Ефремовы. Без ретуши - Раззаков Федор Ибатович (книги онлайн полностью бесплатно .txt) 📗

«29 мая 1976 года. Запись в моем дневнике.

«Вчера звонил В. Я. [22] из больницы. О Ефремове сказал: «Я не понимаю, что с ним случилось. Он окружил себя такими холуями, как Привальцев, Монастырский, Горюнов… [23] У него нет друзей – он их предал. Он каждого третьего выжмет, как лимон, и выкинет. И вы ему теперь тоже больше не нужны… У него нет ничего и никого, для него не существуют ни дети, ни родители, ни жена, ни друзья. Я сомневаюсь, что он – человек!» – «Но ведь, Виталий Яковлевич, вы были так ослеплены им…» – «Да, я много для него сделал, но он тогда был другой, Владик, он был неповторимым, замечательным, выдающимся артистом. Он был единственным в своем роде, неповторимым режиссером – выше Гоги [24] и Эфроса, им это и не снилось – то, что он знал и любил. Но все это было. Он все это предал. Он задушил, пропил свой необыкновенный талант. Я для него – укор, это то, во что он веровал, но предал. И когда он меня видит, то он это вспоминает и ему бывает страшно. Он стал циником, он переродился, он живет для себя, а ведь в нем было главное – он горел делом! Он стал сумасшедший и злой. Но он не был таким раньше – это в последние десять лет он стал таким. Я не понимаю, что с ним случилось…»

20 марта 1978 года. На прощание В. Я. сказал слова, над которыми я всерьез задумался:

– Удивительно ваше уникальное отношение к Ефремову и, главное, ведь без взаимности. Не надо этого сближения. Он страшный человек и по природе своей предатель. Он всех предавал жестоко и подло. И Вас предаст и продаст… запомните это и не обижайтесь на меня. Но я должен Вам это сказать…»

Скажем прямо, жестокие слова по отношению к Ефремову. Но вспомним, кто их говорит – его педагог, человек, который вблизи наблюдал за его жизнью и творчеством на протяжении тридцати (!) лет. Это достаточный срок, чтобы иметь свое суждение о наблюдаемом. Кстати, такое же мнение сложилось о Ефремове и у другого его педагога по Школе-студии МХАТа, стоявшего у истоков «Современника», – Вадима Шверубовича (сына В. Качалова), который долгое время любил своего ученика, а потом превратился в его ярого антагониста. Но вернемся к В. Виленкину.

Вот он говорит о том, что Ефремов пропил свой талант. Но ведь, действительно, Ефремов начал крепко закладывать за воротник еще в молодости, в середине 40-х, и с тех пор дозы выпитого только увеличивались. А это не могло не сказаться на его таланте, да и на человеческих качествах. Хотя есть люди, которые оправдывают эти его загулы, называя… Впрочем, послушаем самих этих людей. Например, Светлану Родину:

«Во МХАТе пили многие и всерьез. О том, что пьет Ефремов, я узнала еще в Школе-студии. Монюков как-то при мне обсуждал со Станицыным, что Олега Николаевича опять нет на работе, он «не в форме». В Художественном театре трезвость никогда не была нормой жизни.

Ефремов периодически отправлялся в «путешествия», как очень образно и точно назвал периоды, когда он выпивал, Анатолий Смелянский, но в нужный момент «возвращался» с новыми силами и идеями. Алкоголиком он не был. Люди, страдающие алкоголизмом, не в состоянии себя контролировать, а Олег Николаевич мог вообще не пить или пить очень умеренно. Все зависело от ситуации. Когда он был спокоен и весел, то не особенно нуждался в выпивке. Но если Ефремова загоняли в угол, он, чтобы вывернуться и «отсидеться», хватался за бутылку и линял с работы. По моим наблюдениям, его «путешествия» были связаны только с театром…»

Короче, в МХАТе пили всегда и, значит, Ефремову сам бог велел влиться в эту «струю». Но ведь он был человеком, с которого его близкие и подчиненные брали пример, поскольку он совмещал в себе сразу три должности: руководителя театра, главного режиссера и ведущего актера. Здесь впору было переломить себя и, наступив на горло собственной песне, завязать с выпивкой. Но этого не последовало.

Впрочем, разве дело было в одной выпивке? Послушаем, что рассказывает другой мхатовец – Всеволод Шиловский: «С приходом Ефремова изменился моральный климат во МХАТе. Недаром, вспоминая юность, я постоянно употреблял слово «роман». С приходом Олега Николаевича романы закончились. И началось блядство. Я умышленно не подбираю синонимов к этому слову, потому что именно так называется то, что происходило в театре…»

И ведь Ефремов заразил своими пороками не только коллег (людей чужих ему), но также и… своего собственного сына Михаила. И снова вспомним слова В. Виленкина: «У него нет ничего и никого, для него не существуют ни дети, ни родители, ни жена…»

Олег

Сын Михаил – яблоко от яблони

Сын звездных родителей, Михаил Ефремов с детских лет доставлял им массу неприятностей. Впрочем, в этом он недалеко ушел от своего отца, который, как мы помним, в годы войны, в эвакуации, связался с ворами и даже стал у них форточником (воришкой, лазающим в форточки). Его сын до этого не дошел, но тоже покуролесил вволю.

В четвертом классе Ефремова-младшего на педсовете назвали фашистом, после чего исключили из пионеров и выгнали из школы за то, что он раздел своего одноклассника и закрыл с девчонками в раздевалке. Тогда родители устроили сына в школу номер 31, расположенную прямо за МХАТом, чтобы легче было за ним приглядывать. Это была блатная школа – там учились дети разных шишек: например, внучка председателя исполкома Моссовета В. Промыслова, внучка министра обороны СССР Д. Устинова, внук Н. Хрущева, внучатый племянник Сталина Сережа Аллилуев и др. Учились там и дети актеров: например, сын современниковца Олега Табакова – Антон, у которого Ефремов-младший впоследствии уведет жену, после чего их дружбе настанет конец. Впрочем, не будем забегать вперед.

На новом месте Михаил тоже был мало похож на примерного мальчика. А чего ему было терять, если из пионеров уже исключили? В итоге он начал курить, выпивать и даже организовал так называемую «шоблядскую партию», в которой отвечал за… контрразведку.

Вообще отметим, что такими были чуть ли не все советские дети-мажоры – отпрыски советских сливок общества. И не важно, в какой семье они родились – актерской или в семье научных работников. И в постсоветские годы именно эти мажоры-антисоветчики будут заправлять делами на территории бывшего СССР: все эти гайдары, чубайсы, макаревичи, троицкие, смирновы и конечно же ефремовы. Насмотревшись в детстве на своих родителей, которые вели двойную жизнь (на трибунах говорили пламенные слова за коммунизм, а дома на кухне этот самый коммунизм проклинали), эти дети просто должны были стать теми, кем они стали. Вот как это описывает Михаил Ефремов:

«Лет с тринадцати я уже был нормальный антисоветчик. Учился в мажорской школе, одноклассниками моими были внуки и дети членов Политбюро. Дети артистов там еще учились, из Спорткомитета… 31-я школа достаточно блатная была. И при этом все как-то были антисоветчиками.

Я не столько слушал «вражьи голоса», сколько читал под одеялом. У отца было много самиздата: «Загадка смерти Сталина» Авторханова, его же «Технология власти», «Зияющие высоты» Зиновьева, «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына. Вот его читать было сложнее всего, потому что совсем маленькими буквами напечатали. А потом принесли «В круге первом», распечатку на фото. Лет в двенадцать– четырнадцать это все было прочитано.

И отец это тоже читал. Конечно, он был не до такой степени антисоветский, как я. Наши родители, они войну пережили, видели нечто такое, что мы не увидим. Никогда мы не поймем этот выбор. По-другому все было, другие ценности у людей. Поэтому шестидесятники – такое сильное и мощное поколение. У них за спиной был опыт нереальный, которого у нас нет. А режим советский был нелепый, дурной, неправильный…»

Странно слышать такие слова от человека, который жил как за пазухой у этого самого режима: сытно ел, сладко спал, посещал элитную школу. Не каждому советскому подростку выпадало такое счастье. Лично я вспоминаю свое советское детство, которое совпало с ефремовским (он всего лишь на полтора года младше меня). Мои родители были простые трудяги – отец автослесарь, мама уборщица. Жили мы в коммуналке, а школа у меня была обыкновенная, не элитная (хотя и одна из старейших в Москве). Но никогда я не слышал от своих родителей ни одного худого слова про советскую власть. Ни одного! И книжки антисоветские они мне не давали – их у них просто не было. И, как я теперь понимаю, слава богу! Я благодарен своим родителям за то, что еще в детстве не стал антисоветчиком. И уже никогда им не стану. Не стану человеком, который плюет в свое прошлое, в ту страну, которая многое ему дала. Она ведь и Ефремову-младшему дала очень много (в материальном плане даже больше, чем мне), но здесь произошла весьма распространенная вещь: чем больше балуешь человека, тем сильнее он портится. Вот и с Ефремовым-младшим все носились как с писаной торбой.