Робер Эсно-Пельтри - Ветров Георгий Степанович (бесплатная библиотека электронных книг TXT) 📗
Циолковского от общественного мнения» [109, с. 37]. Эти обстоятельства усугубили трудности
признания работы Циолковского, которая вызывала недоверие фантастической неправдоподобностью
постановки вопроса в сочетании с безвестностью и скромным официальным званием автора.
172
Социальные перемены в России оказали влияние и на судьбу работ Циолковского, которые
получили после Октябрьской революции научное признание.
Приоритет Циолковского в открытии и обосновании способа для космического путешествия стал
теперь исторической истиной.
Было бы неверно, однако, умалять заслуги других пионеров ракетной техники только потому, что
приоритет в этой области бесспорно принадлежит Циолковскому. Каждый из них — это яркая
историческая личность со своими оригинальными чертами творчества, их чтут как национальных
героев.
Когда речь идет о приоритете, личную оценку автора нельзя принимать как единственную и
окончательную, так как не исключены заблуждения в отношении собственного приоритета (как
искренние, так и намеренные). Чтобы установить историческую истину, необходимо привлекать
дополнительные источники и объективные данные.
Интересные соображения высказал М. Планк в конкурсной работе на философском факультете
Геттинген-ского университета в 1887 г. Ему предстояло решить вопрос об исторических заслугах
ученых по одному из разделов теоретической физики. Планк удачно уловил диалектическую
особенность приоритетных оценок: «Как только открытие в какой-либо мере добивается
признания, немедленно появляется целый ряд соискателей, претендующих на славу приоритета.
Несомненно, тот, кто впервые высказал значительную мысль, имеет прочную заслугу, но все же
необходимо затем рассмотреть, полностью ли он осознал значение этой мысли... Как ни важно
установление того факта, что известные идеи еще задолго до того, как они стали зрелым плодом
человеческой мысли и общим достоянием, возникли в головах отдельных выдающихся ученых, все
же не следует односторонне приписывать заслугу открытия тем, которые, быть может, не имели
никакого представления о способности к развитию зародыша, скрывающегося в случайно
высказанной ими мысли» [110, с. 5].
Таким образом, для объективных приоритетных оценок необходим детальный анализ развития
идеи, основанный на реальных исторических обстоятельствах. Причем должно учитываться не
только документальное преимущество в датах возникновения научной идеи, а
173
свидетельство о созидающей роли этой идеи, о сознательном применении ее в конкретном разделе
теории или практики.
Чтобы понять особенности развития космонавтики как составной части общего исторического
процесса, необходимо учесть еще одно очень важное обстоятельство: «Над ученым, сделавшим шаг
вперед и тем самым оказавшимся впереди других, неизбежно (курсив мой.—Г. В.) нависает опасность
непонимания его достижений со стороны современников, если их мышление остается в пределах
прежних представлений, теорий и категориальных схем. Так возникают преждевременные открытия»
[143, с. 18].
Если вдуматься в эти слова, получается, что каждая новая идея в той или иной степени
«преждевременна» и что одной из прогрессивных форм развития цивилизации является процесс
перехода «преждевременных» идей в рабочий инструмент общественного производства.
История науки — это история подвижничества ее великих представителей. Главными факторами,
способствующими популяризации идеи, являются стремление и способность самого автора научной
идеи добиться ее признания, активность его позиции в достижении этой цели.
Справедливо заметил по этому поводу французский ученый Пуанкаре: «Если бы мы были чересчур
благоразумны, если бы мы были любопытны без нетерпения, вероятно, нам никогда не удалось бы
создать науку» [146, с. 209]. Иными словами, творческую активность автора идеи необходимо считать в
социальном плане таким же непосредственным фактором общественного развития, как новое открытие,
новую теорию или смену общественного строя, с соблюдением, естественно, соотношений в масштабах
каждого явления. Думается, что критерий творческой активности явится полезным дополнением к
оценкам научного вклада ученых для понимания их роли в историческом процессе как сложном
взаимодействии социальных, логических и психологических факторов. «Рассматриваемое философски,
творчество есть историческая активность людей, непрестанно раздвигающая границы их человеческого
развития» [145, с. 22].
Этот критерий «очеловечивает» историческое исследование, т. е. заставляет разбираться в
«поведенческих» факторах и оценивать их влияние на ход исторического, процесса.
-. ,
174
«Преждевременность» (сама по себе) рождения идей о полете в космос в начале нынешнего века
подчеркивалась тем, что человек только-только научился отрываться от земли на аппарате тяжелее
воздуха. Первый полет братьев Райт и публикация основополагающей работы Циолковского о
реальных принципах космического полета совпали по времени. Такая усугубленная
«преждевременность» стала в историческом плане одной из самых примечательных особенностей
развития космонавтики. На этом фоне усиливалось социальное значение публицистических
позиций ученых, посвятивших себя разработке этой необыкновенно заманчивой, но и необозримо
трудной идеи.
Даже после того как космонавтика сделала огромный скачок в своем развитии, далеко еще не
полностью ясны ее перспективы. Например, английский историк и социолог С. Лилли, известный
своими прогрессивными взглядами и серьезными исследованиями, в своей книге, опубликованной
в 1965 г. в Лондоне, писал: «Исследования космического пространства, вероятно, мало чем
поспособствуют в ближайшие десятилетия росту материальных благ. Пока что расходы на них
остаются рискованным вложением капитала в созидание отдаленного будущего» [149, с. 417].
Наиболее примечательно в этой, в общем объективной для 1965 г., оценке то, что за 15 лет она
успела устареть. Вот почему особенно наглядной и поразительной кажется сегодня точка зрения
Циолковского, высказанная им 75 лет назад: «... предлагаю реактивный прибор, т. е. род ракеты, но
ракеты грандиозной и особым образом устроенной... Мысль не новая, но вычисления,
относящиеся к ней, дают столь замечательные результаты, что умолчать о них было бы большим
грехом (курсив мой.—Т1. В.)... Во многих случаях я принужден лишь гадать или предполагать. Я
нисколько не обманываюсь и отлично знаю, что не только не решаю вопросы во всей полноте, но
что остается поработать над ним в 100 раз больше, чем я поработал. Моя цель возбудить к нему
интерес, указав на великое значение его в будущем и на возможность его решения...» (курсив мой.
— /1. В.) [124, с. 139, 145].
Уже в своей следующей работе он существенно расширил представление о пользе полетов в
космическое пространство и о возможности их практического осущест-
175
иления: «Поселяясь кругом Земли... люди увеличивают в 100—1000 раз запас солнечной энергии,
отпущенной им на поверхности Земли. Но и этим человек может не удовлетвориться и с завоеванной
базы протянет свои руки за остальной солнечной энергией, которой в 2 млрд. раз больше, чем получает
Земля» [125, с. 193].
И еще один блестяще подтвердившийся прогноз Циолковского: «Только с момента применения
реактивных приборов начнется новая, великая эра в астрономии — эпоха более пристального изучения
неба».
При этом его представления об этих перспективах имели вполне реальную основу: «... не жалкий полет
ракеты пленил меня, а точные расчеты» [125, с. 167]. «Думаю сыграть роль запевалы. Математики,
