Оливье, или Сокровища тамплиеров - Бенцони Жюльетта (читать книги полностью без сокращений бесплатно TXT) 📗

Матье осторожно подняли и переложили на песок. Должно быть, он потерял сознание, потому что даже не застонал.

— Мы понесем его на руках, — сказал Оливье. — Дом далеко?

— Нет, рядом. Как раз над большой Нормандской дорогой, которая идет вдоль Сены от Лувра.

Ковен в это время привязал лодку, толкнув ее в камыши, над которыми свешивались ивы.

— Как думаете, надежно она спрятана? — вслух подумал он.

— Здесь есть и другие лодки, в нескольких туазах отсюда, — ответил Реми. — Завтра мы ею займемся. Наверное, лучше ее затопить. А сейчас пойдемте!

Эрве и Оливье подняли Матье. Реми пошел впереди с лампой. Замыкал шествие Ковен. Они поднялись по склону, потом перешли через дорогу и двинулись по топкой тропинке, которая привела их к изгороди в колючках, заставленной изнутри круглыми поленьями. Их раздвинули, и перед мужчинами возник дом Бертрады, расположенный в середине сада. Три этажа под большой крышей, низкая дверь на крыльце из трех ступенек — пространство довольно ограниченное, но позади виднелось несколько подсобных строений. Ставни были закрыты, и свет сквозь них не просачивался, но на звук шагов распахнулась дверь, показался темный силуэт женщины со свечой в руке. Это была Жулиана.

— Вот, наконец, и они, матушка, — произнес Реми. — Но предприятие сорвалось, и отец ранен... В плечо, — добавил он сразу, заметив тревогу в карих глазах матери. — Он потерял сознание от боли. Будем надеяться, что это не слишком серьезно... За спиной Жулианы, опираясь на палку, появилась Матильда. Показался и чепец Марго. У нее был растерянный вид, она всплеснула руками и уже готова была вот-вот расплакаться. Матильда одернула ее и послала за чистыми тряпками для перевязки.

— Кладите его на скамью, — сказала Жулиана, склонившись сначала над восковым лицом мужа, а затем показав на лавку, стоявшую возле очага, где полыхал сильный огонь.

— Лучше на стол, если вы будете так добры убрать все, что вы наготовили. Никто из нас не хочет есть после того, что мы видели...

Женщины и в самом деле накрыли стол: нарезали хлеб, сыр, ветчину, поставили кувшинчики с вином. Хотя Бертрада заглядывала сюда редко после того, как поступила на службу к королеве Маргарите, она была доброй хозяйкой и следила за тем, чтобы ее «дачный домик» всегда был готов к приему гостей. За самим домом приглядывали и убирались в нем — чета стариков, которым покойный Эмбер разрешил приобрести клочок земли, где они трудились до того момента, когда король отменил рабство. Они жили в небольшом домике за садом и держали там кур, кроликов и свинью. Кроме того, у них была пасека. Имея право на половину урожая из сада и половину меда из ульев, они каждый день благословляли Бога за доброе сердце Эмбера и оплакивали его кончину, как будто он был их братом. Эти люди хорошо знали семью Бертрады, и прибытие Реми с тремя женщинами их ничуть не удивило, но они деликатно удалились к себе, как только поняли, что происходит нечто необычное. Их звали Обен и Бландина; поженились они так давно, что со временем стали походить друг на друга.

Матье раздели, и Оливье промыл ему рану вином с маслом. После перевязки его отнесли на второй этаж, где находились спальни, и уложили в кровать, оставив под присмотром жены и сына. В доме на ночь остались только мать и сын. Оливье и Эрве набросали для себя соломы под деревом в глубине сада. Здесь было прохладно, но приятно пахло яблоками и грушами последнего урожая, остававшегося на ветвях. Они по-прежнему соблюдали закон Храма, запрещавший им спать под одной крышей с женщинами. Впрочем, Ковен также отправился с ними и, прежде чем лечь, горячо помолился за души мучеников и тех своих спутников, кто напрасно пожертвовал своей жизнью...

— Завтра, — сказал Оливье, закрывая глаза, — я вернусь в Париж. Надо узнать, что происходит.

— Мы пойдем вместе, — ответил Эрве, взбивая солому кулаками, чтобы сделать ее помягче. — По крайней мере эта драма позволила нам восстановить наше братство...

Глава VIII

Голос собора Парижской Богоматери

Вернувшись на следующий день в Париж по дороге, идущей вдоль реки, Оливье и Эрве увидели, что народ все еще толпится под укреплениями Лувра и в Сенном порту, глазея на помощников палача, которые разгребали остатки огромного костра, горевшего всю ночь. Лопатами они выбрасывали пепел в Сену, а люди вокруг стояли безмолвно и неподвижно, наблюдая эту скорбную картину.

Заметив солдат, находившихся неподалеку, Эрве произнес:

— К чему здесь вооруженная охрана? Охранять ведь больше некого.

— Разве что пепел! — ответила женщина в белоснежном чепце, стоявшая к нему спиной. — На заре, когда угли потухли, сюда пришли люди в слезах и с благоговением собрали несколько пригоршней праха Великого магистра и его товарища.

Обернувшись, она смерила взглядом рослого бородача, который заговорил первым.

— Вы нездешние, коль спрашиваете? Совсем не слышали, что сегодня ночью на островке сожгли...

— Да нет, слышали! На дороге люди рассказывали. Мы с кузеном пришли вон оттуда, — добавил он, неопределенно кивнув в западную сторону. -4 Ищем работу. Сначала нас взяли делать черепицу, но стройка закрылась...

— А с чем вы можете работать?

— С деревом и с камнем. Мы много чего умеем делать. К несчастью, часовня, над которой мы работали, сгорела...

Стоявший рядом грузчик шепнул, едва разжимая губы:

— Лучше вам вернуться туда, откуда пришли, если не хотите оказаться на соломе в каземате... Вчера каменщики собора Парижской Богоматери и Храма попытались освободить осужденных. Многих убили, а сегодня утром мессир де Ногаре начал охотиться на тех, кто сбежал... Так что не советую вам здесь оставаться!

Словно следуя его совету, Эрве и Оливье быстро отошли в сторону, но не стали возвращаться, а направились к Гревскому порту. То, что они узнали, было очень тревожным, хотя в глубине души они готовились к столь резкой реакции со стороны людей короля. Именно поэтому надо было точно уяснить степень опасности и увидеть собственными глазами, что происходит. И они увидели...

Подойдя к Шатле, они заметили, что сержанты ведут нескольких человек, среди которых был каменщик по имени Гобер, — Оливье видел его много раз на строительстве собора Парижской Богоматери и во время ночных собраний у Матье. Руки у него были связаны за спиной, через шею перекинута веревка, за которую его тащили. Он прилагал яростные усилия, чтобы освободиться, и кричал во всю мощь своих легких:— Посмотрите на правосудие короля Филиппа, люди добрые! Тамплиеров он уничтожил, а теперь желает убить тех, кто строит ваши церкви!

Сержант изо всех сил дернул за веревку — слава богу, что это была не петля! — и он рухнул на землю, разбив нос в кровь. Два его товарища, связанные таким же образом, молчали; они шли, понурив голову, явно удрученные случившимся с ними. Сержанты заторопились: протолкнули пленников под темный свод тюрьмы. Народ роптал. Кто-то крикнул:

— Разве люди не имеют право защищать тех, кто им платит и дает жить? С утра на стройках никого нет, и все рабочие, кого не успели схватить, разбежались...

— Да ведь платит уже давно не Храм! — возразил другой голос. — За собор Парижской Богоматери платит епископ и капитул!

— Все равно знание исходит от Храма...

Едва начавшийся диалог прервался. Боясь мятежа, прево отдал приказ лучникам рассеять толпу. Из ворот появилась примерно дюжина молодцев с луками, готовых стрелять. Люди торопливо разошлись. Остался на месте только слепой нищий, который обычно сидел на ступеньках холма с распятием у входа в Апо-Пари [67]. Сейчас он гнусавым голосом возносил молитвы за узников. Должно быть, зрение он потерял не полностью — если вообще терял, — ибо плошку свою он протянул ровно в тот момент, когда два друга прошли перед ним, и стал умолять их о милосердии во имя райских святых.

— У меня ни одного лиара, бедняга! — вздохнул Эрве.