Мэгги и Джастина - Кэролайн Джуди (лучшие книги онлайн txt) 📗
Это внезапно возникшее перед Мэгги и Джозефом зрелище напомнило им о каких-то сказочных, давно ушедших англосаксонских обрядах и жертвенных огнях их далеких предков — древних бриттов.
А на самом деле все объяснилось очень просто. Осенью всякого тянет разжечь костер. Это естественное побуждение человека в ту пору, когда во всей природе звучит сигнал гасить огни. Это бессознательное выражение человеческого непокорства, стихийный бунт Прометея против слепой силы, повелевшей, чтобы каждый возврат зимы приносил непогоду, холодный мрак — страдания и смерть. Надвигается черный хаос, и скованные боги земли провозглашают: «Да будет свет!»
Яркие блики и черные, как сажа, тени, падая на лица и одежду стоявших вокруг людей, придавали всей этой сцене чисто дюреровскую выразительность. Но уловить подлинный склад каждого лица было невозможно — быстрые языки пламени взвивались, кивали, разлетались в воздухе. Пятна теней и хлопья света беспрестанно меняли место и форму. Все было неустойчиво, трепетно, как листва, и мимолетно, как молния.
Впадины глазниц, только что глубокие и пустые, как в голом черепе, вдруг до краев наливались блеском. Худая щека миг назад была темным провалом, а теперь она сияла. Изменчивый луч то углублял складки на лицах, то совершенно их сглаживал. Ноздри казались черными колодцами, загорелые руки — позолоченным лепным орнаментом. То, что по природе своей лишено было блеска, вдруг покрывалось глазурью, а глаза вспыхивали, словно фонарики.
У молодых людей, собравшихся вокруг костра, явно было хорошее настроение, и один из них отплясывал джигу, подпевая сам себе. Правда, голос у него был хлипкий и тонкий, похожий на жужжание пчелы в дымоходе:
Потом он задохнулся, и песня оборвалась. Остальные рассмеялись.
— Славная песня, да только не под силу твоим легким. Тебе еще тренироваться и тренироваться.
— Зато я знаю эту песню, а вы нет.
Он спел еще один куплет и наконец-то окончательно умолк.
Мэгги и Джозеф остановились в нескольких десятках метров от костра. Это произошло скорее по его желанию — рука Джозефа внезапно обвила пояс Мэгги, прежде чем она успела понять его намерения, и он страстно поцеловал ее.
Она не сопротивлялась, но после того, как он отпустил ее, губы ее задрожали, в лице мелькнула радость, потом сомнение. Все ее обрывки мыслей обозначились с предельной четкостью в этой бегущей смене выражений. Казалась, вся ее долгая, сложная жизнь струится сквозь нее, открытая взгляду, как прозрачный до дна ручей.
— Джозеф, что вы делаете, — тихим, слабым голосом сказала она, — ведь мы знакомы с вами только три дня.
Он озорно улыбнулся:
— А вы считаете, что три дня слишком малый срок для того, чтобы испытать такие чувства? Не забывайте о том, что мы с вами находимся в таком возрасте, когда слишком затянувшиеся переживания могут только навредить.
— Но ведь это же глупо. Глупо и смешно. Да, вы правы, мы с вами пожилые люди, но ведь это же не значит, что нужно так торопиться.
— А почему, почему нет? — с жаром воскликнул Джозеф. — Если мы не сделаем этого сейчас, то следующего раза может просто не быть.
Хорошо еще, что из-за алых отсветов костра, издалека падавших на ее лицо, Джозеф не видел, как она покраснела.
Смешно сказать — Мэгги чувствовала себя девчонкой, которая боится продемонстрировать свою любовь только потому, что еще слишком молода для этого. Ведь ей пришлось столько пережить, перенести, а она по-прежнему стесняется.
— Нет, я так не могу, — отказывая самой себе и Джозефу, сказала она, — так не должно быть, так не бывает. Только, ради Бога, не обижайтесь, Джозеф. Но в этом есть какая-то неправильность.
— Какая неправильность?
— Не знаю. Не могу объяснить. Когда мы встретились с вами впервые, я даже не смела об этом думать, а теперь, когда все это произошло…
Ее волнение нашло исход в безмолвных слезах: почти неслышимые и незримые, они покатились по ее щекам. Бок о бок в ее душе лежали два почти противоположных чувства: снова зарождавшаяся любовь и страх. Она отдавалась то одному, то другому без всякого перехода.
— Я не знаю, не знаю…
— Послушайте, Мэгги, — с нежностью сказал Уилкинсон, — выходите за меня замуж.
После этого она разрыдалась и, закрыв лицо руками, отвернулась.
— Что вы делаете со мной, Джозеф? Я не могу так, не могу… Это слишком тяжело.
Он подошел сзади, осторожно обнял ее за плечи и прижал к себе. Мэгги почувствовала, как в душе ее всплывают воспоминания о близости с Ральфом. Это было почти то же самое, и от этого ей было еще больнее. Правда, Ральф говорил ей о том, что не может быть с ней рядом, потому что душой и телом всецело принадлежит Богу, а Джозеф предлагает ей совершенно другое.
— Поймите, Мэгги, — торопливо говорил он, — я всегда старался быть разумным, я всегда пытался сдерживать свои эмоции, я хотел быть рассудительным, трезвым и, наверное, всегда так и поступал. Но сейчас я уже не могу сдерживаться. Мне осталось не слишком много времени для того, чтобы быть скупым на выражения чувств. Хотите, я сейчас стану перед вами на колени и буду умолять вас, чтобы вы не отвергли меня, не разбили мне сердце?
Он говорил, а она задумчиво смотрела на него полными слез глазами, и весь ее вид показывал, что она готова согласиться с каждым его словом.
— Да, я всегда мечтала о чем-то в этом роде. Таком красивом, радостном и неожиданном. Я никогда не просила у жизни слишком много. Честно, я всего лишь хотела дом, и чтобы рядом был человек, который любит меня. Я так старалась! Почему же у меня все отняли? Чего мне было еще ждать от жизни? Еще один одинокий день и одна одинокая ночь?! Мне много лет. Я хочу жить на земле, где нет проблем. Конечно, такая земля есть, а иначе зачем люди верят! И вот теперь появились вы, такой красивый и жизнерадостный. Мне очень хорошо с тобой и я боюсь в это поверить…
Джозеф хотел ей ответить, но в это мгновение до их слуха от костра донеслось не слишком стройное пение. Это был тот же самый сиплый дрожащий фальцет, который совсем недавно поведал о королеве и ее отчаянном возлюбленном.
32
Слова прозвучали словно издевка. И в то же время они принесли такое облегчение и успокоение, что Мэгги и Джозеф одновременно рассмеялись.
— Ну, вот видите, — сказал он, — все складывается так, что вы должны поверить в мою искренность; конечно, если я таким образом врываюсь в вашу жизнь, нарушаю ваш покой, вы вправе сразу же отказать мне. Вам достаточно только сказать «нет», и я навсегда исчезну.
Она долго молчала, а потом наконец прошептала:
— Вы требуете от меня невозможного. Вы же знаете, что я не смогу отказать вам, Джозеф. Но я не могу сказать «да».
