Том 7. Моникины - Купер Джеймс Фенимор (читать книги без регистрации txt) 📗
Я не буду останавливаться на последовавших обычных поздравлениях и изложу лишь мой краткий разговор с бригадиром.
— Сэр, — спросил я его, едва прелат произнес «аминь», — как же это так? Я сам видел документ, свидетельствующий, что этот союз одобрен по соображениям, о которых вовсе не упоминалось во время церемонии.
— Этот документ не имеет никакого отношения к церемонии.
— Однако церемония отвергает соображения, перечисленные в документе.
— Эта церемония не имеет никакого отношения к документу.
— По-видимому! И все же и тут и там дело идет об одном и том же торжественном согласии на брак.
— Видите ли, сэр Джон Голденкалф, сказать по правде, у нас, моникинов (ибо в этом между Высокопрыгией и Низкопрыгией никаких различий нет) все, что мы говорим и делаем, определяется двумя различными принципами, которые можно назвать теоретическим и практическим (их можно было бы обозначить как нравственные и вненравственные). С помощью первого мы управляем всеми нашими интересами, вплоть до конкретного их воплощения, которое всецело подчиняется второму. Возможно, в этом словно бы проглядывает некоторая непоследовательность, но наиболее сведущие из нас утверждают, что эта система действует хорошо. Несомненно, вы, люди, в своих взаимоотношениях умеете избегать подобных противоречий.
После этого я направился принести свои поздравления новобрачной, которая стояла, опираясь на руку вдовствующей графини Балаболо, дамы весьма достойного и величественного вида. Едва я приблизился, как официальное выражение стыдливой скромности на лице прелестной юной графини сменилось искренней радостью и, повернувшись к своей свекрови, она объяснила, что я — человек! Любезная старая дама заговорила со мной весьма милостиво и осведомилась, вкусно ли меня кормят и не ошеломлен ли я множеством всего для меня нового и непонятного, что я увидел в Высокопрыгии. Затем она сказала, что я, вероятно, очень благодарен ее сыну, соблаговолившему привезти меня в их страну, и пригласила посетить ее как-нибудь утром.
Я поклонился в ответ и вернулся к бригадиру в надежде быть представленным архиепископу. Однако до того, как описать свою беседу с этим благочестивым прелатом, следует упомянуть, что семья Балаболо удалилась немедленно по окончании поздравлений, и больше мне уже не довелось увидеть кого-либо из них. Но раньше, чем я покинул моникинские края, — а это произошло приблизительно через месяц после описанной свадьбы, — до меня дошли слухи, что благородная пара живет врозь не то из-за выяснившегося несходства характеров, не то из-за какого-то гвардейского офицера, — этого я в точности так и не узнал. Однако их поместья так хорошо подходили одно к другому, что в общем этот брак оказался настолько счастливым, насколько можно было ожидать.
Архиепископ принял меня с большим профессиональным благоволением, и наш разговор, естественно, перешел на сравнение религиозных систем Великобритании и Высокопрыгии. Он был очень доволен, узнав, что у нас есть государственная церковь, и, думаю, именно поэтому обходился со мной настолько как с равным, насколько это возможно с существом иного вида. Я почувствовал значительное облегчение, так как в начале беседы он слегка прощупал, насколько я тверд в доктрине, и мне показалось, что некоторые из моих ответов заставляли его хмуриться: я ведь не слишком тверд в подобных вопросах, поскольку дела церкви никогда меня не интересовали. Но когда он услышал, что у нас в самом деле есть государственная религия, он, видимо, вполне успокоился и в дальнейшем даже не спросил, язычники мы или пресвитериане. Когда же я сказал ему, что и у нас есть церковная иерархия, добрейший старик прелат начал так трясти мне руку, что я даже боялся, как бы он ее не оторвал и не причислил меня к лику блаженных тут же на месте.
— Мы когда-нибудь встретимся на небе! — воскликнул он в священном восторге. — Люди или моникины, разница, в конце концов, невелика. Мы встретимся на небе, и притом в высших его сферах!
Читатель, наверное, поймет, что я, никому не ведомый иностранец, был весьма польщен таким отличием: отправиться на небо в обществе архиепископа Высокопрыгии само по себе было немалой честью, но удостоиться такого внимания с его стороны при дворе — этого, поистине, было достаточно, чтобы поколебать убеждения самого строгого философа. Я только все время побаивался, что он перейдет к подробностям. Тут и обнаружит расхождения по каким-либо важнейшим принципам, после чего его восхищение поостынет. Например, спроси он. сколько хвостов носят наши епископы, я стал бы в тупик: насколько я помню, знаки сана у них иные. Но почтенный прелат вскоре дал мне свое благословение, настойчиво приглашая меня побывать до отъезда в его архиепископском дворце, обещал послать со мной в Англию несколько своих трактатов и затем поспешно удалился, так как должен был, по его словам, подписать приговор об отлучении от церкви одного строптивого пресвитера, который в последнее время смущал покой церкви новой ересью, которую он называл «благочестием».
После ухода священной особы мы с бригадиром еще некоторое время беседовали о религии. Он сообщил мне, что моникинский мир разделен на две более или менее равные части, старую и новую. Последняя долго оставалась необитаемой, и лишь несколько поколений назад некоторое количество моникинов, слишком полных достоинств, чтобы жить в Старом Свете, все вместе эмигрировали и обосновались в Новом. Впрочем, бригадир признал, что эта версия принята в Низкопрыгии, жители же старых стран единодушно утверждают, будто это они населили новые страны, отправив туда всех тех, кто был недостоин оставаться на родине. Сам бригадир не придавал особого значения этой маленькой неясности а истории Нового Света, так как подобные пустячные расхождения всецело зависят от личности историка.
Высокопрыгия отнюдь не была единственным старым моникинским государством: среди других, например, можно назвать Подпрыгию и Спрыгию, Перепрыгию и Недопрыгию, Дальнопрыгию и Близкопрыгию, Околопрыгию и Запрыгию. Каждая из этих стран имеет свою государственную церковь, но в Низкопрыгии, созданной на другой социальной основе, государственной церкви нет. Бригадир в общем находил, что при наличии этих двух систем страны с государственной церковью пользуются репутацией высокорелигиозных, зато страны без подобной церкви обладают истинной религиозностью, хотя и не могут похвалиться репутацией в этом отношении.
Я спросил бригадира, не считает ли он, что установление государственной церкви способно благодетельно укреплять истину, подавляя ереси, пресекая непотребные богословские бредни и вообще ограничивая новшества. Мой друг не вполне согласился со мной, но откровенно признал за государственной церковью ту пользу, что она может спасти две истины от столкновения, разделив их. Так, государственная церковь Подпрыгни поддерживает ряд религиозных догматов, противоположных тем, которые признает государственная церковь Спрыгни. Разъединение этих истин, несомненно, способствует религиозной гармонии; проповедники того и другого толка получают возможность обратить все свое внимание на грехи паствы, вместо того, чтобы изобличать в грехах друг друга, как это бывает, когда приходится бороться с враждебными интересами.
Вскоре король и королева разрешили всем удалиться. Мы с Ноем выбрались из толпы, не повредив наших хвостов, и расстались в дворцовом дворе. Капитан отправился в постель грезить о завтрашнем суде, а я пошел с судьей Другом Нации и бригадиром, чтобы по их приглашению закончить вечер ужином. Однако сначала мне пришлось болтать только со вторым из них. Впрочем, судья сначала удалился в свой кабинет, чтобы составить для своего правительства депешу касательно событий этого вечера и оставил нас с бригадиром занимать друг друга.
Бригадир довольно едко отозвался о том, чему мы были свидетелями в королевском зале. Как республиканец, он не прочь был иной раз пройтись насчет нравов владетельных особ и дворянства. Впрочем, я должен отдать справедливость этому достойному, честному моникину, сказав, что он был безусловно выше пошлой враждебности, свойственной многим представителям его общественного слоя и проистекающей просто из того, что все они сами не могут быть королями и дворянами. Пока мы дружелюбно беседовали, непринужденно расположившись по-домашнему, — бригадир при своем обрубке, а я — отцепив свой хвост, — к нам присоединился и судья Друг Нации с незапечатанной депешей в руках. К моему великому удивлению, ибо я считал, что дипломатические послания не предназначены для чужих ушей, он прочел нам ее вслух. Однако судья заметил, что в данном случае по двум веским причинам незачем соблюдать секретность: во-первых, он вынужден был поручить снятие копии местному писцу. Его правительство придерживается благородной республиканской экономии, полагая, что, в случае осложнений, если тайны корреспонденции выплывут наружу, у него во всяком случае останутся сбереженные деньги и будет на что улаживать дело. Во-вторых, он знает, что правительство само опубликует его донесение, как только получит его. Со своей стороны, он бывает рад, когда его труды публикуются. При таких обстоятельствах я даже попросил разрешения снять копию для себя и ниже привожу ее дословно:
