Моника (ЛП) - Адамс Браво Каридад (хороший книги онлайн бесплатно txt) 📗
- Только человеческие чувства?
- А ты о чем подумала?
Айме вздохнула, чувствуя, что резко встрепенулась душа; разорвалась плотина эгоистичной радости, инстинктивной и плотской. Она почувствовала, как ослабился в горле душивший узел горькой ревности, и почти улыбнулась, видя, как дрожащая бледная Моника отступила, в Айме разгорелась лишь искра любопытства.
- В таком случае, не скажешь, почему эта записка в твоих руках?
- Мне нечего тебе сказать. Ни это и ничего, – яростно сопротивлялась Моника. -–Тебя это не касается! Понимаешь? Не касается и не должно касаться! Думай, что это могло стоить тебе жизни, которая, тем не менее, снова есть у тебя.
- Хочешь, чтобы я поблагодарила тебя за то, что не донесла на меня? – издеваясь усмехнулась Айме. – Я не настолько наивная, чтобы верить, что ты будешь молчать ради меня. Ты молчишь ради него, Ренато, своего обожаемого Ренато! Он для тебя важнее всех!
- Идиотка! Дура! – вне себя противостояла Моника.
- О, замолчи, замолчи! – вдруг испугалась Айме. С внезапной тревогой она взмолилась: – Осторожнее, Моника, осторожнее, там…!
- Что? – удивилась Моника. И приглушенным голосом удивленно пробормотала: – Ренато…
Она замерла, подавив крик, чуть не вырвавшийся из горла, а удивленный и решительный Ренато Д`Отремон приближался, спрашивая:
- Что ты делаешь здесь, Айме?
- Ренато, жизнь моя, я схожу с ума в этом доме, – пыталась оправдаться Айме страдающе и лицемерно. – Одна, как говорится, с доньей Софией не о чем говорить. Когда начался суд, она заперлась в комнате и постоянно плачет. Сказала, что этот скандал убьет ее, и она права, Ренато. В ее годы, с ее гордостью. Меня ужасно расстраивает это дело. Хочу сказать, что ради дела семьи Мольнар ты делаешь подобное. Твоя мать считает, что ты не должен был делать этого.
- И я разделяю мнение доньи Софии… – Моника внезапно затихла, снова стала сдержанной и гордой, когда была одета в одежду послушницы, и притворяясь, что не видит, избегала горящего взгляда Ренато, пытавшегося оправдаться:
- Ты прекрасно знаешь, что мы выполняем долг, пытаясь исправить свои ошибки.
- Именно об этом я и говорю, – вступилась Айме с ложной наивностью. – Хотя в конце концов, мне показалось, что вред не так велик, потому что плохо или хорошо, Моника любит Хуана. Я как раз выглянула в окно, когда она защищала его с таким жаром, поставив тебя в неловкую ситуацию, Ренато.
- Моника понимает долг защищать его, несмотря ни на что, считает, что ее долг быть на стороне Хуана, потому что она замужем за ним.
- Так ты понимаешь? Хорошо хоть так. Я боялась, что ты расстроишься, рассердишься на нее. Но вижу, что нет причин. К счастью, враги общественности будут продолжать носить его на руках, как хорошие родственники среди своих.
- Что ты хочешь сказать, Айме? – спросил удивленный Ренато.
- Не знаю, не так важно. Я так нервничаю, что не знаю, что и говорю.
Нервный звон колокольчика призвал к тишине сильные пересуды, заполнившие пространство, Ренато направился к окну зала суда, сотрясаемый странным волнением; этим воспользовалась Айме. Она подошла к сестре, схватила за руку, говоря ей на ухо с отчаянной злобой, которой была полна ее интриганская душа:
- Хуан выйдет на свободу. Все присяжные, с кем мне удалось поговорить, будут на его стороне, и эта бумажка, которая так тебе мешает, была для того, чтобы поднять его дух, отвечая на другую, которую он послал мне, попросив помощи и поддержки во имя нашей любви, которую не может забыть. Я не виновата, что Хуан не может забыть меня, считает своей единственной настоящей любовью. Я должна была написать, что все еще люблю его, потому что без его любви меня не интересует ни любовь, ни свобода. Это правда. Теперь ты знаешь. А теперь, если хочешь, скажи Ренато!
Не дав времени ответить Монике, Айме побежала к Ренато, излив яд в измученное сердце сестры. Все теперь было по-другому: наивное выражение, нежные и ласковые слова, мягкое и влюбленное поведение, с каким она схватила руку Ренато, спрашивая:
- Ренато, дорогой, что там происходит?
- Это уже слишком, слишком! Педро Ноэль среди свидетелей защиты.
- Нотариус Ноэль, у вас есть что заявить?
Голос и власть председателя заставили умолкнуть шум зала, яростные комментарии, столкновение мыслей и желаний, захваченных интересом судебного разбирательства двух братьев. Негодующее возмущение заставляло смотреть друг на друга важных влиятельных персон трибуны. Жажда мести, бешеное любопытство, и что-то нездоровое сотрясало сжатую вереницу скамеек, где скопилась общественная публика. И совершенно спокойный, словно впервые в жизни решивший поставить на карту все, Педро Ноэль вертел в руках цилиндр, в неотъемлемом поношенном сюртуке, прежде чем выступить.
- Едва, сеньор председатель, мое заявление лишнее…
- В таком случае, почему вы вызвались свидетелем?
- Был момент, когда я подумал нарушить правила, но красноречивые аргументы сеньоры Мольнар были в конечном счете бесполезны. Она права: слова лишние. Нам были предоставлены факты в их суровой реальности. Страдания Колибри видны на теле мальчика, и к вашему благоразумию, сеньоры присяжные, я взываю посмотреть на этот случай с человеческим сочувствием справедливости, думаю, этого достаточно, чтобы достичь оправдательного решения, которое с нетерпением ожидает большинство, не так ли?
- Сеньор Ноэль, свидетель не может выступать в защиту, – напомнил председатель. – Если обвиняемый добровольно отказался от защиты…
- Потому, что у него есть совесть, которая не является злом, – прервал Ноэль, словно продолжая концепцию председателя. – Потому что думает, что его намерения достаточно ясные, это всем видно, и к тому же, сеньор председатель, сеньоры судья, присяжные, из-за особого склада натуры обвиняемого. Это нужно сказать перед судом. Как существуют злобные лицемеры, так существуют и лицемеры добра, и перед вами как раз характерный случай на скамье подсудимых. Вот человек благородный, щедрый и человечный, в сердце которого есть милосердие и любовь к ближнему, но он слишком ранен, унижен, чтобы показать это. Мы причинили ему много зла, чтобы он мог сказать без стыда, что все еще хороший и щедрый и продолжает любить человечество…
«» Сеньору председателю свидетель Сегундо Дуэлос рассказал насколько знал о Хуане Дьяволе, старался помочь ему оправдаться, не признавать или смягчить обвинения. Так вот, никто не может простить грехи человека, который знал с детства лишь боль. Сегундо Дуэлос с этим не был знаком. Не верю также, что глубоко его смогла узнать сеньора Мольнар, хотя о ее замечательной женской интуиции вы уже догадались. Я знал его с детства, и могу сказать, что он хороший, действительно хороший, сеньоры присяжные, несмотря на его глупости, несмотря на то, что первым критиковал его.
- Могу ли я задать вопрос свидетелю, сеньор председатель?
Все взгляды повернулись к Ренато. Тот дрожал, трясся от злобы, сдерживаемой лишь прекрасным образованием и волей, и прошел вперед, вонзая свирепый взгляд в рассеченное морщинами лицо старого нотариуса.
- Вопросы, какие хотите, сеньор Д`Отремон. – разрешил председатель.
- Он больше, чем свидетель, панегирист Хуана, доктор Ноэль, – высказался Ренато с едким сарказмом. – Нет или есть у Хуана законы или правила?
- Естественно нет, но…
- Является или нет правонарушением для общества то, что человек создает законы и следует прихотям, несмотря на все и всех, в произвольной и диктаторской форме, раздавая премии и наказания, словно у него в руках сила Бога? Это правонарушение или нет, сеньор нотариус Ноэль?
- Ну, конечно. Это не идеальная система управлять собой, но…
- Есть это или нет в случае с обвиняемым Хуаном Дьяволом?
- Я не могу отрицать, что это есть в этом случае…
- Тогда сеньоры присяжные могут вынести разумный и справедливый вердикт: Да, обвиняемый виновен!
- Но обвиняемый не зверь, это человек из плоти и крови, – взбунтовался Ноэль в явном гневе. – И сеньоры присяжные тоже люди, как нотариусы, судьи и жандармы. И есть один момент, о котором следует упомянуть, и я задаю вопрос на этом суде: Чего добьется общество, наказав слишком несоразмерно Хуана Дьявола, если будет следовать мертвым буквам закона?
