Классно быть Богом (Good to Be God) - Фишер Тибор (читать книги полностью без сокращений TXT) 📗
Дейв слезает с дерева. Минут десять, не меньше, он рыщет по всей округе, в надежде найти хозяина пса. Его поиски не увенчиваются успехом. Наверное, это и к лучшему. Кстати, как оказалось, мы зря проездили. Бразильца не было дома. На обратном пути до машины Дейв угрюмо молчит.
На стене висит огромный плакат. С плаката таращатся две седовласые бабульки. Вид у обеих смущенный и даже немного испуганный, как будто они не привыкли фотографироваться. Надпись под фотографией сообщает:
“Сестры Фиксико – официальные дилеры Господа Бога”.
– Это крошечная деревенька на востоке Турции. – Гулин рассказывает о поселке, где она родилась. – Скучное, тихое место. В таком месте ты либо живешь всю жизнь, либо сбегаешь оттуда при первой возможности и уже никогда не возвращаешься. – Пару лет Гулин проработала там учительницей младших классов, а потом уехала. – Зимы очень суровые. Иногда весь поселок заносит снегом. Я сильно переживаю за маму.
Хочу забрать ее сюда, но знаешь… деньги и виза… В общем, тут есть свои сложности.
Я готовлю безотказное блюдо, которое невозможно испортить при всем желании; спагетти по-болонски.
Даже если ты не умеешь варить спагетти и делать соус, все равно в общем и целом должно получиться вполне съедобно (разве что за исключением тех случаев, когда спагетти берется готовить Напалм). Я наблюдаю за тем, как в кастрюле кипит вода, слушаю Гулин и размышляю о том, что в последнее время меня одолевают какие-то странные, неправильные воспоминания. Настойчивые воспоминания о несущественных мелочах, о которых (сколько я себя помню) я не помнил вообще никогда. Воспоминания не о событиях, а скорее об отсутствии всяких событий: о том, как я поднимаюсь по лестницам, стою в очередях в супермаркетах, иду по каким-то пустым коридорам, – тусклые, скучные, незначительные эпизоды, которые вдруг вырываются из глубин памяти и поднимаются на поверхность крошечными пузырьками. На удивление яркая скука. Искрометное извержение унылого однообразия. Может быть, я умираю?
– Сиксто говорит, что ты любишь кормить людей.
– Я?! Да я вообще не умею готовить!
– Нет, я имею в виду, что ты кормишь бездомных, раздаешь им еду. Пытаешься помогать людям.
– Хотя это бессмысленно, – говорю я с неожиданной горечью.
– Да, я знаю. И поэтому то, что ты делаешь, так чудесно.
Мы едим спагетти. Я вижу газету, открытую на странице “Развлечения и досуг”, и вдруг понимаю, что у меня не было ни одного настоящего выходного с тех пор, как я приехал в Майами. Ни дня без усиленных размышлений, без волнений по поводу грядущих чудес – ни единого вечера отдыха от себя.
– Может быть, сходим в кино?
– Да, конечно.
– Тогда выбирай, – говорю я, передавая газету Гулин. К счастью, она выбирает фильм, который я выбрал бы сам. Это так раздражает, когда приходится целый час спорить о том, на какой фильм пойти, но на каждого не угодишь, и кто-то один все равно останется недовольным, и потом будет дуться весь вечер и обиженно бубнить, что его заставляют смотреть кино, которое ему совершенно неинтересно. Когда собираешься пойти в кино, очень важно найти подходящую компанию. Давным-давно у меня был роман, который закончился именно из-за несходства во мнениях по поводу кинематографа. У Карлы была совершенно роскошная грудь – самая лучшая из всех, за которые мне удалось подержаться за сорок лет жизни, – но наш роман завершился в тот вечер, когда мы пошли на какой-то французский фильм. Я даже не помню, как он назывался. Помню только, что это был просто кошмарный вечер. Ехать пришлось через весь город. Стоянка у кинотеатра оказалась платной, причем цену там заломили немереную. Фильм, как я и подозревал, был до неприличия претенциозным. Но Кар-ла была от него в восторге. Я видел единственный способ разрешить это непреодолимое разногласие. И мы с Карлой расстались.
Когда становишься старше, у тебя радикально меняются взгляды. Теперь мне не важен сам фильм. Поход я кино я рассматриваю скорее как возможность на время забыть о своих проблемах. Как было бы здорово, если бы у человека была кнопка ВЫКЛ. Нажимаешь на кнопку – и вообще ни о чем не думаешь, отключаешь все мысли на целый день… но, к сожалению, такой кнопки нет.
Фильм нам понравился.
– Начало было немного затянутым, – говорит Гулин. – Но мне очень понравился тот эпизод со столом. Он действительно очень смешной.
Лично мне эпизод со столом не показался особенно смешным, но мне уже ясно, что у нас с Гулин во многом похожие вкусы. Так что мы можем ходить в кино вместе.
По дороге домой, на Линкольн-роуд, к нам пристает бородатый нищий. Он совсем старый, весь какой-то несчастный и, похоже, действительно сильно нуждается в деньгах. Когда идешь с женщиной, тебе проще подать попрошайке – чтобы не выглядеть бессердечным сквалыгой. Но я никогда не даю денег нищим. Не люблю нищих по той же причине, по какой не люблю адвокатов и банкиров – они все стремятся нажиться за чужой счет.
– Дайте пару монет на облегчение страданий, у меня передозировка реальности, – просит нищий и делает честные глаза. Вроде как мы должны оценить его искренность.
Мы проходим мимо. Я делаю вид, что поглощен разговором. Мы с Гулин как раз обсуждаем, какую комедию можно назвать самой смешной за всю историю кинематографа. И тут Гулин говорит мне:
– Прошу прощения. Я не подаю нищим. У меня не так много денег, и они нелегко мне достаются. Мне уже надо ехать.
Мой начальник всегда просыпается ни свет ни заря. И сразу же начинает работать.
Я частенько задумываюсь, в чем причина моего феерического невезения. И прихожу к выводу, что все мои трудности и неудачи объясняются достаточно просто. Корень всех зол – моя нелюбовь к шоколаду. Желание быть таким же, как все – это нормальное человеческое стремление. А я еще не встречал человека, который бы не любил шоколад. Я знал людей, равнодушных к шоколаду: есть – хорошо, нет – и не надо. Я знал людей, которые не едят шоколад, потому что вообще не едят сладкого. Но я не встречал ни одного человека, который бы категорически не любил шоколад так, как я. Просто за то, что у шоколада такой шоколадный вкус.
Выходит, я – жертва вселенского заговора любителей шоколада? А что? Я бы не удивился. Это такой очень хитрый и ловкий заговор. Его невозможно раскрыть. Потому что тебе никогда не скажут: “Мы не берем вас на работу, потому что никто ни разу не видел, как вы едите шоколад”. А я сам никогда не решусь заговорить об этом, потому что мне очень не хочется, чтобы меня сторонились, как прокаженного. Хотя, похоже, моя неприязнь к шоколаду все-таки накладывает некий невидимый отпечаток, который, похоже, чувствуется и отпугивает людей.
Особенно тяжело было в детстве. Взрослым все же позволено иметь некоторые причуды. Как говорится, у каждого свои тараканы. “Я не люблю современную музыку. Слушаю только оперу восемнадцатого века”. “Я не ем ничего красного”. “По понедельникам я не ношу трусы”. Но не любить шоколад, будучи маленьким мальчиком, – это было действительно тяжко.
На день рождения Нельсона, когда ему исполнилось шесть лет, нас всей толпой повели в кинотеатр, смотреть фильм про войну. Это был замечательный фильм. Много взрывов и крови. В общем всего, что так нравится шестилетним мальчишкам. При входе в зрительный зал нам всем вручили по вафельному рожку с шоколадным мороженым. Считалось, что мы все его обожаем. Я был неглупым ребенком и сразу понял, что мороженое нам дали в честь дня рождения как особое лакомство и поэтому не мог просто выкинуть его в урну или отдать кому-нибудь из друзей. Если бы родители Нельсона увидели, как я обхожусь с угощением, они бы расстроились или вообще рассердились, потому что считали своей задачей устроить нам настоящий праздник, пресловутое “приятное времяпровождение”. Собственно, в этом и был смысл похода в кино и раздачи мороженого.
Когда свет в зале погас и кино началось, я хотел потихонечку бросить мороженое под кресло, но побоялся, что после сеанса, когда включат свет, кто-нибудь это заметит, и меня заругают за то, что я мусорю. Конечно, можно было бы сказать, что я уронил мороженое случайно, но тогда все бы решили, что я неуклюжий придурок. Или, еще того хуже, купили бы мне другое шоколадное мороженое.
