Детектив на исходе века (Российский триллер. Игры капризной дамы) - Трахименок Сергей Александрович
Ребята быстро и профессионально обыскали все в квартире, в нескольких местах проткнули иглой тахту, простучали пол, попробовали отодвинуть в углах комнаты плинтуса. В общем, сделали все то, что сделал бы сам Корж на их месте. Потом ребята заглянули на антресоли, перебрали имевшийся там хлам и извлекли на свет божий рыжий парик, в который лет пять на Новый год наряжалась Любаня. Парик был изъят, из чего Корж понял, что дела его плохи: ребята подходили к делу предметно и конкретно.
Дежурным по ИВС городского управления внутренних дел был капитан Гишевец, более известный среди сотрудников под кличкой Дядя Вася-поросенок.
Дядя Вася, увидев Коржа в наручниках, выпучил глаза и не мог произнести ни слова, пока шеф не напомнил ему о том, что он должен заниматься своими обязанностями, принимать задержанного.
Дядя Вася изъял у Коржа пишущие и режущие предметы, шарф, брючный ремень, шнурки из ботинок и кивнул помощнику, чтобы тот увел Павла в камеру.
Поместили Коржа в одиночке.
„Хватило ума не подсовывать мне сокамерников“, — подумал он и осмотрелся вокруг.
Нар в камере не было, а был большой, на половину камеры топчан, чем-то похожий на сцену в сельском клубе.
Корж снял ботинки, влез на топчан, скрестил ноги по-турецки и стал размышлять.
„Хорошо, что его привезли в ИВС, а не в СИЗО, вот была бы потеха, пришлось бы с подручными Баскова перестукиваться.
Что сейчас главное? Главное — не поддаться панике. То, что у него есть время подумать, — это хорошо. С ним не стали работать сразу, скорее всего потому, что своих на Коржа бросить нельзя, а чужих надо подготовить к этой работе, ознакомить с материалами дела, если таковые имеются, да и с личностью Коржа познакомить, без этого каши не сваришь“.
По коридору раздались шаги, открылась задвижка от дверного глазка.
— Что, Дядь Вась, — сказал Корж, — тебя попросили за мной внимательно присматривать. Не беспокойся, отдыхай себе. Я не перережу себе вены и не повешусь на штанах. Мне это незачем. Они через пару дней разберутся и выпустят меня отсюда.
Задвижка захлопнулась, Дядя Вася что-то пробурчал и, пыхтя, двинулся по коридору к себе на место.
Корж знал, что Дядя Вася иногда подкармливал сотрудников, попадавших в ИВС, но случай с Коржом был, видимо, из ряда вон выходящим, и Дядя Вася боялся, как бы излишняя мягкость к Павлу не ударила обратным концом по нему.
„Я спокоен, я совершенно спокоен, — произносил про себя Корж, — и почему же мне не быть спокойным, ведь я так здорово угадал все. Я готов к боданию со следователем и опером. Я иду на шаг вперед и в угадывании их поступков и действий, а это много“.
Перед тем как заснуть, он представил себе шок, который произойдет с большими начальниками, когда им доложат, что Корж задержан и ему вменяется убийство Марущака, который был застрелен в гостинице „Центральная“.
Как и предполагал Павел, допрашивать его стали приезжие опера из московской бригады. Но Корж, хотя и был провинциальным сотрудником, не лыком был шит и понимал, что работать по нему, как говорят опера на своем сленге, по полному профилю не будут. Понимали это и ребята, и поэтому они сразу сказали, что у них в рукаве есть козырь, которого ему никогда не побить.
Корж в ответ пожал плечами: мне бы ваши заботы.
Павла усадили на стул вдали от стола, и ребята стали задавать вопросы. Корж знал, что это может продолжаться бесконечно долго, потому что, во-первых, кошка в общении с мышкой всегда чувствует себя увереннее и сильнее и, во-вторых, они могли меняться, тогда как он всегда будет один. Судя по всему, ребята настроились на длинный забег, но Павел смешал их планы. Марафон мог бы состояться, когда подозреваемый много говорит, оправдывается, стучит себя в грудь, доказывает, что он не виноват, и, в конце концов, сам начинает путаться под обилием своих же слов, если он врет. Впрочем, если и не врет, помогая ему выговориться, опера его могут так запутать, что он сам потом ужаснется, какой он ужасный человек и сколько страшных дел натворил.
Один из парней, помощнее и, видимо, агрессивнее, уселся за стол перед Коржом, второй притащил из дежурки стул и сел сбоку.
— Где ты был вчера с восьми вечера до десяти?
— Дома.
— Чем занимался?
— Ничем.
— Почему? Был не в себе?
— Нет, я был в норме, просто последнее время я ничем не занимаюсь, думаю о жизни… о товарищах по работе…
Подкол в отношении товарищей был опущен мимо ушей.
— Тебя видели около десяти в подъезде дома.
— Меня не могли там видеть…
— Почему?
— Потому что я никуда не выходил.
— Нет, тебя видели в подъезде дома, и ты был в рыжем парике.
— Я не был в подъезде… у меня нет парика.
— А вот тут ты врешь, ты же помнишь, мы изъяли у тебя при обыске рыжий парик.
— Это не мой парик.
— Какая разница, его нашли у тебя в комнате, на антресолях.
— Это парик не мой, он пролежал на антресолях несколько лет. О том, что им не пользовались, может доказать экспертиза.
— Экспертиза как раз говорит, что этот парик недавно надевали и…
„Это вранье, разумеется, — Корж хорошо знал это, — эксперты не могут так быстро дать заключение по парику“.
— Я еще раз повторяю, что парик там пролежал несколько лет.
— Сколько лет?
„Ага, сейчас они будут проверять меня, не сочинил ли легенду, а поскольку легенды всегда гладки, то ждут от меня точного ответа“.
— Не знаю точно, несколько лет назад моя жена достала его где-то и одевала на Новый год, с тех пор им не пользовались.
— Вот ты и попался, — сказал тот, что помощнее. — И знаешь на чем?
— Не знаю и знать не хочу, — бросил Корж.
— Напрасно, — ответил мощный. — Ты вел себя при задержании слишком уверенно. Так делают те, кто хорошо подготовил преступление и заранее отрепетировал все детали.
— Так ведут себя те, — сказал Корж твердо, — кто не совершал преступлений.
— Ну ладно, — тут вступил в действие тот, что сидел сбоку, — Павел, ну хрен с ним, ну замочил ты одного из местных разбойников, туда ему и дорога. Мы тебя понимаем, все мы — люди, все мы — человеки. Ты обложен со всех сторон доказательствами. Признавайся. Это нам нужно, чтобы потом не надо было кого-то искать, а твое дело повесим, и все…
„Нашли дурака“, — подумал Корж, а вслух сказал:
— Ребята, я чужого никогда не брал и сейчас не возьму.
— Ну кто говорит о чужом, Павел? — ласково наезжал тот, что сидел сбоку. — Ты же сам грозился замочить убийцу.
— Где и когда?
— В госпитале, у нас есть показания свидетеля, завтра их тебе следователь покажет.
— Нет у вас такого свидетеля.
— Почему же, Паша?
— Потому что я даже в госпитале ничего подобного не говорил.
— Ну вот, ты уже и писаному не веришь.
— Ни писаному, ни сказанному…
— Ну, Паша, мы к тебе по-хорошему, а ты вот как…
— Не надо, ребята, — сказал Корж, — это лишнее, не тратьте время и не говорите, что вы считали меня мужиком, а я, оказывается, море поджег…
— Какое море? — переспросил тот, кто сидел напротив.
— Обское, — ответил Корж, — здесь другого нет, не то, что у вас…
— А где это у нас, Паша? — спросил тот, что помощнее.
— В Москве, — коротко ответил Корж.
— Ну вот, — изумились оба приезжих опера, которых начальство, видимо, убедило в абсолютной секретности их миссии в Н-ске.
— Ну ладно, Паша, — опять почти ласково начал тот, что сидел сбоку, — мы же знаем, тебе позвонили, ты поехал и замочил Марущака.
„Так, они знают о звонке. Значит, один из телефонов, либо мой, либо абонента был на контроле. Хорошо, что я сразу позвонил Кроеву. Но Кроева сейчас трогать не надо. Что этим ребятам из столицы какой-то Кроев. А вот для следователя его надо приберечь“.
— Мне действительно кто-то звонил и назвал имя Марущака, но это было около одиннадцати.
— А точнее?
— Точнее не знаю.
— Ну, Паша, мог бы посмотреть на часы, ведь ты знал, что тебя будут опрашивать и допрашивать, чего же ты не подготовился? Говорят, ты такой опытный опер… Так сколько?
