Грезы любви - Берд Джулия (читаем книги .txt) 📗
— Мой Бог, Генрих! — закричал Ричард, вонзая шпоры в бока коня. Конь взвился на дыбы, а затем стрелой полетел вперед, но Ричарду казалось, что конь едва переставляет ноги. В то время как Шэдоу несся мимо сражающихся насмерть рыцарей, Ричард увидел другую картину, от которой у него застыла в жилах кровь. Еще один французский воин, заметив Генриха, яростно гнал коня, направив меч, чтобы обезглавить английского монарха. Его глаза сверкали от неистового желания получить награду за убитого короля.
— Не смей! — ревел Ричард. — О Генрих, мой король!
Ричард подъехал к Генриху, и тот взглянул на него. В этот момент французский всадник ударил короля мечом по шлему. Король упал, к счастью, в сторону Ричарда.
— Держись, мой король! — крикнул Ричард, ловко схватив Генриха за руку и унося его с обагренного кровью поля. Генрих вспрыгнул на коня за спиной Ричарда, и они стрелой понеслись в сторону английского тыла. Там потрясенный король спешился и посмотрел на своего старого друга.
— Ты спас мне жизнь, Ричард.
— Я только выровнял счет, сир. Вы тоже однажды спасли мне жизнь под Оуэном. Помните?
Король кивнул и с любовью посмотрел на графа.
— Надеюсь, мы больше не окажемся в таких ситуациях.
— Да, ваше величество.
Ричард вновь погнал коня в самое пекло сражения. Слова монарха «Ты спас мне жизнь, Ричард» были как бальзам для старой раны на сердце. Новая же рана не переставала болеть.
Вдруг Ричарда пронзила острая боль в бедре. Вражеский рыцарь ранил его топором. Ричард вскрикнул от боли. Мощным ударом француз выбил его из седла. Упав лицом на землю, граф пополз, выплевывая скрипящий на зубах песок.
— Милорд! — крикнул Перкинс, пробиваясь к графу. — Милорд! О Боже, ваша нога! Господи, спаси и помилуй! Господи, спаси и помилуй! — повторял вновь и вновь бывший оруженосец.
Перкинса посвятили в рыцари совсем недавно. Он больше не был оруженосцем Ричарда, но старые привычки были сильны. Перкинс подхватил Ричарда на руки, забыв о собственной безопасности.
— Господи, спаси милорда!
— Господи, спаси меня, — вторил ему Ричард, теряя сознание.
В кромешной темноте Ричарду грезилась Тэсс. Она протягивала к нему руки, слезы струились по ее лицу.
— О милорд, милорд, — всхлипывала она. Ее карие глаза были полны печали, распущенные волосы беспорядочно спутались.
— Тэсс! Тэсс, я люблю тебя, я люблю тебя. Я был так неправ.
— О милорд, — шептала Тэсс, прикасаясь нежными пальцами к ране. Она не слышала его.
— Тэсс, послушай меня, — превозмогая ужасную боль, бормотал Ричард. — Земля ничего не значит для меня. Ничего. Если я сейчас умру, то на небеса возьму лишь память о тебе. Земля не моя, она принадлежит Богу. А ты… Тэсс, ты моя. Наша любовь соединила нас. Я ведь тоже принадлежу только тебе. Ты слышишь меня, Тэсс, ты слышишь?
— О милорд, — вновь произнесла она, плача над его изуродованной, почти отрубленной ногой.
Но Тэсс не слышала его, и Ричард не понимал почему. Затем ему привиделась вересковая пустошь. Ветер колыхал траву и цветы. Они с Тэсс кружились по вересковому полю, как будто не было битвы под Аженкуром, как будто он не был тяжело ранен. Ричард даже чувствовал аромат нежных цветов. Он крепко прижимал Тэсс к себе, зная, что никогда больше не отпустит ее. Никогда.
А затем вдруг, взглянув вниз, он увидел ребенка, маленькую девочку. Ричард понял, что Тэсс ждет ребенка. Его ребенка.
Затем бред прошел. Как утопающий, выброшенный на мель, Ричард открыл глаза, хватая ртом воздух. Он пришел в полное боли сознание.
— Милосердный Господь, позволь мне выжить. Мне надо жить, — молился Ричард. — Я нужен Тэсс.
30
— Перкинс! — зарычал Ричард. Он хотел было вскочить с твердого тюфяка, на котором лежал, но острая боль пронзила ему бедро, отдаваясь в пальцах ноги, как будто множество осколков стекла вонзилось в мышцу. Граф застонал.
— Тише, милорд, тише. Поберегите себя.
И Ричард подчинился. От нестерпимой боли пот выступил у него на лице. Некоторое время он лежал не шевелясь. Боль слегка отступила. Ричард открыл глаза и увидел склонившегося над ним рыжеволосого Перкинса, своего преданного друга. Вблизи его веснушки казались неимоверно большими. Перкинс положил руку графу на лоб. Ричард почувствовал запах бальзама от трав, которым была смочена его обнаженная грудь.
— Ты выхаживал меня, Перкинс? Ты прикладывал мне примочки с бальзамом? Ты не должен был, ведь ты больше не мой оруженосец, теперь ты — рыцарь.
— Я только помогал лекарю. А теперь помолчите, милорд, вам нужно беречь силы.
— Я хочу лишь узнать, почему тюфяк подо мной ходит ходуном.
Послышался скрип дерева и плеск воды.
— Мы что, в море?
— Да, на королевском корабле. Сам король Генрих повелел взять вас на свой борт. Мы плывем домой.
— Аженкур… А что там произошло?
Перкинс так сильно схватил графа за руку, что Ричард даже поморщился.
— Мы победили, милорд. Победили!
Ослабевший, Ричард не поверил своим ушам.
— Как? Как это могло случиться?
— Эти презренные французы не смогли оправиться от удивления, когда мы все-таки начали наступление. Оказалось, что они были совсем не подготовлены к сражению, думали, что мы не решимся атаковать, — гордо улыбаясь, говорил Перкинс. — А наши стрелки выпустили столько стрел, что французы бросились наутек, как трусы. Их пехота разбежалась, и конница осталась без прикрытия. Французам еще не повезло в том, что солнце светило им в лицо, ослепляя яркими лучами. Щурясь от солнечного света, наклонив головы, они двигались навстречу английским стрелкам. Их кони спотыкались на поле, воинам же, ничего не видящим перед собой, было не до сражения. Французские полководцы лаялись как собаки, их войско было полностью дезорганизовано. Французы впали в панику, куда им до нашего короля Генриха! Когда битва закончилась, поле было сплошь покрыто телами убитых. По меньшей мере, убито семь тысяч французов.
— Господи… Семь тысяч.
— Ваша нога, милорд, вы чуть не лишились ее. Ее хотели ампутировать, но король не позволил. Он решил ждать до последнего, надеясь сохранить вам ногу, и почти не отходил от вас.
— Семь тысяч убитых! Перкинс, стоило ли побеждать такой ценой? Как щедро родит эта политая кровью земля…
— Во всяком случае, не твоей кровью, Истербай.
Генрих. Его голос напомнил Ричарду о юности, когда они считали себя бессмертными. Услышав низкий голос короля, Перкинс вскочил, затем упал на колени.
— Ваша милость, — на одном дыхании произнес он.
Ричард взглянул на дверь и увидел Генриха собственной персоной. Король был одет в простой красный камзол, который очень шел ему.
— Мой король…
— Мой друг, — ответил Генрих. Его взгляд потеплел. Ричард вдруг увидел прежнего Хэла, каким он был десять лет назад, дерзкого, храброго, преданного друзьям. Граф почувствовал, как прежняя любовь вспыхнула в его сердце; превозмогая пульсирующую боль, он смахнул соленый пот со лба. Ричард смотрел королю в глаза, надеясь увидеть в них прощение, то самое прощение, о котором так мечтал сэр Джон перед смертью.
— Ричард, я всем говорил, что ты выживешь.
Король подошел и сел на край тюфяка. Ричард взял его за руку. Генрих в ответ сжал ему ладонь. Они молчали — друзья понимают друг друга без слов. На глазах Ричарда выступили слезы, он понял, что прощен. Стена недоверия между ними рухнула.
Тэсс. Ричард вдруг вспомнил о Тэсс. Ему так захотелось, чтобы она была рядом и разделила радость, которую он чувствовал, вновь обретая друга. Ведь Тэсс учила его любви. Ричард понял, что прощать умеют только те люди, которые способны на искреннюю любовь, не требующую ничего взамен.
Генрих улыбался.
— Твою ногу удалось сохранить, — прошептал он. — Как ты будешь ходить, лекари пока не могут сказать, но ногу ты не потерял.
— Спасибо, мой король.
— Хэл, — поправил его король.
— Хэл, — повторил Ричард. Ему было так приятно произнести вновь это имя.
