После войны (СИ) - Кузнецова Дарья Андреевна (книги без сокращений .txt) 📗
Нет, кикиморе я сейчас верил. Проще поверить в то, что она решилась попросить о помощи, нежели в то, что оная просьба — хитрый и коварный план. Духи существа простые и прямолинейные, это же не люди.
Стало быть, в глухой, забытой людьми и богами деревушке на болотах поселился опытный доманский офицер и ставит эксперименты над местными жителями. И это всё почти через год после победы. Звучит жутковато, но правдоподобно.
— А что с людьми? — подал я голос. — Их он тоже убивает?
— Не могу сказать, — замешкавшись с ответом, кикимора покачала головой. — Самим нам знать неоткуда, а они нас очень боятся, и разговаривать не станут. Мы уж и так попрятались кто куда, чтобы только людям на глаза не попадаться, — она вновь шмыгнула носом.
— А можно ли сказать, что этот ходячий мертвец людей от вас защищает?
— Да ну, с чего бы? — удивлённо отмахнулась моя спутница.
— А всё-таки, подумай. Не было такого, чтобы кто-то из ваших погибал, как только кто-нибудь попадался на глаза людям?
На этот раз она задумалась надолго; я не прерывал. Кикимора сосредоточенно хмурилась, водила перед лицом руками, что-то бормотала.
— Знаешь, а ведь и верно! — наконец, проговорила утопленница, поднимая на меня удивлённый взгляд. — По всему выходит, что так. А я как-то и внимания не обращала! Стоило только кому-то перед людьми мелькнуть, так обязательно потом кто-то пропадал. Не всегда тот, кого видели.
— Так. А до появления этого мертвеца как люди в деревне к вам относились? — картина происходящего складывалась настолько странная, что я всё никак не мог начать воспринимать происходящее всерьёз. Да и вообще, волей-неволей хочется помянуть незлым тихим словом Озерского, обозначившего во мне особый талант влипать в самые серьёзные неприятности. За полгода — уже третья загадочная деревня, скажешь кому — решат, байки травлю. Не бывает такого, чтобы всё и сразу, да на одного человека. Одного Кривого Озера хватило бы на пятерых! Может, это мне Веха выдаёт скопом всё, что недодала в войну?
— Да они странные какие-то, — пожала плечами кикимора. — На окраинах болота тоже деревеньки есть, доводилось бывать неподалёку; так тамошние жители к нам, конечно, без тепла относятся, побаиваются, но не более того. А эти в болота выходили — как к злейшим врагам. Мы их уж и не трогали почти, и старались на глаза поменьше попадаться. А то они как нас завидят, так дёру, и солью за спину кидают. Говорят, люди думают, что это нас отпугивает. Правда, али брешут?
— Кто говорит? — уточнил я.
— Наши, — туманно откликнулась кикимора.
— Ну, есть такое суеверие, — я хмыкнул. — Старое и дремучее. Но обычно люди прекрасно понимают, что с вами можно и договориться более-менее мирно. А давно они так? Ну, не как все себя ведут.
— Сколько я себя помню, кажется.
— А сколько ты себя помнишь?
— Мне много зим, — несколько смутилась она. — Только я так далеко считать не умею, да и не помню.
— А то время, когда боги на земле жили, застала? — вспомнил я единственный ориентир, который даже природному духу забыть тяжело.
— Нет, что ты. Про то время только бочажники помнят, они давно живут, не родятся и не умирают. Но я помню, когда таких, как ты, богатырями называли, и сила у них не такая страшная была, как твоя. Да и краше они были; а ты что-то тоненький уж больно, — ностальгически вздохнула на диво разговорчивая кикимора. — Вся стать, верно, в силу и ушла.
Я неопределённо хмыкнул. Богатырей она застала! Лет триста кикиморе, а то и побольше.
Получается, вот уже три сотни лет, а то и дольше, в этом болоте есть деревня, оторванная от окружающего мира, о которой он и думать забыл? Интересно.
До деревни от места нашей с кикиморой встречи было сравнительно недалеко. Утопленница остановилась на какой-то крупной кочке, из которой торчало две корявых ёлочки, отчаянно цепляющихся за жизнь, и махнула рукой вперёд.
— Вот там деревня. Видишь, плетень покосившийся? Тут уже болото заканчивается, земля почти сухая. А перед плетнём в сажени или двух граница и проходит. Разберёшься с нежитью, чародей?
— Сделаю всё, что в моих силах, — привычно ответил я. Кикимора кивнула и — ап! — провалилась на том месте, на котором стояла, сквозь землю, и след простыл.
Притаившись за ёлочками, я вглядывался в смутно угадывающиеся за желтым туманом силуэты. Плетень я разглядел, даже будто бы различил человеческую фигуру, вдоль него бредущую. Правда, с какой стороны подступиться к вставшей передо мной задаче, я не знал. Что идти в лоб нельзя, это очевидно. Даже если бы не было доманца, местные вряд ли были бы рады явлению странного постороннего человека, принимая во внимание их оторванность от мира. Кто знает, за кого они меня примут? За нечисть какую-то, минимум.
Впрочем, если бы не было нежити, мне бы тут и делать-то нечего было. Пришёл бы в ближайший нормальный город за болотом, написал бы соответствующую докладную записку в ту же Службу, или в местную милицию, или в комендатуру зашёл, ещё проще, и забыл об этой деревне. А нежить существенно осложняет жизнь.
— Эй, огневик! — вдруг раздался зычный голос с характерным акцентом со стороны плетня. — Иди сюда, не обижу!
— Уж лучше вы к нам, — не растерялся я и принялся прогреваться. Сигнальная сеть у него какая-то тут была, что ли? Которую я не заметил. Или возмущения магического поля засёк; я ж так и шёл, закрытый заклинанием, чтобы не намокнуть. — А уж я тебя встречу, — пробормотал я себе под нос.
Несколько секунд стояла тишина, потом тот же голос ответил:
— Не доверяешь, стало быть? Да, я бы тоже не доверял. В общем, так. Клянусь, что ни я, ни кто-то из обитателей этой деревни, ни по моей, ни по своей инициативе не причинит тебе никакого вреда, не будет чинить препятствий к твоему свободному перемещению по деревне, по болотам и в выходе за их пределы. Силой своей клянусь. И бессмертием.
Я, было, собрался ответить ему в издевательском тоне, но не успел; со стороны деревни сверкнула яркая вспышка, а по небу прокатился раскат грома. Вот это номер. Клятву доманского офицера приняли наши боги?!
— Ну, что ты мнёшься, как девица красная? А, да ладно, стой где стоишь, сейчас сам подойду, — крикнул мой невидимый собеседник, пока я раздумывал. Я окончательно растерялся: события развивались по крайне неожиданному сценарию. Лучше всё-таки не торопить их, и подождать.
Постепенно я разглядел открыто приближающегося человека; вернее, не-мёртвого, характерной силой от него тянуло издалека. Он ворчал что-то себе под нос, ругался, прыгая с кочки на кочку и придирчиво выбирая тропу. Не ошибся с кочкой, к сожалению, ни разу.
Пока незнакомец добрался до островка, на котором я стоял, я успел разглядеть его сквозь туман, который здесь, возле деревни, был ощутимо реже.
Щеголеватые офицерские сапоги из состава формы СС, весьма поношенные, за которыми явно тщательно ухаживали, настолько дико сочетались с портками и косовороткой из домотканого полотна, что у меня руки опустились при виде этой картины. Над тканевой повязкой, закрывающей глаза, торчал белобрысый лохматый чуб. Уже почти добравшись до меня, он вдруг остановился, ругнулся на родном языке и принялся снимать повязку. Разобравшись с ней, сделал оставшиеся несколько шагов и с удовольствием ступил на сухую землю.
— Мешается, — пожаловался он, кивнув на повязку. — А без неё от меня люди шарахаются. Правда, они и с ней шарахаются, но без фанатизма. Ну, да их можно понять. Вот ты, кадровый офицер, и то спокойно смотреть не можешь, что с них-то взять? — лич пожал плечами. На вид ему было лет двадцать, вряд ли больше, и при жизни это был весьма обаятельный паренёк с живой улыбкой, но характерный зелёный светящийся дымок в пустых глазницах существенно портил картину. — Генрих Карл Фельдштейн, заочно приговорённый к развоплощению за дезертирство, — с улыбкой отрапортовал он, протягивая правую ладонь. Я растерянно ответил на рукопожатие. Такого сюжета я точно не подозревал.
— Илан Стахов, гвардии обермастер.
