за вашу смелость и преданность дружбе. Вы не сильны в уловках, поэтому вот совет старого мошенника. – Туманов заговорщицки подмигнул Элен. – Этот конверт вам следует припрятать и мужу до поры до времени не показывать. Пусть думает, что векселя по-прежнему у меня. Когда-нибудь, не дай Бог, конечно, но этот конверт может оказаться тузом у вас в рукаве…
– Я плохо играю в карты… – несчастно улыбаясь, обморочным голосом сострила Элен.
Туманов оценил мужество, с которым она перенесла нанесенный ей удар, и сам, лично, проводил до выхода. Мартынов, которому Федька не без удовольствия передал угрозу хозяина, переминался с ноги на ногу и отводил глаза.
– Вы можете обещать мне… – едва слышно прошептала Элен, снизу вверх заглядывая в непроницаемые глаза.
– Обещать, увы, Елена Николаевна, не могу, – ответил Туманов. – Но я попытаюсь…
– Спасибо вам… за все…
Когда Элен оказалась на тщательно разметенном, мощеном плиткой тротуаре, Афанасий облегченно вздохнул и размашисто перекрестился.
Уже усевшись в извозчицких санях (ехать в игорный дом в собственном экипаже Элен попросту не решилась), старик пробормотал себе под нос, но, впрочем, довольно громко:
– Вы меня, леди, простить должны. Я никогда того не скрывал, что эта ваша подруга Софья Павловна у меня всегда под подозрением оказывалась. Даже и в детских годах бывала излишне для барышни дерзка, а уж о дальнейших катавасиях и говорить нечего. Да и папаша ее, хоть и хорошего рода, а вон какую штукенцию выкинул…
– Афанасий, молчи! – Элен поморщилась и прижала руки к вискам, но слуга не обратил на ее слова внимания и докончил свою мысль со свойственной глубоким старикам упрямой обстоятельностью:
– То есть, сомнений никаких нету, что барышня изначально и в роду со странностями. Но даже и про нее подумать было невмочь, чтоб она на такого страшенного урода, да в таком общественном положении польстилась… Воистину, неисчислимы, Господи, твои произмышления!
Элен обернулась и внимательно поглядела на старика. В глазах ее блестели слезы.
– Ты ничего не разобрал, Афанасий! – тихо сказала она. – Это не в упрек, а потому, что ты мужчиной родился. Да, он страшно, болезненно некрасив, и похож на огромного беспородного пса, сорвавшегося с неведомой цепи… Он уродлив, опасен, умен… Но это-то и влечет к нему… Всех, всех… И Софи, конечно, тоже… А он… Что он к ней? Понять невозможно, но как хочется верить… И бедный, бедный Петр Николаевич!
Января, 2 дня, ввечеру.
Слава Христу нашему Вседержителю, нынче уж все позади! Славься, славься, славься!
Такого празднества у нас в Доме еще не бывало, это я могу где угодно засвидетельствовать. Все фантазии барышни Софьи хозяин воплотил со скоростью невероятной и с такой тщательностью, каковая только оказалась возможной. Глядя, как все вокруг преображается на глазах, поневоле принимая в том предеятельное участие и сталкиваясь с барышней Софьей едва ли не поминутно то здесь, то там, ловил себя порою на противоречивых чувствах.
Сейчас она мила, румяна и весела, хлопоты красят ее, а глаза горят под стать новогодним фонарикам. Но что ж потом, в перспективе? Думает ли она о том, или гонит прочь докучливые, трезвые мысли? Кто ж подумает за нее? Где, в конце концов, запропастился этот ее жених-поэт? Почему не приедет за ней, не заберет с шумом-скандалом из места, где незамужней девице и минуты-то быть невмочь ни с которой стороны, как ни глянь?! Что ж не торопится? Кабы потом и поздно не стало…
Пробовал говорить обо всем этом с хозяином, но удостоился лишь тумака, правда, по моему опыту – не от души, а так, чтоб только отвязался. Хозяин бегает в совершенном раже, словно лихорадка от ран догнала, водки почти не пьет, а все время – будто пьяный.
Однако, уместно будет описать здесь выполненные к балу приготовления, ибо они того, на мой взгляд, стоят.
По первости, задолго еще, хозяин нас всех собрал и на двоих с барышней Софьей объяснил, что к чему, и что где будет. Из их объяснений, честно сказать, мало кто из работников что понял. Я-то, по счастью, грамотен и успел соответствующую книгу почитать. А остальные уж так – по смекалке. Какие-то разъяснения давал слугам по ходу дела нечестивец Иосиф, но то все, полагаю, больше ему в развлечение, и не в строку делу, а лишь в надсмехание одно, как у него и водится.
В главном зале Дома, там, где поверху идет галерея, а в потолок встроен стеклянный фонарь, к новогоднему вечеру был мастерски устроен лес под названием Карлион. По легенде древних англичан именно в этом местечке поселился могучий король Артурус со своими рыцарями, один из которых как раз на картине в покоях хозяина и нарисован. В лесу у нас росли деревья в кадках, ветви были усыпаны искусственным снегом (который химик из чего-то зеленого изготовил), вокруг развешаны гирлянды фонарей и устроены всяческие причуды, вроде медвежьей берлоги (со спящим в ней медведем), чучелами зайцев под елкой, живыми клестами, снегирями и синицами на ветвях, специальной катальной горкой (тот же химик покрыл железо каким-то составом и оно стало скользким ничуть не хуже льда). В ветвях деревьев горели ароматические свечи, а потолок был украшен разноцветными фонариками и большой лампой, которые изображали звезды и луну соответственно. В центре леса располагался продолговатый пруд, покрытый припорошенным «снегом» стеклом, а в нем, как бы подо льдом, плавали золотые и красные пучеглазые рыбы с вуалевыми, полупрозрачными хвостами, росли водяные растения и ползали огромные улитки. В ресторане разместился Камелот – дворец самого Артуруса, с огромным круглым столом посередине, за которым отводились места для наиболее почетных гостей. По краям зала живыми изгородями в ящиках и виноградными лозами были отделены кабинеты, буквально нашпигованные всякими диковинками. Цветы на Сенной, надо думать, мы скупили все до последнего горшка и букета. Право, не знаю, как относился к цветам этот древний король, но барышня Софья их явно предпочитает всем иным украшениям.
Прямо посередине круглого стола стоял огромный закопченный котел, который Артурус по легенде привез, как я понял, из самого царства мертвых (Господи, прости!), а у нас Федька отыскал на чердаке в числе прочего никому не нужного барахла. Что варили в том котле англичане, я понять не сумел, у нас же, в полном соответствии с «адской» традицией (Свят, свят, свят!), в него в решительный момент наливали и поджигали пунш.
Вся эта староанглийская дребедень должна была оказаться для гостей сюрпризом.
С меню тоже было множество тревог и волнений. Накануне кто-то сболтнул мосье Жаку, что инкогнито, в масках ожидаются на карнавал господа и дамы из высшего общества, чуть ли не императорской фамилии. После этого достойный кулинар впал в такое неистовство, что в дополнение к уже закупленным припасам пришлось последовательно посылать на рынок и в магазины четверо саней друг за другом, с уточнением списка потребного. Когда Жак собственноручно готовил блюда для главной перемены, поварята ходили вокруг на четвереньках, чтобы не попадаться маэстро на глаза или под черпак.
Множество мелочей, как и всегда, делалось в последний миг, что-то где-то не склеивалось и не состыковывалось, два последних дня я почти не спал, и к самому времени праздника мечтал лишь о том, как бы вытянуться в самой распоследней кладовке и закрыть глаза, под веки которых, казалось, проказливой рукой сыпанули щедрую горсть песку.
Хозяин и барышня Софья, напротив, смотрелись бодрыми и возбужденными, успевали повсюду и между собой ладили удивительно хорошо. Михал Михалыч во всем с Софьей соглашался и велел делать по ее слову. Ей это, конечно, было лестно.
Впрочем, в самом начале праздника состоялся у меня с хозяином памятный в свете последующих событий разговор.
Когда хозяин, с огромным бутафорским мечом, препоясанный ради маскарада какой-то ужасной звериной шкурой, встречал разряженных гостей, барышня Софья еще хлопотала где-то по устройству. По словам хозяина, они с ней еще прежде договорились, что на самом празднике она будет держаться в стороне и привычно развлекаться своим блокнотиком, чтобы не чинить себе компрометациев. «Отчего ж она не могла маску одеть и веселиться? – спросил я. – Вон их вокруг сколько. Кто ж узнает?» – Хозяин пожал плечами и задумался, словно этот простой вопрос только что пришел ему в голову.
– Она сама так сказала, – со странной в нем медлительностью пробормотал он (обычно хозяин в своих словах и решениях быстр и импульсивен, что часто ему самому во вред идет). – А ты думаешь – ей надо?
– Я думаю, что Софья Павловна при всем ее уме и особенностях есть хорошенькая молодая девица двадцати с небольшим лет, – со всей возможной почтительностью ответствовал я, отодвигаясь на всякий случай подале. – Со всеми соответствующими ее возрасту и статусу желаниями и потребностями. Отчего ж нам полагать иначе?
– Да ты гляди, как она от всех отличается! – с горячностью воскликнул хозяин. – В ней же ничего этакого… расфуфыренного нет! Она… она как цветок-подснежник!
У меня от подобного лирического оборота даже дух захватило. Сколько лет хозяина знаю, никогда он подобным образом ни по какому поводу не выражался.
Однако, мыслей и наблюдений моих это отчетливое и неожиданное впечатление отнюдь не сбило, ибо четкость и последовательность в умственных упражнениях вполне заменяют силу и остроту. Так говаривал мой достойный батюшка (мир праху его!), и сам я в том за жизнь убеждался уже неоднократно.
Барышня Софья и впрямь выделялась из толпы собравшихся гостей. Выделялась в основном простотой наряда и отсутствием всяческих ухищрений, каковые женский пол издревле использует для украшения собственной, пусть даже совершенно незначительной в натуральном виде персоны. Простенькое голубое платье с кружавчиками на воротнике и лифе, нитка жемчуга на шее – вот и весь ее наряд. Поскольку на бал к нам в этот раз собрались люди действительно общественно значимые, то и наряды их выглядели соответственно рангу. Обычные и карнавальные наряды и маски поражали разнообразием и тонкой украшенностью (ничто не сверх меры! – в этом ловкое отличие света от тех же купчин, к примеру). Бриллианты скромно сверкали, жемчуга усыпали замысловатые прически, маски Коломбин и средневековых дам почти незаметно украшены были россыпью мелких рубинов и аметистов. Далеко не все прятались под масками. Собрание открытых взору лиц внушало мне всяческое почтение и гордость за наше заведение. Хозяин же в своем странном ослеплении не замечал очевидного – барышня Софья, при всей моей к ней любви и уважении, на нынешнем сложившемся фоне смотрелась дурнушкой, едва ли не бедной родственницей красивых и удачливых вельмож, собравшихся в волшебном лесу, чтобы от души повеселиться. Да, если посмотреть правде в глаза, она таковой и являлась – учительница в земстве, подрабатывает уроками, наверняка не каждый день досыта ест. Что ж сказать о нарядах и украшениях? И куда подевался, к чертям собачьим (зачеркнуто) (прости, Господи, раба своего, на язык невоздержан!) этот жених?! Чего он ждет?!
Среди гостей сразу выделялась одна маска. Это был настоящий рыцарь в сверкающих доспехах. Про амуницию его даже сразу и не разберешь – подделка или настоящее. Во всяком случае, меч в разукрашенных ножнах, с большим бериллом в рукояти, смотрелся вполне внушительно. Увидев его впервые, я, помнится, подумал: Как же он в самую точку догадал-то? Неужто совпадение? Да вряд ли так. Не иначе, как кто-то из нашей обслуги секрет празднества и разболтал. Предупреждали накрепко, и за своих людей я уверен, но кто ж из шляпниц-вертихвосток откажется без всяких трудов лишний рубль заработать?
Шлем рыцарь не снимал и лица его никто не видел. Дамы шептались и махали веерами, как мельницы под восточным ветром. Ходили упорные слухи, что где-то в маскараде скрывается один из великих князей. Может, он и есть – рыцарь? Улучив момент, я спросил у хозяина, кто, по его мнению, этот буквально отсвечивающий в глаза гость.
– Я думаю – Константин Ряжский, – сразу же откликнулся хозяин. – Он наверняка здесь, почему – не рыцарь?
– Откуда ж он узнал про Камелот и Артуруса?
– Да у него здесь свой купленный человечек наверняка имеется, – равнодушно заметил Туманов. – А в его клубе – у меня. Сочтемся… Я вот больше на ту маску интересуюсь, – он глазами указал на даму в черно-красном домино и полностью скрывающем волосы колпаке. – Она с меня просто взгляд не сводит. Прямо аж мурашки по шкуре. Сперва думал, графиня К., так у той я походку знаю. Вроде, не она. Хотя с нее станется и походку сменить…
Поскольку рассеять его сомнения я не сумел, то разговор сам собой прекратился.
Праздник тем временем шел своим чередом. Из блюд особенное восхищение вызвали осетры и огромные щуки, запеченные целиком, и фаршированные различными начинками. Их подавали на специальных серебряных блюдах. После обильных столов одно увеселение сменяло другое, в разных залах играло два оркестра, пели непременные цыгане с Песков (Бог весть, как это сочетается с Артурусом, но уж больно хозяин цыган уважает). Тенор Димитрий и цыганка Маня, неподражаемо исполнившая «Густолиственных кленов аллея» и «Тебя ль забыть», снискали бурные и продолжительные аплодисменты, а дирижер хора Шишкин выступил как гитарный виртуоз и был за то всячески обласкан дамами и девицами.
Среди прочего был модно задуман и благотворительный аукцион в пользу недавно открытого на Стрельнинской улице Дома трудолюбия Петровского общества вспоможения бедным. Заране, по предварительному известию, будущие участники карнавала пожертвовали для аукциона различные дамские украшения и произведения искусств, в том числе весьма недурственные и дорогие. На празднике все это должно было быть продано в публичном аукционе, а вырученные деньги пойдут на благое дело (если, конечно, как это у нас водится, не разворуют по дороге). До карнавала пожертвования хранились в специальной комнате под замком, а подлинную жемчужину образовавшейся коллекции – рубиновое колье с аметистами, которое пожертвовал аноним (не светлейший ли князь?), хозяин от греха подальше хранил в своем собственном сейфе.
Задумка с аукционом всем без исключения казалась приятственной и благородной. И кто ж мог угадать заранее, как повернется дело?!
