В тисках Джугдыра - Федосеев Григорий Анисимович (читать полные книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
Василий Николаевич пришел с Александром. Тот, обеспокоенный нашим отсутствием, решил, что с нами стряслась беда, и рано утром вышел на поиски. У места, где мы оставляли рюкзаки, они встретились.
– Думал, конец вам, добегались, а оно, видно, еще протянете, – шутит Александр, усаживаясь возле костра.
– Интересно, что бы ты стал делать? – спрашиваю его.
– Я уже думал об этом по пути сюда: распишу, мол, на скале всю историю. Дескать, погибли так-то и так. Потом вспомнил: писать нечем – даже химического карандаша нет, и решил – пускай еще поживут, раз такой случай, – Александр громко смеется, и скалы, может быть впервые услышавшие человеческий смех, откликаются веселым эхом.
Пока Александр готовит чай и подогревает лепешки, мы с Василием Николаевичем отдыхаем.
Теперь, поскольку третий спутник здесь, с нами, можно иначе распределить день. Василий Николаевич хочет итти искать убитого барана.
– Мало, что сверху не видно. Скатиться зверь мог и в доступное место. Нельзя бросать убитую дичь, – говорит он с явным упреком в мой адрес. – Спущусь на табор, встану на лыжи и ущельем проберусь под ту скалу, может, и найду…
Мы все трое выходим на верх гребня и там разделяемся: Василий Николаевич с Кучумом возвращаются в табор, а мы с Александром идем дальше, к хорошо теперь заметному гольцу. Ветреная погода не предвещает ничего хорошего. Хмурятся отяжелевшие тучи, готовые упасть на нас. В тумане прячутся подножья скалистых гор. Мы идем, как в продушине, оставляя на снегу хорошо заметный след, на россыпях ставим торчмя приметные камни, чтобы не сбиться на обратном пути, если нас застигнет туман или пурга.
Гребень сплошь завален разрушенными скалами, в поисках прохода между ними извивается наш след. Приходится по нескольку раз взбираться на промежуточные высоты, спускаться на дно седловины.
Подходим к намеченному гольцу с северной стороны; теперь он представляется нам в виде провисшего стога с двумя вершинами по краям. Ветер то и дело меняет направление. Заклубился туман. Он уже перехватил последнюю седловину на нашем пути и может скоро окутать голец. Неужели придется вернуться ни с чем, а потом повторить этот маршрут? Ведь чтобы решить задачу, нам нужно побыть на вершине всего лишь с час, конечно, при условии, что мы увидим открытый горизонт.
На седловине сбрасываем рюкзаки, поднимаемся налегке. Александр идет ходко. Подъем не очень крутой, и в три часа дня нам удается взобраться на верх гольца. Он действительно представляет собою одну из значительных вершин Станового в этом районе.
Под волнистым туманом исчезли цирки и глубокие ущелья. На поверхности торчат только горбатые вершины, словно острова неведомого архипелага. Не оправдалась моя надежда увидеть с гольца хребет развернутым планом, со всей его сложной сетью отрогов, лощин и поподробнее разобраться в рельефе. Я не отчаиваюсь, ведь мы непременно посетим эти горы еще летом, тогда природа более доверчиво откроется перед нами и можно будет составить более полное представление о Становом. Но и сейчас, при беглом знакомстве с хребтом, уже ясно, что лежащее от нас на запад пространство – это очень сложные нагромождения гор и, несомненно, самая приподнятая часть хребта. Здесь еще много уголков, куда не ступала нога человека.
Гольцы, отдаляясь друг от друга, медленно погружаются в туман. Слева слабо видна знакомая вершина Джугджурского хребта. Она заметно возвышается меж двух сопок, округлая, увенчанная причудливыми зубцами руин. Эта вершина служит надежным ориентиром среди беспорядочно разбросанных гор. Мне удается, хотя и неполностью, сделать зарисовку горизонта, определить азимуты на выдающиеся вершины. Внимание привлекают горные нагромождения в юго-восточном направлении, куда, как мне кажется, должен выйти Лебедев после окончания работы на Сага и где мы должны встретиться.
На этом приходится сегодня закончить свою работу. Я испытываю некоторое удовлетворение – наши усилия не были напрасными: нам удалось собрать сведения, необходимые для проведения геодезических работ в районе стыка Станового и Джугджурского хребтов. Под туром, выложенным из камней на вершине, я оставляю записку с этими сведениями для техника Пугачева, который вскоре должен подойти к хребтам со стороны Алданского нагорья.
Мне представился крутой скалистый подъем, забитые снегом лощины, провалы, оберегающие подступы к вершине гольца, и с невольным содроганием я подумал о людях, которым придется поднимать сюда наверх лес, цемент, песок, железо для постройки пункта, а затем тащить и тяжелые инструменты для наблюдений.
В тумане спрятались последние отроги. Резко похолодало. Сильно продрогшие, мы покидаем голец. Снежный ветер замел наш след. Хорошо, что мы догадались поставить камни в развилках гребней, это позволило нам без злоключений возвратиться на табор. Василия Николаевича еще не было, и это меня обеспокоило.
– Конечно, все может быть, ведь он себя не щадит, полезет из-за барана в пропасть и, чего доброго, сверзится, – подтверждает мои опасения Александр.
– Ты вари ужин, а я пробегу его следом.
Выпиваю кружку чаю, становлюсь на лыжи. Шумит,разгулявшийся в облаках ветер, густеет сумрак, падает снег. С трудом различаю лыжню Василия Николаевича. Иду не торопясь, прислушиваясь. Из темноты доносится странный звук, будто кто-то поблизости осторожно прилег на мягкий снег и затаился. Я останавливаюсь, жду. На голову падают пушистые хлопья снега, ветер дует в лицо. Звук повторяется более ясно. Я узнаю скрип снега под тяжелыми лапами зверя. Становится не по себе, чувствую, как дрогнули коленки, отяжелело тело. Каюсь, что не взял с собой винтовку. А зверь явно крадется ко мне, слышу, как пробирается он по чаще все медленнее, все ближе. Сбрасываю с ног лыжи, укрепляюсь поустойчивее на снегу, выхватываю из-за пояса нож. Пальцы до боли сжимают рукоятку. А зверь уже рядом, слышу, как его ноздри шумно втягивают воздух.
– Фу ты, дьявол, Кучум! – с облегчением вырывается у меня.
Кобель бросается ко мне, ластится, визжит.
– Ого, раздуло-то тебя как, друг, значит нашли круторога, – радуюсь я, ощупывая бока собаки.
На мой крик где-то недалеко отозвался Василий Николаевич. Скоро послышался шорох лыж, а затем и учащенное дыхание. За плечами у Василия Николаевича винтовка, рюкзак с мясом, а поверх него привязана тяжелая голова круторога.
– Ты с ума сошел, Василий, такую тяжесть тащишь, да еще ночью! К чему надрываешься? Можно ведь было сходить за зверем завтра утром.
– Да вот думал: поднесу поближе и брошу, а утром прибегу. С километр прошел – вроде ничего, дай, думаю, еще немного пронесу, а там еще, так вот и дотащился сюда, – оправдывается он, сбрасывая с плеч груз и усаживаясь передохнуть.
– Устал?
– Малость, но ведь без, этого не бывает. А зверя стреляного бросать не положено, сам знаешь, – говорит он снова с упреком в мой адрес.
– Где нашел? Далеко?
– Там же под скалою, где упал. Не докатился донизу, завяз в щели. Не будь со мной Кучума, ни за что не найти бы, – рассказывает, закуривая, Василий Николаевич. – Meсто неловкое: уступы, надувы, все скользкие, кое-как вытащил. Только пользы от этого зверя почти никакой, кроме рогов, а кости, мясо и внутренности перетолклись. С десяток килограммов взял собакам, и все.
– Что в желудке, не смотрел? – перебил я его.
– Говорю – все смешалось, не разберешь, шкура даже полопалась.
– Жаль. Рога-то, кажется, хорошие…
А снег все идет и идет. Я набрасываю на плечи груз, Василий Николаевич привязывает к сворке Кучума, и собака выводит нас сквозь тьму на стоянку.
Мы до того измотали свои силы, что, кажется, теперь и пушкой нас не выбьешь из палатки. Снимаем с себя отяжелевшую одежду, умываемся, садимся за еду. Василий Николаевич наливает по стопке коньяку.
Горячий ужин и теплая постель вознаграждают нас за испытания последних двух дней. Сквозь тишину доносится до слуха тихий шорох снегопада. Я еще долго не могу заснуть и пытаюсь привести в какой-то порядок свои наблюдения над жизнью снежных баранов.
