Дедушка и внучка - Мид-Смит Элизабет Томазина (читаемые книги читать .TXT) 📗
– Ах, маленькая мисс, – заволновалась Мэри, – зачем это? Ведь вы рассердите вашего дедушку, ужасно рассердите.
Дороти откинула назад темные локоны.
– Я пойду «шествовать», – сказала она.
– Не понимаю, о чем вы говорите, мисс?
– Ну, мне надоели лужайка, маргаритки и гирлянды. Я пойду «шествовать». И ничего особенного в этом нет. Я ведь предупредила дедулю, что всегда его слушаться не буду, и поэтому он не должен рассердиться. Если я открою поблизости какие-нибудь неизвестные края, то вернусь и расскажу вам. Мой дедуля живет слишком спокойно, и я, что называется, его «расшевелю».
– Ай-яй-яй, – укоризненно покачала головой Мэри.
– Я слышала, что так говорят люди, когда хотят, чтобы другие стали проворнее, поторопились бы. Дедушке нужно приободриться, и потому мне придется немножко «расшевелить» его, – важно и рассудительно повторила маленькая Дороти.
– Знаете, маленькая мисс, вы очень странная девочка!
– Да, мне это уж говорили. Мне нравится быть странной, – с гордостью в голосе ответила Дороти.
Девочка немного помолчала и прибавила:
– Мэри, я больше не хочу молока с хлебом. Только грудным младенцам дают молоко и хлеб. Я уже не маленькая и, знаете, хочу, чтобы завтра мне на завтрак дали копченую свиную грудинку с яйцами.
В глубине души бедная Мэри ужаснулась. Откуда она возьмет копченой свиной грудинки и яиц? Хозяйство в Сторме никак нельзя было назвать роскошным – в кладовых не было ни одного кусочка грудинки, о котором не приходилось бы давать отчета сэру Роджеру, и ни одного яйца, о котором не было бы доложено старику. Поэтому она потопталась на месте, не говоря ни слова, и наконец вышла из комнаты.
Дороти было очень приятно, что она осталась совсем одна. Быстро-быстро она выпила молоко и съела хлеб, потом, сложив ручки, произнесла благодарственную молитву собственного сочинения:
– Благодарю тебя, милый Господи, за мой завтрак, хотя он и не был очень вкусен. Благодарю тебя также, Боженька, за то, что ты взял на небо мою мамочку и позволил мне ее поцеловать, когда она лежала такая холодная и окоченелая. Благодарю тебя также за то, что моему папе у тебя очень хорошо и что он здоров. Конечно, Боженька, ты мог бы дать мне поцеловать также и его, но ты, верно, забыл об этом. Благодарю тебя, Боженька, за дедулю. Мне с ним много хлопот, потому что он совсем не похож на других. Благодарю тебя также за тетю Доротею, и, пожалуйста, Господи, сделай так, чтобы она ожила, потому что сейчас она будто ненастоящая.
После этого Дороти взяла разорванную, очень старую и изношенную шляпу, нахлобучила ее себе на голову и вышла в сад.
Стоял июнь; воздух был нежен и мягок, в нем чувствовалось благоухание цветов. Солнце светило очень ярко, но Дороти, привыкшая к более сильному зною, даже не заметила этого. Она прошла через лужайку, поросшую маргаритками (ее редко косили, так как сэр Роджер не хотел тратиться на пустяки).
– Бедные маленькие маргариточки, – вздохнула девочка, глядя на множество белых цветов. – Сегодня мне вас не нужно, у меня в голове совсем другое, и я не буду делать из вас гирлянды. Я уйду далеко-далеко.
Она дошла до конца лужайки и вскоре была уже в аллее, пересекла ее и направилась к молодой роще. В конце рощи была изгородь. Те немногие люди, которые приходили из окрестных деревень в Сторм, обыкновенно выбирали этот путь. Дороти посмотрела на загородку и быстро перемахнула через нее. Когда она очутилась по другую сторону и вышла из парка, то почувствовала, что сейчас начнутся приключения, и с наслаждением вздохнула полной грудью. Да, это было куда веселее, чем делать гирлянды из маргариток! С того места, где стояла девочка, не были видны ни темный, похожий на ящик, старый дом, ни лужайка, на которой росли белые маргаритки. Она словно очутилась в новой, незнакомой стране. И Дороти опять глубоко вздохнула.
Хотя ей скоро должно было минуть семь лет, она была очень мала ростом и миниатюрна. Человек, ее не знавший, мог бы принять Дороти за пятилетнего ребенка. Однако она была очень изящно сложена, двигалась красиво, уверенно и смело.
То поле, на котором она стояла, пестрело не только ромашками, но и куриной слепотой, и ей понравился яркий желтый цвет этих простых цветов. Она на минуту остановилась, чтобы набрать целую охапку. Дороти украсила ими свою шляпу, сплела длинные гирлянды и обвила себя ими. В таком наряде девочка сама казалась каким-то волшебным цветком. В ее головке было множество мыслей, но в одном она была твердо уверена, а именно, что она нигде не остается одна, потому что с ней всюду Бог. Этому ее научила мать. Она уверила Дороти, что Господь – ее отец, добрый и заботливый, что он никогда не забывает о ней, что он всегда рядом, куда бы она ни пошла.
– Боженька, – сказала Дороти своим звонким голоском, – на этом поле очень хорошо, но я пойду «шествовать» немножко дальше. Ты ведь пойдешь со мной, не правда ли?
После этой короткой странной молитвы на сердце у девочки стало так весело, так легко! Пробежав через поле, она очутилась в лесу. Надо сказать, что леса Сторма славились во всей округе. Они были густыми и темными, под большими деревьями росли кусты и ползучие травы. В жаркие летние дни тут было восхитительно. Среди кустов и вереска было спрятано множество всевозможных силков, устроенных браконьерами для дичи, и различных ловушек, сделанных лесными сторожами для охраны птиц и зверей. Браконьеры ставили свои силки очень хитро и ловко, так что их можно было увидеть только привычным, зорким глазом. Сторожа ставили ловушки и сети для того, чтобы ловить в них забежавших в лес собак или кошек, и устраивали их не так осторожно.
Дороти осмотрелась. В какой чудесный мир она попала! Особенно прелестными казались ей кролики. Глядя, как они разбегаются во все стороны, мелькая пушистыми белыми хвостиками, девочка от восторга громко смеялась и хлопала в ладоши. Когда же поднялись птицы и, шумя крыльями, взлетели над головой девочки, она решила, что этот лес – самое прелестное место в мире.
– О, как я хотела бы прыгать! Как я хотела бы летать, я хотела бы… Я хотела бы… Добрый, милый Боженька, скажи мне: летает ли моя мамочка?
Молчание в ответ никогда не смущало Дороти, и она пошла дальше умиротворенная и довольная. Дойдя приблизительно до половины леса, она вдруг услышала писк, жалобный писк живого, страдающего существа и, осмотревшись по сторонам, увидела капкан, в котором стонал кролик с вывернутой, искалеченной лапкой.
Мирное выражение на лице девочки моментально сменилось гневом.
– Ай-яй-яй! – закричала она.
Она могла бы пораниться, стараясь спасти несчастного зверька, но в это мгновение появился один из лесных сторожей. Он с удивлением смотрел на маленькую девочку в белом платье, украшенную с головы до пят цветами куриной слепоты. У ее ног пищал какой-то зверек.
– Кто вы, мисс? – поинтересовался сторож. – Всякий, кто без билета входит в этот лес, – браконьер.
– Я не понимаю, что вы говорите! Пожалуйста, лучше выньте его из ловушки! Я знаю, что Бог очень рассердился за него! Сейчас же, сейчас же выньте его, пожалуйста, выньте! – взволнованная Дороти почти кричала.
Сторож посмотрел на бедного кролика.
– Мне кажется, я знаю, кто поставил эту ловушку, – сказал он.
– Говорю вам, выньте его сейчас же. Сделайте то, что я прошу! – детский голосок зазвучал повелительно.
– Кто вы, маленькая мисс?
– Я Дороти Сезиджер. Но не все ли равно, как меня зовут? Говорю вам, сию минуту выньте его! Слышите?
Черные глаза блестели, розовые губки дрожали.
– Если вы не послушаетесь, – продолжала она, прижимая руки к груди, в то время как на глазах выступили слезы, – я буду кричать и плакать!
Сторож, высокий немолодой мужчина с загрубелым лицом и большими руками, встал на колени и вынул раненого кролика из капкана.
– Лучше его убить, мисс, зверек сильно ранен.
– Не смейте, – возмутилась Дороти, – не смейте трогать его!
– Вы мисс Сезиджер? Вы родственница сэра Роджера?
