Виноградник Ярраби - Иден Дороти (книга жизни txt) 📗
Однако условия жизни в колонии улучшились. Теперь, когда овцеводство и производство зерна были налажены, в продуктах недостатка не было. После нескольких недель, проведенных на берегу, заключенных, не совершивших таких преступлений, за которые их следовало отправить на угольные копи в Ньюкасл, можно было нанимать на работу.
Из числа прибывших с последним кораблем Гилберт, нуждающийся в дополнительных рабочих руках для Ярраби, выбрал одного четырнадцатилетнего мальчика. Ему понравилось лицо парнишки, выражавшее упорство и мужество. Несколько недель хорошего питания укрепят тело изможденного подростка. Пусть мяса на его костях сейчас маловато, зато кость широкая. Звали мальчика Джемми Макдугал. У него была грамотная речь, так как, по его словам, его мать была женщиной с образованием. Она научила его читать и писать. Но отец любил выпить и отбирал деньги, что мать зарабатывала стиркой, и те жалкие гроши, которые приносили домой Джемми и его сестра, работавшие на прядильной фабрике. В результате в доме вечно было нечего есть, и в конце концов Джемми начал воровать. Понемногу — каравай хлеба, булочку, яблоки, кусок рыбы, как-то раз целую курицу. Он таскал только еду, которая была необходима им всем, чтобы выжить. Парнишка наловчился и занимался этим целых шесть месяцев, прежде чем его поймали.
Джемми не повесили. Сказали, что для такого наказания он еще слишком мал. Вместо этого его сослали, и теперь он не знает, что с его родными. Наверное, так никогда и не узнает.
Однако он был еще слишком молод, чтобы долго предаваться скорби. Гилберт заметил, как сверкали глаза Джемми, когда он окидывал взглядом бескрайние просторы. Он понимал, что мальчик испытывает те же чувства, какие испытывал и он, впервые увидев новую страну, — он был повергнут в благоговейный трепет, ослеплен и невероятно взволнован.
Итак, он захватил мальчика в Ярраби и велел Тому Слоуну по-отечески за ним приглядывать. Быть может, им удастся сделать из него человека. Во всяком случае, подросток получит какой-то шанс выбиться в люди.
Какого раз, вскоре после этого, Гилберт, находившийся в винодельне и укладывающий на специальные полки десять галлонов кларета, почувствовал, что за ним следят чьи-то глаза. Резко повернувшись, он увидел скрывающегося в тени мальчика. Поняв, что его заметили, Джемми по-кошачьи мягко задвигался.
— Стой, — резко скомандовал Гилберт.
Мальчик осторожно повернулся к нему.
— Не бойся. Я не буду тебя бить. Ты зачем сюда пришел? Украсть что-нибудь?
Мальчика передернуло. Он гордо вскинул подбородок:
— Нет, сэр!
— А тогда зачем?
— Я просто смотрел. Я хочу научиться.
— Делать вино?
— Да, сэр.
— Тебе это интересно, да?
Мальчик порывисто шагнул поближе к Гилберту:
— Я наблюдал за тем, как вы наполняете бутылки. Вы не наливаете их до самого верха.
— Да, это делается специально. Надо, чтобы в бутылке оставалось немного воздуха — ровно столько, сколько требуется. Если его будет слишком много, вино прокиснет, если слишком мало — ему нечем будет дышать. Пробка должна быть прочной, а бутылки надо держать в лежачем положении. Поди сюда, я тебе покажу. Водянистые слабые вина я продаю сразу же, но те, что изготовлены в удачный год, как, например, вина из прошлогоднего винограда, у которых красивый рубиновый цвет и хороший букет с еле заметным терпким привкусом, предназначаются для долгого хранения.
— А как долго вы их держите в бочках, сэр?
— Это вино простояло в бочке два года. Теперь у него есть свой букет. Хочешь понюхать?
— Да, сэр.
Гилберт налил в стакан немного вина, поднес его к носу, а потом передал Джемми, который позабавил и обрадовал его тем, что старательно подражал каждому его движению.
— Замечательное вино, сэр.
— Откуда ты знаешь?
— Оно хорошо пахнет.
— Ты прав, это хорошее вино — «Ярраби-кларет». Пройдет года четыре, и оно появится на столе у губернатора. Ну ладно, раз уж ты тут, можешь мне немного помочь. Я хочу, чтобы вон те бутылки и пробки были как следует вымыты. Мыло употреблять нельзя. Когда вино налито в бутылку, я загоняю пробку в горлышко деревянным молотком. Вот так, гляди. Рука, которая держит бутылку, всегда должна быть в перчатке. Потом окуни горлышко в расплавленный сургуч и наложи штамп Ярраби. Все понял?
— Да, сэр.
— Ну тогда приступай к мытью бутылок. А когда захочешь в следующий раз сюда прийти, попроси разрешения.
— Простите меня, сэр, если я что-то сделал не так.
— Ничего, ничего, если тебе и в самом деле интересно, ты можешь оказаться полезным. Запах винодельни не всем по душе. Моя жена находит его тошнотворным.
Мальчик недоверчиво вытаращил на него глаза. Гилберт невольно снова рассмеялся, на этот раз с веселой снисходительностью. Парень хорошо говорит; может, это очень неплохая идея — вырастить ученика, кого-то, кто мог бы взять на себя основные функции, если хозяин по какой-то причине не сможет вести дела так, как того требуют строгие правила виноделия. Мальчик сказал, что умеет писать; в таком случае он научит его вести инвентарную книгу. Можно начать сегодня следующей записью: «На полки уложено десять галлонов кларета, изготовленного в 1832 году. Тридцать галлонов муската, произведенного в апреле, повернуты другой стороной...»
Если Джемми Макдугал, четырнадцатилетний ссыльный, действительно так интересуется делом, как кажется на первый взгляд, похоже, он сможет задержаться в Ярраби на достаточно долгое время и после того, как получит свободу.
Юджиния подолгу держала Кита около себя. В течение некоторого времени после болезни он был бледен и капризен, и она наблюдала за ним с постоянной тревогой. Однако теперь он снова стал пухленьким, как раньше, и вел себя очень неспокойно, когда оказывался запертым в маленькой гостиной наедине с мамой.
— Рози! — повелительно кричал он, стуча стиснутыми кулачками в закрытую дверь. — Кит хочет Рози.
Юджиния изо всех сил стремилась не заразиться предубеждением, которое испытывала миссис Эшбертон к дочке миссис Джарвис, только потому, что ребенку посчастливилось избежать страшной скарлатины. Но ее начинало все больше раздражать привязанность Кита к этой некрасивой девочке с узкими топазовыми глазами. Со своим треугольным личиком и редкими русыми волосами она была похожа на светлую лисичку. У Рози было свойство появляться там, где ей вовсе не следовало быть, а затем внезапно исчезать — каждый раз молча. Нельзя даже было пожаловаться ее матери, что она досаждает кому-то, потому что малышка неизменно скрывалась из виду прежде, чем вы успевали это сделать.
Да и в любом случае это было бы бесполезно, потому что Кит непременно разразился бы громким рыданием и потребовал бы, чтобы ее впустили к нему. Где бы он ни находился, он хотел видеть ее рядом с собой. В конце концов оказалось легче отпустить его на кухню, чем переносить присутствие любопытной молчаливой маленькой девочки в гостиной или в собственной комнате Юджинии.
Все было бы иначе, если бы Виктория не умерла — она стала бы для брата подругой в общих играх.
В результате единственным собеседником Юджинии, подолгу просиживающей за письменным столом, был Эразм в клетке. Это позволяло ей писать в тайных письмах Колму: «Когда Эразм говорит совершенно вашим голосом «аланна», мне кажется, будто вы никуда не уезжали...»
Она была уверена, что, если бы не эти ее письма Колму и Саре, она умерла бы от горя и одиночества.
« Дорогая Сара!
Я понимаю, что тебе надоело слушать о моей скорби, но, право же, нет такого часа в сутки, когда бы я не тосковала по своей маленькой Виктории. Я не перестаю ругать себя за то, что оставила ее, когда она была еще так мала. Если у меня опять будет ребенок, я не спущу с него глаз весь первый год его жизни...»
Но будет ли у нее еще когда-нибудь ребенок? Дело в том, что после смерти малютки Юджиния не могла выносить присутствие Гилберта рядом с собой. Она не пыталась подыскать какое-то разумное объяснение своим чувствам, и ее не трогало выражение обиды и радости в глазах Гилберта.
