Сестра милосердия - Воронова Мария (читать полные книги онлайн бесплатно .txt) 📗
И она пришла к барону на службу, как обычная посетительница. Взяла с собой книгу, настроившись на долгое ожидание в приемной, но Шварцвальд, выглянув из кабинета за каким-то пустяком, заметил ее и сразу пригласил к себе.
Он держался очень дружески, и видно было, что он действительно рад ее видеть.
– Какая вы молодец, что зашли, – он поухаживал за ней, помог снять жакетку, и Элеонора вдруг пожалела, что уже слишком тепло, чтобы носить меха Елизаветы Ксаверьевны, – если бы вы знали, как нам всем вас недостает!
Элеонора неопределенно кивнула. Эти слова были всего лишь светской любезностью… Не признаваться же, как сама она тоскует по Эрику!
– Мы недавно виделись с Костровым, – продолжал барон, – он отзывался о вас с большой теплотой и сетовал, что вы очень редко бываете у них.
– К сожалению, это так, – Элеонора вдруг сообразила, что здесь нельзя спрашивать о Лизе, да и опального профессора Архангельского лучше не упоминать. Поговорка «у стен есть уши» сейчас актуальна, как никогда, и своими расспросами она может доставить барону кучу неприятностей. Придется сочинять ей на ходу. – Столько работы, что совершенно некогда поддерживать старую дружбу. А я заглянула к вам, потому что вспомнила, как вы пригласили нас с дядюшкой на обед и приготовили сюрприз. Помните?
Шварцвальд взглянул на нее исподлобья:
– Да, прекрасно помню. И очень хотел бы обрадовать вас снова, но нечем. Не беспокойтесь, если хоть что-то появится, я тут же дам вам знать. В этом можете на меня положиться.
– Спасибо.
Элеонора встала. Барон сидел за массивным письменным столом, опустив подбородок на сплетенные кисти рук. Вид у него был немного растерянный, поникший, но таким он нравился ей гораздо больше, чем в свою бытность блестящим светским львом. Возле лампы стояла большая фотография Саши, Элеонора посмотрела на нее и вдруг подумала: почему она никогда раньше не замечала, что Саша изумительно красивая женщина?
Снимок, что бывает очень редко, передал не только сдержанную прелесть ее черт, но и ту внутреннюю энергию и доброту, которые делали ее лицо особенно привлекательным.
«Милая Саша», – вдруг подумала она и поняла, что в эту секунду по-настоящему простила подругу. Это было чувство радостного освобождения, словно внезапно перестал болеть зуб или объявили высшую оценку за экзамен, которого ты страшно боялась.
Она улыбнулась Шварцвальду и неожиданно для себя подошла и быстро поцеловала его в макушку.
– Спасибо вам за все, Николай Васильевич. Храни вас бог…
Не дожидаясь ответа, Элеонора быстро вышла. Бедный, бедный барон! Он очень хороший человек и волнуется за нее. Желает ей лучшей доли, планирует, анализирует, сторонится иллюзий и компромиссов, а ведь все гораздо проще. В невзгоды люди должны держаться вместе, вот и все.
С другой стороны, тут же проснулся в ней адвокат, именно твое присутствие мешало этим людям быть вместе. А теперь все у них наладилось, посмотри только, как подобрел и смягчился барон.
Ее всегда удивляло, как быстро наступает весна. Не успеешь оглянуться, как исчезает последний снег, распускаются почки, из раскисшей влажной земли появляются слабые ростки. И только осознаешь, что зима кончилась, как вовсю уже шумит свежая зеленая листва, и сильная высокая трава выросла где только можно, даже в трещинах мостовой.
Стояло удивительно солнечное для Петрограда майское утро. Смена закончилась, но Элеонора не спешила домой. Она вышла в маленький садик позади хирургического корпуса и опустилась на старую, без половины реечек, скамейку. Дерево было теплым, нагрелось на солнце, и она тоже подставила лицо мягким ласкающим лучам. Ею овладело почти забытое чувство радостной надежды, и хоть Элеонора знала, что это не предвещает ровным счетом ничего, само ощущение было очень приятным.
Она закрыла глаза. Не вытащить ли сегодня Елизавету Ксаверьевну с Микки на прогулку? Устроить что-то вроде настоящего пикника? На трамвае можно поехать в Стрельну, а там залив. Миллионы солнечных бликов на морской глади, крики чаек, теплая галька и шелест камыша.
– Вы будете Элеонора Львова? – низкий мужской голос врезался в ее мечты.
– Да, это я, – открыв глаза, она увидела рядом с собой пожилого красноармейца. Это был степенный мужчина уже в годах, довольно плотный, с густыми прокуренными усами.
Элеонора встала и улыбнулась. Несмотря на военную форму, он напомнил ей человека из прежней жизни.
– У меня письмо до вас, – сказал красноармеец тягуче, – дюже важное. Слава богу, вы еще не ушли.
Она взяла простой, сложенный вдвое лист бумаги.
– Вы будете ждать ответ?
– Да, подожду, пожалуй, – он сел на лавочку, которая заскрипела и слегка прогнулась под ним.
Узнав почерк Воинова, Элеонора чуть не вскрикнула от радости. Зажмурилась, представляя, что мог Константин Георгиевич написать… Но человек ждал ее ответа, и мечтать времени не было.
«Дорогая Элеонора Сергеевна! Прошу Вас, как только Вы получите эту записку, приходите по указанному ниже адресу. Очевидно, Вас удивила эта странная, если не сказать наглая просьба, но Вы сразу все поймете, когда окажетесь на месте. Еслиъ сможете, постарайтесь не спрашивать ни о чем у Василия Петровича, человека, который передаст это письмо. Пожалуйста, приходите, как только сможете, забудьте ненадолго обиды, которые я невольно Вам причинил. Очень жду!»
Элеонора в недоумении посмотрела на Василия Петровича. Тот спокойно курил, медленно выпуская дым сквозь усы. Воинов просил ни о чем его не спрашивать. Почему? Он болен? Но почему тогда не в госпитале? Остался инвалидом? Да, кажется, это единственное объяснение его странному поведению. О, бедный, бедный Константин Георгиевич!
Сердце колотилось так, что даже во рту пересохло. Листок в руках дрожал. Она в замешательстве посмотрела на красноармейца. Какого ответа он от нее ждет?
– Я приду сегодня же, – сказала она севшим глосом, – очень скоро.
Василий Петрович кивнул:
– Добре. Я тогда домой поеду. Прощайте, барышня. Доктору поклон.
Как ни замирало сердце в предвкушении скорой встречи, как ни стремилась душа быстрее утешить Воинова, Элеонора все же забежала домой навести красоту. Откуда только взялось это тщеславное желание понравиться Константину Георгиевичу?
Она погладила свою прямую черную юбку и достала парадную кофточку. Белая кофточка, без лишней пышности отделанная старинными кружевами, перешла ей от Ксении Михайловны и до сих пор казалась Элеоноре слишком красивой, чтобы ее надевать. Она просто любовалась этой прекрасной вещицей, разглядывала узор кружев и радовалась, что она у нее есть. Ну вот, теперь наконец настал час кофточки.
Элеонора тщательно причесалась, собрав волосы в привычный узел на затылке. Все же вид у нее совсем нафталиновый, как у строгой классной дамы, но в модных тряпочках и с современной прической она будет выглядеть просто глупо.
Зачем ты прихорашиваешься, дурочка? Ты для Воинова просто друг, ему все равно. Он влюблен в Лизу, и никакие тряпочки не помогут тебе ее заменить. Мы друзья, близкие люди, пережившие вместе много всего, не надо сюда вмешивать еще и любовь, это только все испортит.
Сделав себе такое строгое внушение, Элеонора все же натянула единственную пару шелковых чулок и, до миллиметра выверив шов, отправилась по указанному в письме адресу.
Это оказался мрачный серый дом на Знаменской улице. Элеонора всегда испытывала мимолетное чувство тоски, когда ей случалось проходить мимо, и теперь это показалось ей дурным знаком.
Поднявшись в третий этаж, она остановилась перед высокой двустворчатой дверью. Удивительно, но на ней не было никаких опознавательных знаков, ни гравированных латунных табличек, оставшихся от прежних времен, ни нынешних фанерок, указывающих, какой семье сколько раз звонить.
Поколебавшись немного, она нажала на кнопочку два раза. Сквозь дверь услышала резкий звук звонка, потом долго стояла тишина. И только когда Элеонора подумала, уж не перепутала ли она адрес, послышались шаркающие, очень медленные стариковские шаги.
