Классно быть Богом (Good to Be God) - Фишер Тибор (читать книги полностью без сокращений TXT) 📗
В общем я положил мороженое в карман.
И на протяжении всего фильма вместо того, чтобы смотреть на экран и наслаждаться процессом, я мучительно соображал, что делать с мороженым, которое таяло в кармане. Я был в своем самом нарядном, праздничном пиджаке. Мы очень долго его выбирали, обошли все окрестные магазины, я перемерил тысячу пиджаков, а потом, уже дома, мама прочла мне длинную лекцию на тему “Как нужно беречь дорогие вещи”. Я уже представлял, что скажет мама, когда обнаружит у меня в кармане растаявшее шоколадное мороженое. Представлял – и заранее боялся. Будь я немного постарше, я бы, наверное, встал, и пошел в туалет, и спокойно бы выбросил это мороженое в мусорную корзину. Но мне было шесть лет, и поэтому я остался сидеть на месте. Я сидел и надеялся, что мороженое не растает и не испачкает мне пиджак. Иными словами, я изо всех сил притворялся, что ничего страшного не происходит, как это часто бывает, когда нам приходится сталкиваться с неприятными, затруднительными ситуациями: мы отчаянно храбримся и делаем вид, что все не так плохо, как кажется.
Когда праздник закончился, я сказал “большое спасибо” родителям Нельсона, как меня научили мои мама с папой, и поплелся домой. Мне было так страшно, что я едва держался на ногах, но мама взяла мой пиджак и повесила в шкаф без единого слова. Может быть, она сделала это специально? Чтобы я подольше помучался? Как бы там ни было, она ничего не сказала о шоколадном мороженом, а я был только рад, что мне дали отсрочку.
Утром, когда я проснулся, на меня не обрушилась гневная речь о мороженом и испорченном пиджаке. Боясь поверить своему счастью, я залез в шкаф и внимательно осмотрел пиджак. К моему несказанному удивлению, на нем не было ни единого пятнышка, Я запустил руку в карман: там было сухо и чисто. Никакой липкой массы. Ни растаявшего мороженого, ни размокшего вафельного рожка, ни обертки. Таинственным образом все исчезло. Как будто там ничего и не было.
Наверняка все объясняется очень просто. Мороженое стибрил сосед, с которым мы сидели рядом в кинотеатре. Я не клал мороженое в карман: просто подумал, что положил, а на самом деле бросил его на пол. Мама выбросила мороженое и быстро вычистила пиджак, но не стала ругаться, потому что даже у самых ярых поборников строгой дисциплины иногда случаются приступы неудержимого добродушия. И так далее, и тому подобное.
Но я до сих пор верю, что меня спасло чудо.
Бесполезное чудо. Маленькое, незаметное волшебство.
Когда речь заходит о чуде, нам представляется что-то величественно-грандиозное, поражающее своей мощью: что-то, что потрясает самые основы бытия. Воскрешение мертвых. Невероятное спасение, когда человек выживает в авиакатастрофе, в которой вообще невозможно выжить. И мы верим, что так бывает. Но почему-то никто не верит в крошечные чудеса – или, как я их называю, бесполезные чудеса, – которые, на самом деле, ни на что не влияют. Допустим, это действительно было чудо, и некая волшебная сила сделала так, что мороженое исчезло у меня из кармана, и я избежал неминуемого наказания. Но реальность от этого не изменилась. Если бы мне хватило ума не класть мороженое в карман, результат был бы точно таким же.
Я знаю еще один похожий случай.
С Нельсоном тоже однажды случилось маленькое чудо. Его отец был на редкость спокойным и снисходительным человеком. Наверное, отчасти поэтому Нельсон и сделался отъявленным хулиганом. Что он только не творил! А потом очень изобретательно врал, выгораживая себя. И долгое время отец ему верил. Например, когда Нельсон продал отцовскую коллекцию редких джазовых записей, он божился и клялся, что их украли. Видимо, ночью вор проник в дом и забрал все пластинки. В другой раз Нельсон решил изготовить в домашних условиях коктейль Молотова – и сжег отцовскую машину. Сжег не нарочно, потому что она была новой и очень нравилась самому Нельсону. Разумеется, отцу было сказано, что машину поджег незнакомый дяденька, проходивший мимо. Наверное, какой-нибудь псих.
Но в какой-то момент отец Нельсона понял, что все, что ему говорили о сыне – это чистая правда, а что говорил ему сын – откровенное вранье. Как это часто бывает с мягкими и снисходительными людьми, вдруг осознавшими, что их долгое время водили за нос, пользуясь их добротой, отец Нельсона пришел в ярость. На беднягу Нельсона обрушилась сокрушительная лавина наказаний за все прошлые проступки. Причем это случилось как раз тогда, когда Нельсону понадобился отцовский фотоаппарат для школьного научно-исследовательского проекта.
Это был дорогой полупрофессиональный фотоаппарат, самой новой модели. Отец никогда бы не дал его Нельсону, если бы не школьный научный проект (кстати, Нельсон учился весьма посредственно). Разумеется, Нельсону была прочитана длинная лекция с особым упором на то, что фотоаппарат надо вернуть в целости и сохранности. Если с ним что-то случится, никакие истории о вооруженных грабителях, налетах вражеских бомбардировщиков и насильственном похищении марсианами не принимаются ни в качестве оправдания, ни в качестве смягчающих обстоятельств.
Нельсон отправился в центр, сфотографировал все, что нужно, спустился в метро и поехал домой. Вышел на станции пересадки, перешел на свою линию и вдруг почувствовал, что чего-то не хватает.
Не хватало фотоаппарата. Нельсон чуть не сгорел со стыда за свою глупость. В вагоне метро он положил фотоаппарат на свободное сиденье рядом с собой. Потом увидел роскошную блондинку. Она сидела как раз напротив. Всю дорогу Нельсон таращился на нее, едва не проехал нужную остановку, но все же поднялся и вышел. На автопилоте.
Вообще-то Нельсон был не из пугливых, но сейчас он испугался. По сравнению с его обычными, совершенно безумными выдумками, правдивый и честный ответ: “Я забыл фотоаппарат в метро”, – прозвучал бы вполне убедительно. Только от этого будет не легче. Тем более что Нельсон гордился своими способностями сочинять фантастические истории.
Взять, к примеру, его шедевральное: “Папа, честное слово, там была пума. Это она потоптала твои нарциссы”. Об этом даже писали в городской газете. Статья называлась “Пумы в городе?”. Обратите внимание на вопросительный знак в конце заголовка. Это такой журналистский прием, явно указывающий на то, что Нельсон наврал с три короба, и его выдумки про пуму – это действительно выдумки. И тем не менее о нем написали в газете. И даже напечатали его фотографию.
Отец Нельсона был мелковат для взрослого мужчины. Щупленький, невысокого роста, вовсе не грозный. Перспектива получить взбучку от худосочного учителя музыки вовсе не кажется устрашающей, а скорее – смешной. Но когда ты уверен, что взбучки не избежать, тут уже не до смеха. Даже одна-единственная оса, залетевшая в комнату, способна посеять панику. Ас осой справиться легче, чем с худосочным учителем музыки. Тем более с учителем музыки, пребывающим в крайней степени раздражения.
Мы все мечтаем о том, чтобы уйти из дома и жить без родителей, самостоятельной жизнью. Но одно дело – уйти по собственному желанию, и совершенно другое – когда тебя выгоняют, да еще придают ускорение пинками. Задыхаясь от ужаса, Нельсон носился по станциям метро в безумной надежде разыскать потерянный фотоаппарат. Обращался в бюро находок. Пытался придумать, как добыть точно такой же фотоаппарат – пусть даже для этого придется пойти на отчаянное преступление.
Наконец Нельсон сдался и поехал домой, чтобы успеть забрать зубную щетку и кое-что из одежды, пока отец не вернулся с работы. Выходя из вагона на своей станции, он рассеянно взглянул на соседнее сиденье – и там лежал фотоаппарат. Причем не какой-то другой точно такой же модели. Это был именно отцовский фотоаппарат. Тот самый, потерянный три часа назад. С пленкой Нельсона и фотографиями, отснятыми в городе.
После этого случая Нельсон не то чтобы угомонился, но значительно приутих.
Я работаю над тем, чтобы сократить свои проповеди до необходимого минимума.
Говорить кратко и по существу – вот путь к успеху. Короткая, но наполненная содержанием проповедь воздействует на людские умы и души сильнее, чем длинные невразумительные разглагольствования ни о чем. А если твоим прихожанам хочется продолжения, пусть приходят на следующей неделе. Когда я в первый раз отпустил прихожан через десять минут – скажу для сравнения, что проповеди иерофанта длятся не менее получаса, – на их лицах читалась несомненная благодарность. С другой стороны, когда проповедь слишком короткая, это тоже нехорошо. Когда человек наряжается и идет в церковь, ему, естественно, хочется получить компенсацию за беспокойство. Герт однажды сказал: “У тебя хорошо получается, Тиндейл. Но до иерофанта тебе еще далеко”.
