Том 7. Моникины - Купер Джеймс Фенимор (читать книги без регистрации txt) 📗
Я забыл упомянуть, что рано утром мы получили уведомление об изъятии дела из ведения пажей и передаче его на рассмотрение Верховного Уголовного Суда Высокопрыгии.
У двери нас встретил бригадир Прямодушный, где мы тотчас оказались среди десятка угрюмых и засаленных адвокатов, явно желавших за обычную мзду выступить в защиту чужестранца. Но я решил, если дозволит суд, сам защищать капитана, так как меня томило предчувствие, что спасти нас может лишь напоминание о законах гостеприимства, а не юридические тонкости, к которым могла бы прибегнуть защита. Однако бригадир выразил желание помочь мне без всякого вознаграждения, и я не счел возможным отказаться от его услуг.
Не стану описывать выход суда, процедуру отбора присяжных и чтение обвинительного заключения, ибо, когда дело идет всего лишь о внешней форме закона, между цивилизованными странами нет существенной разницы: все они рядятся в одну и ту же видимость правосудия. Первый пункт обвинения (к несчастью, их было два) гласил, что Ной злоумышленно покусился на королевское достоинство, пустив в ход «палки, кинжалы, мушкеты, фальконеты, духовые ружья и прочее запрещенное законом оружие, а главное — язык, то есть прямо в лицо его величеству заявив, что его величество обладает памятью, и т. д., и т. п.». Второй пункт, повторив преамбулу первого, обвинял честного охотника на котиков в том, что он «в нарушение закона, в поругание нравов и общественного порядка преступным образом оскорбил ее величество королеву, заявив, что ее величество не обладает памятью», и т. д., и т. п. На оба эти обвинения защита ответила: «Не виновен».
Мне следует оговориться, что мы с бригадиром Прямодушным оба заявили о своем праве защищать Ноя по старинному закону Высокопрыгии в качестве его ближайших родственников — я, как собрат-человек, а бригадир — через усыновление.
Когда все предварительные формальности были выполнены, генеральный прокурор приготовился излагать доказательства, но тут встал мой коллега Прямодушный и заявил, что он желает сберечь драгоценное время суда признанием фактов и что защита намерена всецело опираться на закон. Он напомнил, что, согласно законоположениям Низкопрыгии, присяжные правомочны выносить суждение о применимости закона, а не только о фактах, и что он и его брат Голденкалф вполне готовы доказать, что в этом деле закон на их стороне. Суд принял это заявление, и факты были сообщены присяжным как доказанные, хотя главный судья указал по этому поводу, что в одном смысле присяжные, несомненно, правомочны выносить суждение о применимости закона, но что, помимо этого, есть и другой смысл, согласно которому они не правомочны судить об этом, в чем с ним не согласился барон Длиннобородый. Последний заявил, что присяжные правомочны судить о применимости закона как раз в упомянутом «другом смысле», но не в вышеуказанном «одном смысле». Как только это затруднение было улажено, генеральный прокурор встал и начал обвинительную речь.
Вскоре стало ясно, что наш противник обладает весьма глубоким философским умом. Он начал с живого и яркого описания мира до разделения его обитателей на нации, племена и роды, когда мир в своем развитии дошел еще только до человека, то есть до стадии куколки. Далее он показал, как люди постепенно образовали общины и подчинились законам цивилизации, или, иначе говоря, общества. Затем он слегка коснулся различных ступеней развития человеческих учреждений и мало-помалу добрался до основных принципов того общественного строя, какой существует у моникинов. Выдвинув несколько общих положений, непосредственно связанных с этим предметом, он перешел к той части указанных основных принципов, которые имеют касательство к правам монарха. Он разделил их на «королевские прерогативы», «права королевской особы» и «права королевского сознания». Тут он опять весьма успешно сделал несколько обобщений — настолько успешно, что никто из его слушателей уже понятия не имел, к чему он клонит. И вот тут он вдруг яростным логическим броском устремился на последнюю часть королевских прав, как непосредственно связанную с существом дела.
Он с блеском доказал, что та часть королевских прав, на которую главным образом покусился подсудимый, связана именно с правами королевской совести. — Атрибуты королевского сана, — указал глубокомысленный юрист, — нельзя рассматривать подобно личным качествам подданных. В священной особе короля сосредоточены многие, если не все драгоценные привилегии моникинов. В политическом смысле особа короля не может ошибаться, отсюда — ее официальная непогрешимость. Подобная персона не нуждается в обычных способностях моникинов. К чему, например, совесть или сознание государю, который никогда не ошибается? Дабы облегчить бремя возложенных на его особу государственных дел, закон передал вышеупомянутые способности на хранение другому лицу. Хранителем сознания его королевского величества, как известно всей Высокопрыгии, является старший двоюродный брат короля. Память же меньше всего имеет значение для особы, не обладающей сознанием. И хотя не существует особого закона или статьи конституции, освобождающих монарха от обладания памятью, однако, поскольку у него нет нужды обладать данной способностью, вполне закономерно полагать, что ее у него совсем нет.
— Господа, — продолжал генеральный прокурор, — простота, ясность и последовательность, которые необходимы всякому хорошо устроенному уму, потерпели бы ущерб, если бы сознание его величества было загромождено подобным образом, и государство пострадало бы. Король царствует, господа, но он не управляет. Это основной принцип нашей конституции. Нет, более того: это незыблемый оплот наших свобод! Господа! Царствовать в Высокопрыгии не трудно. Для этого требуется всего лишь право первородства, понимание разницы между царствованием и управлением и политическая умеренность, неспособная нарушить равновесие государства. Другое дело — управлять. Помимо вышеупомянутых мелочей, его величеству не требуется управлять решительно ничем, даже самим собой. Иначе обстоит дело с его старшим двоюродным братом. На это высокое должностное лицо возложено управление государством. Уже на заре существования монархии выяснилось, что для того, кто обязан одновременно царствовать и управлять, едва ли достаточно одного-единственного сознания или одной совокупности умственных способностей. Мы все знаем, господа, сколь недостаточны наши собственные способности даже для достижения личных целей, сколь трудно нам бывает сдерживать самих себя без иного подспорья, кроме нашего собственного разума, совести и памяти. И мы понимаем, как важно наделить того, кто управляет, дополнительным набором указанных способностей. Вот почему обычное право — не статутное право, господа, каждый закон которого часто несет на себе печать несовершенства отдельно взятого моникинского разума, след того конкретного хвоста, от которого он исходит, но обычное право, этот признанный сосуд здравого смысла всей нации, издавна установило, что старший двоюродный брат его величества должен быть хранителем сознания его величества, и, в силу неизбежного юридического толкования, он же должен быть наделен совестью его величества, разумом его величества и, наконец, памятью его величества. Таковы, господа, положения закона. В дополнение к этому мне легко доказать целой тысячей фактов, что не только король Высокопрыгии, но и большинство других государей, как ныне, так и всегда, не имеют и не имели памяти. Обладание этой обременительной способностью, можно даже сказать, несовместимо с королевским саном. Будь монарх наделен памятью, то, вспоминая, что он родился как всякий другой и так же обречен умереть, он мог бы забыть свой высокий сан; призраки прошлого могли бы тревожить его, и даже самое его достоинство было бы поколеблено и ослаблено живым представлением о том, как и откуда произошел его королевский род. Будь монарх наделен памятью, то обещания, обязательства, привязанности, обязанности, принципы и даже долги могли бы помешать надлежащему выполнению его священных обязанностей. Поэтому с незапамятных времен и было решено, что его величество совершенно свободен от разума, совести и памяти, как законное следствие того, что он лишен сознания.
