Оливье, или Сокровища тамплиеров - Бенцони Жюльетта (читать книги полностью без сокращений бесплатно TXT) 📗
Филипп Красивый с обычным для него холодным здравомыслием, а также желая пресечь всякие фантастические домыслы, приказал оглашать на всех перекрестках эдикт с осуждением Маргариты, се кузин и обоих любовников, чтобы каждый мог убедиться, что высокий ранг не служит защитой в делах чести. Напротив: наказание должно быть более суровым. С согласия короля епископ постановил, чтобы отныне во всех приходах священники в проповедях больше внимания уделяли святости брачных уз и опасности для душ тех, кто осмелился их нарушить.
Когда герольд на лошади, с развернутым пергаментом в руках, продолжал свой путь от одного перекрестка к другому, вокруг него тут же скапливалась молчаливая, удрученная толпа, которая вскоре разражалась восклицаниями и изумленными комментариями. Все вспоминали, что у супруги Сварливого есть дочка, совсем маленькая, что у Жанны де Пуатье, наименее виновной в этом деле, — три дочери, а Бланка детьми пока не обзавелась. Это означало, что в случае смерти короля наследника мужского пола нет, и королевство достанется женщине, если только Господь не распорядится иначе.
Этим утром Оливье пришел в Париж в одиночестве. Мэтр Матье желал каждый день получать свежие новости, и его товарищи поочередно отправлялись в город, чтобы узнать, что там происходит. Они ходили по одному, чтобы и мэтр, и три женщины всегда имели достаточную защиту в случае неожиданного нападения. Сам мастер поправлялся от раны очень медленно. Она служила причиной постоянного жара и вгоняла его в потери каждом резком движении. Ключица, сломанная прево, болела невыносимо, несмотря на хитроумное средство, примененное Эрве, который некогда подсмотрел его на Востоке у одного из еврейских врачей: кусок простыни обматывался вокруг шеи, пропускался под мышками и связывался на спине, чтобы обездвижить плечо. Но Матье вел себя беспокойно, и исцеление шло медленно, тем более что и моральное состояние больного оставляло желать лучшего. Мастер сердился оттого, что вынужден был сидеть взаперти и не показывать носа на улицу, тогда как ему хотелось продолжить мятеж и в других местах: в Бове, где хоры обвалились тридцать лет назад, и реконструкция была еще не закончена, в Орлеане, в Бурже и в других городах. Изнывая от ненависти, отравлявшей ему кровь, он желал, чтобы незавершенные шедевры «кричали» на все королевство о несправедливости короля и о мести за Великого магистра. Не имея возможности передвигаться, он поручил Ковену поддерживать связь с карьерами в Шантийи, где собрались — еще до неудачной попытки освободить тамплиеров — многие из членов цеха. Люди, собравшиеся там, ожидали приказов, но дни проходили, а распоряжений не поступало. Каменщик, вернувшись в Пассиакум, не смел признаться, что люди потихоньку разбредались в попытках обеспечить себе сносное существование. Мэтр Жак был мертв, увы, а всем остальным надо было как-то жить...
Прислонившись спиной к ратуше и скрестив на груди руки, Оливье намеренно не обращал никакого внимания на герольда с развернутым пергаментным свитком и смотрел только на портал собора Парижской Богоматери, сверкавший под майским солнцем, блестящий, как огромный часослов, на цветные краски и позолоту его статуй, его скульптур. Еще три дня назад на центральных воротах висело воззвание, выражавшее ярость и призыв к Господу тех, кто трудился ради него, создавая прекрасные и прочные шедевры удивительных соборов. Оливье думал о незнакомом лучнике. Несмотря на все меры по охране собора, его так и не удалось схватить; бывший тамплиер восхищался смелостью и почти дьявольской ловкостью этого человека. Даже если это только разъяряло епископа, капитул и прево, все равно он считал гениальным сам замысел — даровать собору мятежный голос... А тут еще личная драма, поразившая всех трех сыновей короля: в целом, все это создавало великолепную возможность напоминать о неизбежной каре! Ну а пока следовало вернуться к своим и рассказать им о событиях в столице...
В этот момент за его плечом раздался едкий голос:
— Теперь, надеюсь, вы удовлетворены? Если бы вы не расстроили мой план тогда, перед обителью Храма, Сварливый стал бы королем со своей прекрасной шлюхой, будущему королевства ничто бы не угрожало, а Великий магистр был бы жив по сию пору...
Даже не видя того, кто говорил, Оливье сразу узнал незабываемый хриплый голос нищего, которому он помешал убить короля. Помнится, тот назвал себя Пьер де Монту. Обернувшись, он убедился, что нищий ничуть не изменился: такой же тощий, с растрепанными седыми волосами и бородой, орлиным носом, который показался ему
чуть менее красным. Но глаза его сверкали тем же огнем, когда он добавил:
— ...В довершение всего, вы мне солгали! Оливье разозлился.
— В другое время я дал бы вам пощечину, потому что я, даже если бы и прибегнул ко лжи, спас нас от расправы, да и пострадали бы не вы один! Но я и в самом деле видел Ронселена де Фоса. И мой спутник тоже видел его. Мы вдвоем ринулись за ним...
— Поймали? — с ухмылкой спросил Пьер де Монту.
— Нет. Вы же знаете, что за нами побежали лучники, что дало вам возможность скрыться. А мы улизнули от них... только благодаря одному другу. А Ронселен исчез, как дурной сон.
— И вы полагаете, что впредь вы больше этот дурной сон не увидите?
— Мысль об этом никогда не покидает меня. Но его усиленно искали те, кто предоставил мне убежище. Я объясняюсь с вами по доброте души, мне вовсе не нужно извиняться перед вами. Конечно, вы и сами должны были его искать?
— Нет. Я был убежден, что вы выкрикнули его имя только для того, чтобы сорвать мой план...
— Хорошо, поговорим о вашем плане! Что не сделано в один день, может быть сделано в другой. Неужели вы не нашли повода попросить милостыню у Филиппа еще раз? Полагаю, за семь лет вы могли бы найти для этого подходящее время?
— Хотите верьте, хотите нет, но возможности у меня действительно не было, — проворчал Монту. — Хотя желание не покидало меня. Я очень надеялся на удачу, когда он отправился в Пуатье на встречу с Папой. Но у него слишком много врагов, и Мариньи, не говоря ему ни слова, окружил его железным кольцом охраны... Кроме того... мне нужно было жить, и я украл еду на рынке в Божанси... из-за чего попал в замковую тюрьму, где меня могли бы и повесить.
— И отчего же не повесили? — саркастически осведомился Оливье.
— Повезло, что не часто встречается в жизни. Комендант замка оказался моим дальним родственником. Он узнал меня и спас от петли, чтобы бесчестье не коснулось семьи. Но держал меня под стражей долгие месяцы. Хотя обращались со мной неплохо. А потом его перевели из Божанси в Лош, и он меня выпустил, не дав ни гроша, но зато вернув свободу... Впрочем, я сумел вернуться в Париж, где жил... как мог... До той ужасной ночи, — добавил он, понизив голос от истинных терзаний израненной души, — когда посмели сжечь Великого магистра и приора Нормандии!
— Их ведь пытались спасти? Что же вас не было среди тех, кто осмелился это сделать?
— Я был среди них! С несколькими друзьями мы дожидались в лодке на реке, но увидели, как Великий магистр отказался пойти с Матье де Монтреем. Тогда и мы отступились...
— Вы узнали мэтра Матье?
— О да! В свое время я частенько встречался с ним. Кроме того, я хорошо запоминаю лица. И вас я тогда тоже узнал. ВЦ храбро сражались и, как мне показалось, вам удалось спасти Матье. Вот почему... с учетом всего этого... я вас прощаю!
— Какое снисхождение, — усмехнулся Оливье, не зная, как ему поступить — ударить этого человека или пожать ему руку. — А что, собственно, вы мне прощаете? То, что я помешал вам убить короля?
— Именно это! Хотя... теперь я не так уверен, что посадить на трон Сварливого — такая уж хорошая идея... Разумеется, он будет плясать под дудку этого надутого павлина Карла де Валуа, но он слабак, а слабаки опасны. Особенно такие злобные, как он. Достаточно посмотреть на то, что со вчерашнего дня творится у Нельской башни...
Вопрос возник сам собой.
— И что же там творится?
