Абрекъ - Коротков Юрий Марксович (е книги .TXT) 📗
— Красиво, — оценил Хасан. Ход был не просто рисковый, но и страшноватый — спускаться-то надо вслепую, на ощупь. — Кто придумал?
— Петлю? Пиночет разведал на страховке, расчистил, потом уж понемногу другие ходить стали, — ответил Нахал.
— Ты пощупал?
— Не, откуда? — удивился Нахал. — «Беркута» близко не пустит.
— Куда не пустит? — удивился Хасан. — На камень?
— Ну… ихний столб.
— Что значит — ихний… — опешил Хасан, но договорить не успел.
— Гляди! — ахнули все разом.
«Беркут» вдруг проскользнул вниз, и только на самой кромке, когда сердце у каждого уже ухнуло вместе с ним в холодную пустоту, — он в неловкой позе зацепился за что-то, замер, не дыша, чтоб дыханием не столкнуть себя с последней опоры.
Маленькие фигурки «беркутов» засуетились на столбе. Раскручиваясь, к пловцу полетела «сопля» — страховочный трос, но тот не мог уже шевельнуть пальцем, чтобы не сорваться в то же мгновение. По страховке спустился другой, перехватил пловца за ремень, и их вдвоем вытянули наверх.
Абреки пошли дальше, тут же забыв мимолетное происшествие — плавали все и помногу раз, никто не убился и слава Богу. Но на подходе к Скитальцу наперерез им вывалилась толпа разъяренных «беркутов». Впереди пострадавший с ободранной щекой — видно, и лицом в камень упирался, когда плыл.
— Что, суки, абречье поганое — посмотреть хотели, как я гробанусь? А вот вам в глотку! — от плеча показал он. — Живой я!
— Ты что, с болта сорвался? — спросил Цыган.
— Кто?! — наступал пловец, протягивая растопыренные пальцы. — Кто маслом ход намазал? — на ладонях у него действительно жирно блестело машинное масло.
— Эй, погоди, — Хасан проталкивался вперед. — Дай разобраться.
Но было уже поздно.
— Бей красножопых! — раздался боевой клич.
Кукла и Варежка привычно отскочили в сторону.
— Уйди, тетка! — «беркут» оттолкнул стоящую перед ним Дуську, та, не задумываясь, врезала ему коленом промеж ног и крюком по зубам.
В одно мгновение перемешались тельники и красные развилки, замелькали над головами морские ремни и тяжелые кинжалы в ножнах. На Хасана с воем выскочил «беркут», занося березовый кол, увидал незнакомое лицо, молча обежал, и с воем помчался дальше.
— Пиночет! — заорал Хасан, заметив вдали стоящего на камне командира «беркуты». — Убери своих!
— Мы твоих со столба по одному покидаем! — проорал тот в ответ, возбужденно поправляя черные проволочные очки. — Вперед, ребята!
Хасан метался между дерущихся, пытаясь разнять, потом сбил с ног одного «беркута», другого. Дрались, как обычно на Столбах, ожесточенно, но с куражом, успевая похлопать по плечу упавшего врага: «Полежи, отдохни!» или напевая что-то сквозь зубы.
— Али-баба! — закричали разом «беркуты» и абреки: одни — ликующе, другие — предупреждая друг друга. По тропе на помощь тельняшкам неслись человек двадцать из «Али-бабы» в черных пиратских платках, повязанных со лба назад.
Абреки дрогнули и начали отступать к Скитальцу. Оттуда вдруг грянул нестройный залп: несколько абречат засели между камнями и поливали из обрезов поле боя мелкой дробью. Драка стала затихать, все уже не столько махали кулаками, сколько пытались заслониться врагом от дроби.
И тут Цыган с горящими глазами вылетел на середину, держа в распахнутых граблях по самодельной гранате, весело заорал:
— На кого Бог пошлет! — и изо всех сил запулил гранаты в небо. И первый сел, прикрывая голову руками.
Бог послал всем понемногу — и «беркутам», и абрекам, и самому Цыгану.
Битва завершилась, противники, погрозив друг другу на прощание, разошлись по домам зализывать раны.
На Скитальце Дуська, разложив брезентовую сумку с красным крестом, щедро заливала ссадины перекисью и йодом, бинтовала руки и головы. Одному, залепив рану на лбу пластырем, велела:
— В город. Швы надо класть.
Хасан мрачно курил, сидя на Феске. Потом исподлобья оглядел абреков и приказал:
— Бросай обрезы! Вот сюда, — указал он себе под ноги.
Абреки неуверенно переглядывались. Нахал первый выступил вперед и положил перед ним обрез, высыпал из кармана патроны. За Нахалом другой, третий.
— Все?.. Что вы мне мозги полощете! — крикнул Хасан. — Выгребайте из щелей захоронки!..
Куча оружия перед ним росла. Здесь были и хорошие двустволки-вертикалки, и охотничьи карабины, и древние берданки, и самопалы с курком на резинке; рядом горка разнокалиберных патронов и несколько гранат. Последней Дуська, усмехнувшись, бросила маленький никелированный револьвер.
— Цыган?
Тот ехидно развел руками: хоть обыщи, ничего нет.
— Ладно. Возьми людей, сколько нужно, — велел Хасан. — Собери все это. Утопишь под нашим берегом, где глубже.
Абреки возмущенно загудели.
— Тихо! — крикнул Цыган. — Тихо, я сказал!.. Хасан, ты первый день здесь. Если не веришь мне — поживи неделю, сам увидишь: все изменилось! Не мы это начали. Когда сгорела «Беркутянка», «беркуты» заорали: «Бей абреков!». Все навалились — «Али-баба», «славяне», «эдельвейсы», «бесы». Хорошо хоть, «изюбри» помогли — еле отбились… И пошло: у одних избу обчистили. Кто? Абреки! У других дымоход заложили, чуть не угорели все. Кто? Опять абреки. Утром не знаешь, с кем вечером драться будешь. Мы тут одни против всех. А ты хочешь нас с голыми руками оставить?
— Здесь наш дом. Цыган. Можно жить дружно с соседями, можно ссориться, но в своем доме не стреляют… Ты знаешь, что это? — Хасан снял вышитую бисером феску, бережно стряхнул с нее песчинки. — Это корона абреков. Ей больше ста лет. Я получил ее из рук самого Змея. И пока она на моей голове, — он вернул корону на место, — мои приказы не обсуждаются.
На Скитальце стало тихо. Наконец, Цыган досадливо плюнул в сторону, кивнул:
— Гуляш! — Они начали собирать оружие. Хасан вызвал Нахала и еще троих абречат:
— Обойдете избы. Передайте, что завтра в полдень Большой Совет у Львиных ворот.
— Я к «беркутам» не пойду, — угрюмо сказал Нахал.
— Дуська, выдай им по белой тряпке. Парламентеров не тронут.
Старшие абреки со связками обрезов за плечом направились к Енисею. Младшие с белыми флагами поплелись по избам.
К полудню не пришел никто. Избачи посчитали зазорным прибыть вовремя — получалось бы, что они признают за Хасаном какие-то особые права. Абреки сидели на окаменевших корнях перед Львиными воротами — двумя пологими камешками, между которыми как нарочно, как перекладина ворот, лежал третий. Хасан курил, шагая вперед и назад.
— Всем объявили? — еще раз спросил он.
— Да всем…
— А до «Грифов» добрались? Или ноги лень топтать было? — остановился он через пару шагов.
— Да не придет никто, — ответил Цыган. — Зря сидим.
— Придут, — убежденно сказал Хасан.
И точно — минут через пятнадцать появились «беркуты» в полном составе. Не торопясь: будто бы шли себе мимо, глядь — кто-то сидит, дай и мы присядем неподалеку. Подтянулась «Али-баба», потом «славяне». Подходили молча, садились, не здороваясь, плотным своим кругом. Потом все разом задергались: кого ждем-то — и каждую новую избу встречали недовольным гулом. Опоздавшие огрызались, но, усевшись, тут же со всеми вместе начинали подгонять следующих.
Наконец Хасан поднялся на Львиные ворота. Все лица тотчас обратились к нему, раздался дружный хохот.
— Вот так и стой! А мы почетный караул внизу поставим!
— Эй, председатель! Президиум будем выбирать? — столбятники изгалялись, как могли — больше от досады, чем для смеха: опять абрек встал выше, как начальник.
Хасан, не обращая внимания на подколы, деловито оглядел сидящих. Собралось человек двести и, хоть шли нехотя, однако все были при полном параде: и «беркуты», и «Али-баба», «изюбри» в старорежимных галифе и гимнастерках, «славяне» в застиранных буденовках и красногвардейских бантах на груди, «бесы» в душегрейках овчиной наружу, «эдельвейсы» в голубых олимпийках. Пришли даже Богом забытые «Музеянка» и «Идея». Теток, как всегда, было мало — по две-три на избу.
