Церкви и всадники - Галкова Ирина (читать хорошую книгу полностью .TXT) 📗

10. Эпилог: Как формировалась традиция?

Наконец, в качестве эпилога мне хотелось бы сосредоточить внимание на нескольких фактах в отношении церквей с всадниками и их возможных заказчиков, которые, возможно, добавят нечто к пониманию того, как складывалась данная архитектурная традиция. Я уже высказывала свое соображение о том, что вероятное родство линьяжей Меля, Ольнэ и Рабиолей стало залогом того, что церкви Сент-Илер и Сен-Пьер выстроены и декорированы очень сходным образом. Это сходство заметно даже на фоне отмечавшейся однотипности церковных построек региона и относится не только к внешним деталям, но и к самим конструктивным и декоративным принципам. Среди перечислявшихся ранее церквей, имеющих (или имевших) скульптуры всадников на фасадах, можно выделить еще по меньшей мере три, вероятные заказчики которых тоже связаны с линьяжами Каделонов, Мэнго и Рабиолей узами родства. Это церкви Сент-Эри в Мате, Нотр-Дам в Сюржере, Сен-Мартен в Понсе.

Историю храма Нотр-Дам в Сюржере связывают с шателенами замка Сюржер, в стенах которого она расположена [642]. При этом шателенами Сюржера были представители одной из ветвей рода Мэнго [643]; их также связывали некие узы – скорее всего, тоже родственные – и с Рабиолями: по свидетельствам XIII в., замок Рабиолей Дампьер находился в подчинении у сеньоров Сюржера [644].

Владельцами замка Понс, расположенного в Сентонже, считались виконты Ольнэ, хотя сами Каделоны в нем не жили, а передавали замок смотрителям. Церковь Сен-Мартен, выстроенная (как и Сен-Пьер в Ольнэ) за стенами замка, принадлежала виконтам: известно, что в 1067 г. виконт Ольнэ Гийом передал ее монастырю Сен-Флоран в Сомюре [645]. Судя по описаниям, церковь Сен-Мартен напоминала храм в Сюржере: по меньшей мере на ее фасаде тоже были два всадника [646].

Церковь Сент-Эри в Мате была передана аббатству Сен-Жан д’Анжели в конце XI – начале XII в. епископом Сента для реконструкции после пожара [647]. Никаких сведений о ее прежних светских владельцах нет. Стоит отметить, однако, что расположенная поблизости церковь Сен-Пьер, которая, как и Сент-Эри, была передана аббатству епископом Сента [648], находилась некогда в собственности Рабиолей. Об этом известно из хартии сыновей Мэнго Рабиоля, которые в день его погребения в Сен-Жан д’Анжели передали аббатству права на эту церковь [649]. Документ, упомянутый выше, – хартию епископа о передаче монастырю этой же церкви – следует трактовать, по всей видимости, не как собственно дарение, а как жест, санкционирующий передачу храма монастырю из частного владения. В отношении церкви Сент-Эри, возможно, ситуация была такой же, только дарственная грамота бывшего собственника не сохранилась. Таким образом, вполне вероятно, что к появлению обоих этих храмов причастна семья Рабиоль. В церкви Сен-Пьер фасад не сохранился; в остальном архитектурное и скульптурное решение обеих построек обнаруживает значительное сходство. Также нередко отмечается сходство обоих храмов с церковью Сен-Пьер в Ольнэ [650].

Все упомянутые замки – Ольнэ, Мель, Понс, Сюржер, Дампьер – находятся сравнительно недалеко друг от друга, в радиусе 50 км от Сен-Жан д’Анжели по обе стороны южной границы Пуату с Онисом и Сентонжем: Ольнэ, Дампьер и Мель – на юге Пуату; Сюржер – в Онисе, близ двойной границы с Пуату и Сентонжем; Понс – в Сентонже (илл. 1.2). Их обитатели в XII в. должны были представлять собой довольно тесную общность (которая, несомненно, не ограничивалась указанными замками и семьями), объединенную кровными и соседскими узами, а также отношениями покровительства и вассальной зависимости. Вероятно, формы внешней репрезентации рода, в отношении которых еще не сложилось какой-то долгой традиции, перенимались и копировались внутри этой общности, что и обусловило заметные параллели в оформлении родовых церквей.

Стоит также остановиться еще раз на антропониме Константин, с популярностью которого Ю. ле Ру связывает выбор образа святого Константина как визуальной репрезентации заказчиков церквей. Как уже отмечалось, во всех трех линьяжах можно найти представителей с таким именем. Среди хозяев Мельского замка их два – викарий Константин, упоминаемый в 1020–1050-х гг., Константин из линьяжа Мэнго – около 1080–1090 гг. Викарий Константин не был прямым предком Константина Мэнго, но был, видимо, в родственных отношениях с его дедом, Мэнго I. Кроме этого, он, как уже говорилось, состоял в родстве с Каделонами из Ольнэ. Виконт Константин из Ольнэ упоминается в хартии 1038 г., именно он распоряжался землями, прилежащими к церкви Сен-Пьер. В семье Рабиоль тоже имелся Константин, который появляется в качестве свидетеля и фигуранта хартий в 1097–1105 гг. К ним можно добавить Константина из замка Сюржер, отмеченного в дарственной Сен-Жан д’Анжели, датируемой примерно 1100 г. [651], а также одного из обитателей замка Понс, в дарственной монастырю Сен-Киприан (ок. 1087–1100 гг.) названного Константином Крассом [652]. Был ли он смотрителем замка или одним из членов линьяжа Каделонов, – сказать трудно.

Таким образом, в отношении целого ряда церквей XII в. в Пуату мы можем отметить несколько существенных параллелей. Во-первых, это их визуальное сходство – по меньшей мере на уровне соответствия местной архитектурной традиции и наличия всадника в декоре фасада. В отдельно взятых случаях есть повод говорить о более глубоких конструктивных и иконографических параллелях – в Меле и Ольнэ всадники были одинаково размещены по центру фасада над входом и выходили на паломническую дорогу; в Сюржере и Понсе присутствовало по два всадника по обе стороны от портала. Во-вторых, мы можем заметить, что все упомянутые церкви с большей или меньшей очевидностью обязаны своим возникновением представителям среднего круга пуатевинской знати, объединенным кровными и свойскими узами, чьи владения были сосредоточены на довольно компактной территории. В-третьих, среди имен представителей этих семей довольно часто встречается имя Константин, и, следовательно, они могли рассматривать Константина Римского как своего святого патрона, чье изображение сделалось рано или поздно родовым знаком.

Точную датировку церквей с всадниками, как уже говорилось, установить крайне трудно; но все они должны были появиться в довольно короткий промежуток времени: в первой половине – середине XII в. Судя по всему, эта традиция, едва возникнув, была подхвачена и быстро распространилась по региону именно потому, что она отвечала назревшим к этому моменту амбициям и деятельным устремлениям местной аристократии. Вполне вероятно, что зерно этой традиции вызрело внутри именно такой родственной и соседской сети сеньоров одного круга, где способы родовой репрезентации перенимались друг у друга и, может быть, в каком-то смысле формулировались сообща. Не исключено, что ею стал именно обозначенный нами круг местной знати, в рамках которого появились и заинтересовавшие нас церкви Сент-Илер в Меле и Сен-Пьер в Ольнэ.

Заключение

Конкретный вопрос, послуживший отправной точкой данного исследования, – кто мог выступить заказчиком церквей Ольнэ и Меля – обнаружил необходимость фундаментального разговора о том, кого и почему можно назвать заказчиками церквей XII в. и каковы были особенности их мотивации и стратегии. Только выяснив все особенности ситуации в целом, можно было с достаточным основанием выстраивать ту гипотетическую картину, которая действительно могла иметь место в данном случае. Поэтому исследование регулярно переходило от обсуждения конкретной ситуации к вопросам общего плана и наоборот. Я надеюсь, что такая стратегия себя оправдала.