Война амазонок - Бланкэ Альбер (читаем книги онлайн .txt) 📗
«Нет, что бы там ни говорили, а Мария жива, ее украли у меня, а не затоптали в толпе… Да, я уверен в том».
Он скрылся за деревьями и сидел там, пока шла в Париж толпа лавочников.
«Я видел ее во сне вчера ночью. Она наклонилась надо мной, ее волосы касались моего лица, и она говорила мне таким сладким голосом: «Папа, милый папа, я здесь, смотри, это я».
Мансо дошел, таким образом, до Сент-Антуанских ворот и тут увидел какую-то странную процессию необыкновенных людей, одетых большей частью в костюмы мифологических времен. Впереди них ехало на осле нечто вроде огромнейшего брюха, ярко размалеванного и перепачканного гущею. Каждую минуту оно наливало из ведра в большой жестяной стакан напиток, который проворно выпивало при шумных рукоплесканиях толпы.
– Что бы это значило? – спрашивал себя бедный Мансо, вырвавшийся из дома сумасшедших.
За процессией бежало множество ребятишек, вооруженных инструментами, приспособленными для того, чтобы производить побольше шуму: черепками, старыми кастрюлями, заслонками. К звону и стуку добавлялись голоса парижских мальчишек.
«Это масленица!» – понял синдик.
Толпа ребятишек, как бы в подтверждение такой догадки, мигом окружила его и, пораженная необыкновенным костюмом, шумно приветствовала как члена забавной процессии.
Мансо воспользовался благоприятным случаем и примкнул к процессии, надеясь, не возбуждая особенного любопытства, двигаться по улицам Парижа. Когда его спутники достигли центра города у самой Сент-Мартенской улицы, он покинул товарищей и проворно побежал знакомыми переулками на рыночную площадь.
Еще несколько минут – и он уже на улице Потри.
Дом его заперт. Что было сил стучал он кулаком по двери: никто не выходил отворять. Многие из соседей высматривали из-под своих навесов, удивляясь, что это за великан в соломенной одежде, словно дикарь с необитаемого острова?
«Видно, ушли в лавку», – подумал Мансо и поторопился туда же.
Но у него недостало мужества показаться в дурацком костюме в том месте, где он пользовался особенным почетом. Стыдясь своей одежды, он пробирался в тени домов, издалека высматривая свою лавку.
Но и в лавке никого не было. Мимоходом ему удалось услышать отрывочные толки, и тогда он понял значение уличной суматохи.
– В ратуше бунт, жена моя, конечно, там.
Он надвинул на глаза соломенную шляпу и поспешил туда, не обращая внимания на крики, возбуждаемые его костюмом.
Благодаря сильным кулакам он опередил толпы, всходившие на лестницу ратуши, и когда вступил в залу с народом, сбежавшимся на крики принцессы, тогда мигом возбудились в нем прежние симпатии к фрондерам. Любовь к Бофору проявилась во всей силе, и он первый схватил Ле Моффа за горло. Когда же Бофор узнал его и назвал по имени, он отвечал:
– Точно так, ваше высочество, это я. Я – Мансо, которого прежде отправили в Бисетре, потом заперли в Шарантоне, потому что я потерял было рассудок. Но теперь я опять здоров, чтобы вполне поправиться, позвольте мне задушить этого молодца. Надо нам с ним уладить старое дело.
– Не трогай его. Этот человек должен быть передан в руки правосудия.
– Правосудия? Нет, таких разбойников просто вешают.
– Да, да, на виселицу убийцу!
Бандит побледнел, он видел на всех лицах такую ярость, что поневоле встревожился насчет развязки комедии, разыгранной его непонятным товарищем.
– Нет, я этого не хочу! – крикнул звонко Бофор, вырывая Ле Моффа из рук тащивших его.
– Но что же вы, ваше высочество, хотите с ним делать?
– Я хочу, чтобы его формально судили и допросили, узнали бы у него имя человека, который подкупил его.
– Да, мы сейчас допросим его, а потом и повесим, – сказал Мансо.
– Нет, говорю вам, я хочу, чтобы его судили. Как вы будете его допрашивать? От такого закоренелого удальца трудно узнать истину, он, пожалуй, ничего не скажет.
– Ваше высочество, – сказала принцесса, подходя к Бофору, – на площади показались солдаты, они, вероятно, идут на подмогу тем, которые присланы арестовать вас.
– Арестовать нашего герцога! – воскликнули окружающие.
– Да, друзья мои, меня хотят арестовать, видно, обвиняют в каком-нибудь преступлении.
– Этому не бывать.
– Да как мы это позволим! – крикнул Мансо, выпрямляясь во весь рост и придавая голосу всю его громадную звучность.
– Нет, не позволим! Ну, ребята, дружнее бросимся на мазаринистов.
– Подождите минуту, друзья мои, – сказал Бофор, – прежде увидим, что будет, очень может случиться, что эти солдаты не имеют против меня дурных намерений.
– И то, правда, – подтвердили самые благоразумные.
– А как бы узнать, где те люди, которые намерены арестовать вас? – спросил Мансо, выхватив дубинку у соседа и помахивая ею над головой так грозно, что у самых смелых пропадала охота связаться с ним.
– Вот с этой стороны, – сказала принцесса, – указывая на дверь, ведущую к внутреннему выходу.
– Смерть телохранителям! – крикнули самые задорные.
– Остановитесь! – сказал Бофор повелительно. – Я не хочу, чтобы были беспорядки. Господа телохранители должны исполнять свою обязанность. А вы в это время проводите этого молодца в Шатле. Пускай двадцать человек отделятся из толпы и сопровождают его дорогой. Я беру с них честное слово, что они сохранят ему жизнь, ведь для нас очень важно узнать истину.
– Кто может ручаться, что среди такого множества людей нет изменников-мазаринистов? – сказал кто-то в толпе.
В эту минуту дверь, указанная принцессой, отворилась, и показался маркиз де Жарзэ во главе отряда телохранителей.
– Долой мушкетеров! Не надо их! – пронеслось громовыми раскатами над толпами с такой грозной яростью, что маркиз приказал солдатам отступить. Он один вошел в залу.
– Ваше высочество, – сказал он, подходя к Бофору, – я пришел предложить вам свои услуги.
– Что это значит?
– По случаю моего отказа господин де Рювинье получил сегодня утром приказ арестовать вас. Я имею важные причины думать, что это приказание отдано вследствие распоряжений Мазарини, я посоветовался со своим отрядом и узнал, что все единодушно желают перейти на вашу сторону.
– На выручку! К нам подмога! – крикнул кто-то.
– Остановитесь, господа, – сказал ничего не забывавший Бофор, – преступника надо передать под ответственность маркиза де Жарзэ, который препроводит его в Шатлэ.
К большой радости Ле Моффа, солдаты вытащили его из рук толпы.
– Но, – заметил Мансо, – если солдаты Мазарини братаются с нами, надо иметь им какой-нибудь значок, по которому можно бы отличать их, а то, как бы не вышло беды, пожалуй, друзей поколотишь вместо недругов.
– Справедливо! Ваше высочество, какой дадите нам значок?
– Вот вам значок, друзья мои! – воскликнула принцесса, указывая на соломенную шапку Мансо. – Пускай всякий, кто за Фронду, выставит пучок соломы.
– Соломы! Соломы! – подхватила толпа.
– Меня назвали помешанной, безумной, – продолжала принцесса запальчиво, – так пускай же моя одежда станет выставкой безумия. Слушай, любезный друг, подари свою шляпу нашим друзьям.
Принцесса сама схватила шляпу и, вырвав из нее пучок соломы, приколола на груди. А дурацкую шапку она бросила в толпу.
– Соломы! Соломы! – гудело в народе, разрывавшем на клочки шапку синдика.
– Эй! Кто-нибудь, дайте мне взаймы плащ, так я вам подарю и остальную одежду! – крикнул Мансо весело.
Толпа рассыпалась по лестницам ратуши. При виде этих грозных лиц, подкрепленных отрядом маркиза де Жарзэ, бросились врассыпную и солдаты, посланные арестовать Бофора.
В тот же вечер пронеслась по Парижу молва, что король выступил во главе своих войск против Кондэ, что Мазарини оставил Брюль – место своего изгнания и спешил проехать границы, чтобы соединиться с королевской армией.
По крайней мере, половина Парижа приколола пучки соломы на шляпах. Как сказала принцесса Луиза Орлеанская, ливрея бедного безумца сделалась приметой, по которой распознавались приверженцы народа и принцев, вооружившиеся против ненавистного Мазарини!
