Великие химики. Том 2 - Манолов К. (книга жизни TXT) 📗

— Непростительное расточительство. Я, например, провожу не менее пяти анализов в день.

Куртиус с удивлением посмотрел на него и улыбнулся, приняв слова Эмиля за шутку.

— Пять анализов в день!.. Это невозможно!

— Нет, возможно, — возразил Фишер. — Самое главное — организация работы.

— Никакая организация тут не поможет, — решительно отрезал Куртиус.

— Не будем спорить, начнем работать вместе, и вы сам» убедитесь, что я прав. У меня уже все подготовлено для анализа.

На следующий день Эмиль появился в лаборатории на рассвете, разжег печи, взвесил органические вещества, приготовленные заранее в небольших фарфоровых тиглях, и приступи» к опыту. На одном столе работали две печи для определения углерода и водорода, на другом — две печи для определения азота в органических веществах. Наблюдая за сожжением веществ, он разжег еще одну печь, а затем подготовил тигли и органические соединения для следующего опыта. Эмиль работал с завидной ловкостью и умением. К вечеру все пять анализов были готовы. Куртиус не поверил своим глазам.

— Ты настоящий факир!

— Ничего подобного, дорогой Тео. Все дело просто в организации.

Может быть, Фишер и был прав, но ни один практикант, несмотря на все усилия и старания, не мог сравниться с ним в технике эксперимента. Оказалось, что успех в экспериментальной работе в немалой степени зависит и от того, кто ею занимается. Эмиль обычно работал одновременно над несколькими задачами и проводил по нескольку опытов сразу.

Фенилгидразин оказался довольно активным веществом. Он легко вступал в реакции с альдегидами и кетонами, образуя хорошо кристаллизующиеся вещества — фенилгидразоны. Эта свойство можно использовать для разделения смесей, содержащих альдегиды и кетоны, для характеристики данного альдегида или кетона по температуре плавления соответствующего фенилгидразона. Фенилгидразин служил и как исходное вещество для синтезов. Одной из основных проблем, над которыми работали Байер и его сотрудники, был вопрос об индиго и его соединениях со сходной структурой.

Первыми исследованиями, начатыми Эмилем Фишером в мюнхенской лаборатории, были опыты с фенилгидразонами альдегидов. Действуя на пропионовый альдегид фенилгидразином, он получил кристаллическое вещество, которое отличалось по составу от скатола, одного из производных индола, только тем, что содержало в своей молекуле еще один атом азота и три атома водорода.

— Если я смогу отделить молекулу аммиака от молекулы этого фенилгидразона, то получу скатол.

— А какими методами вы пользовались? — спросил профессор Байер.

— Термический распад, нагревание с различными катализаторами, но все безуспешно.

— И с кислотами не получилось?

— Нет. Производные фенилгидразина — фенилгидразоны распадаются под действием кислот на исходные альдегид и фенилгидразин.

— Попробуйте использовать порошок цинка и его соли.

Опыт с порошкообразным цинком тоже не дал никакого результата, однако хлорид цинка оказался очень активным. Содержимое колбы, в которой Фишер нагревал фенилгидразон, распространяло неприятный запах. Даже сильная вентиляция не помогала.

— Дик, что это? Ты словно собрал навоз из конюшен всего герцогства! — Кёнигс [273] зажал нос, спасаясь от зловония.

— Получилось! — закричал Фишер, не обращая внимания на брезгливые гримасы коллег.

Но никто уже не слушал выражений его восторга. Практиканты погасили свои горелки, остановили опыты и один за другим выбежали из лаборатории — запах в комнате был невыносимым. А Эмиль, словно ничего не замечая, продолжал работать.

Так пришел первый успех, и он был связан именно с фенилгидразином. Эмиль верил, что с помощью этого соединения ему удастся сделать новые открытия. Запах скатола пропитал его одежду, волосы, кожу, но Эмиль не обращал на это внимания, он продолжал опыты: нужно было перекристаллизовать полученное вещество, чтобы определить температуру его плавления, провести элементарный анализ. Практиканты постепенно свыклись с неприятным запахом и даже перестали его замечать, хотя он следовал за ними повсюду — на улицах, в ресторанах, в театре.

Эмиль был страстным поклонником музыки и не пропускал ни одного концерта, ни одной оперы в городе. Вот тут-то опыты со скатолом и сыграли с ним злую шутку. Однажды он отправился в оперу, но, как только вошел в партер, соседи начали хвататься за носовые платки и шушукаться, дамы демонстративно вытащили флакончики духов.

— Кто пустил этого конюха в оперу? — послышался чей-то возглас.

Эмиль покраснел и поспешил покинуть зал. Он мылся самым тщательным образом, менял одежду, но кошмарный запах исходил от его кожи, неотступно следовал за ним.

Не обращайте внимания, — успокаивал его профессор Байер. — Наука требует жертв, и это еще не самая ужасная жертва. Ведь вы сделали открытие. — Профессор помолчал и неожиданно сменил тему разговора:

— Господин Фишер, необходимо в кратчайший срок обобщить исследования, связанные с гидразиновыми соединениями, и подготовить материалы к печати. Здание нового института почти закончено. Теперь у нас будут места и для приват-доцентов. Кстати, уже явился один претендент — доктор Аронштейн. Хотелось бы и вас видеть приват-доцентом.

В 1878 году Эмилю Фишеру было присвоено ученое звание доцента. Согласно установленным правилам, кроме публикации результатов научных исследований, кандидат должен был сдать экзамен, а после этого выступить с лекцией на тему, предложенную комиссией.

Самой трудной для Эмиля оказалась лекция. Он не привык выступать перед аудиторией, а коллеги советовали ему не пользоваться ни «шпаргалками», ни конспектом. Пришлось заранее написать лекцию и выучить ее. Превосходная память Фишера сослужила здесь ему верную службу, единственной помехой оказался довольно ощутимый рейнский диалект оратора, на что ему было указано. Фишер серьезно занялся произношением, стремясь к тому, чтобы его лекции в будущем читались правильным литературным языком.

На следующий год профессор Фольгард, который заведовал аналитическим отделением, получил приглашение работать в университете города Эрлангена. Его место, по предложению профессора Байера, занял Эмиль Фишер. Друзья и родные встретили эту новость с восторгом. Отец прислал Эмилю длинное поздравительное письмо, в котором сообщал, что они с матерью отпраздновали успех единственного сына — распили бутылку шампанского. Друзья устроили пирушку, где главными героями, помимо Эмиля, были также Куртиус и Кёнигс. Последний также работал в лаборатории профессора Байера в качестве приват-доцента. Невзрачный, неряшливо одетый, он казался очень непривлекательным, но стоило заговорить с ним, как все это невольно забывалось и собеседник попадал под обаяние человека необычайно живого и остроумного. У Вильгельма был неиссякаемый запас веселых анекдотов, иронических стишков, которые он экспромтом сочинял по любому поводу. А так как Куртиус не уступал ему в остроумии, в этот вечер они устроили настоящее состязание — к величайшему удовольствию присутствующих.

Кёнигс и Фишер были друзьями. Они жили в одном доме, их комнаты даже находились на одном этаже. Обычно по вечерам они возвращались домой вместе, заходили к Эмилю в обсуждали планы дальнейших экспериментов. Их интересовали главным образом состав и структура различных красителей — ведь в лаборатории профессора Байера в основном занимались красителями.

Братья Фишер работали над розанилином. Давно было известно, что если смесь анилина и пара- и орто-толуидинов окислить мышьяковой кислотой, образуются темно-зеленые кристаллы с металлическим блеском, которые окрашивают шерсть в красивый красный цвет. Поэтому краситель был назван розанилином. Позднее это соединение получило название фуксина. Но структура молекулы этого красителя оставалась невыясненной. Приступая к этой проблеме, Фишеры попытались превратить розанилин в уже известное соединение, которое можно было бы легко идентифицировать. Исследования братьев продолжались несколько лет, но успеха не имели.