После войны (СИ) - Кузнецова Дарья Андреевна (книги без сокращений .txt) 📗
— А кто? — хором не выдержали мы последовавшей за этим театральной паузы. Тень, довольный произведённым эффектом, артачиться не стал.
— Да всё то же. У них, понимаешь ли, одно лицо на всех. Все эти твари выглядят как она, один в один.
— Но днём-то они выглядят по-разному, а я её именно днём встретил первый раз, — возразил я.
— Ну, уж это, как говорится, вскрытие покажет, а я не знаю, — отмахнулся Тень. Тоже мне, предоставил ценную информацию. Грош ей цена, той информации!
Между тем, за разговорами собрав нехитрые пожитки, мы выдвинулись в сторону опушки.
Не знаю, чем в это время занимался леший, но наши персоны его явно мало интересовали. Впрочем, лесного духа можно понять: я-то ладно, а менталиста такого уровня запутать ему не под силу. А вот если попытается, и офицер эту попытку заметит… Боюсь, что-нибудь нехорошее может случиться уже с самим лешим. Заблудиться в собственном лесу; как он такой позор вообще переживёт?
В общем, минут за пятнадцать мы добрались до окрестностей деревни, потом ещё некоторое время выбирали место для наблюдательного пункта; так, чтобы нам было хорошо видно, и чтобы нас самих заметить из деревни не могли.
В итоге, с комфортом устроившись в каких-то кустах за группой молодых ёлок, начали наблюдение мы часа за два до заката. Предусмотрительный Озерский прихватил с собой хороший полевой бинокль, так что особых проблем с обзором не было. Благо, аборигены явно не собирались куда-то прятаться. Напротив, они активно вели совершенно нормальный человеческий образ жизни, как будто это совсем не они ночью превращались в каких-то потусторонних тварей.
— Ты полагаешь, ночью они нас тоже не заметят? — поинтересовался я, вдоволь насмотревшись на сцены деревенского быта и возвращая Миролеву бинокль.
— С изрядной долей вероятности, — он пожал плечами и, пристроив средство наблюдения на самопальном «штативе», организованном из нескольких воткнутых в землю веток, вытянулся на животе перед ним, чтобы без малейших усилий иметь постоянный доступ к окулярам. — В любом случае, вариантов у нас немного.
Покосившись на приникшего к биноклю и затихшего дознавателя, я завалился рядом на спину, завернувшись в шинель и надвинув на глаза фуражку. Всё равно бинокль один, да и насмотрелся я на них уже впрок, с близкого расстояния, и ничего нового обнаружить наверняка не смогу.
— Как интересно, — голос службиста выдернул из лёгкой дремоты, в которую я погрузился почти сразу. Ещё одна солдатская привычка — использовать любую возможность отдыха. Ох, не воевал тот, кто считает, что выспаться впрок невозможно!
— Что именно? — лениво откликнулся я, не торопясь менять положение своего тела в пространстве.
— А их там нет, — огорошил меня менталист.
— Кого? — я сдвинул фуражку на положенное по уставу место и одним движением перекатился на бок, приподнимаясь на локте и настороженно вглядываясь в деревеньку. С такого расстояния видно было не слишком хорошо, но я отчётливо видел двух женщин, вероятнее всего, с корытами, которые неторопливо двигались к реке, мужчину, колющего дрова на заднем дворе ближайшего к нам дома. Я уж не говорю про мельтешащих по деревне детей.
— Их, — повторил Озерский. — Их всех. Тех, кого мы видим.
— В каком смысле? Я же и ауры их видел, и души вроде бы были…
— А ты пристально не приглядывался? — он оторвался от бинокля и задумчиво посмотрел на меня.
— Да уж приглядывался как мог. Ауры как ауры.
— Ну, ауры у них есть. Точнее, не совсем так. Аура у них одна на всех, общая. Не скопированная от одного к другому, а просто одна, единая. И разум один на всех.
— То есть, там одно какое-то существо, а это всё иллюзии?
— Нет. Больше всего похоже на колонию насекомых. Ну, знаешь, вроде пчёл.
— Действительно, интересная штука получается, — я покачал головой и вновь завалился на спину. Даже в свете этих известий смотреть там всё равно было не на что. — Ты как это определил?
— Очень удачно, что мы со стороны начали наблюдать, с близкого расстояния вряд ли можно заметить. А отсюда отчётливо видно, как части организма между собой сообщаются. Не желаешь посмотреть?
— Шутить изволите? Я с такого расстояния только чем-нибудь площадно-массовым ударить могу, но никак не прицельно ауры разглядывать, — хмыкнул я.
— Ну, значит, не повезло тебе, — миролюбиво согласился он. — Крайне занимательное зрелище. А что касается единого разума, то вот это можно было бы и там, на месте определить. Я, правда, не смогу объяснить, по каким принципам. Самое главное, что разум этот даже близко не человеческий, так что понять, о чём они думают, я не могу. А жалко.
— Может, и правда прижечь их чем-нибудь?
— Ты в детстве разорял муравейники, — почти с возмущением, и даже каким-то оттенком обиды, заявил дознаватель, покосившись на меня.
— Было дело, — я засмеялся. — И лягушек надувал, и яйца птичьи воровал. Правда, до тех пор, пока в гнездо к воронам не залез. Хозяева меня очень оперативно выдворили и доходчиво объяснили, почему не стоит этого делать.
— Никогда не понимал подобной бессмысленной жестокости, — грустно вздохнул Миролев. — Правда, в детстве мне никогда не хватало смелости воспрепятствовать.
— Ну, жестокость и правда бессмысленная. Дети вообще жестокие существа, а что уж говорить о беспризорниках!
— Ты что, детдомовский? — ошарашенно хмыкнул он.
— Ну да, — я пожал плечами. — А ты не читал досье?
— Да зачем мне на тебя подробное досье, — отмахнулся дознаватель. — Я так, общую характеристику полистал. Видимо, пропустил этот факт.
— Детдомовский, — кивнул я. — Дети гражданской войны, нас таких много. А что тебя удивило? Не похож?
— Ну, как сказать, — задумчиво протянул Озерский. — Не то чтобы не похож, просто так иногда бывает. Вроде вот сложилось впечатление о человеке, а потом выясняется какой-нибудь неожиданный факт из биографии, полностью всё переворачивающий.
— Ну, мою биографию такой уж оригинальной назвать сложно, — я снова засмеялся. — Отец как в восемьдесят первом на войну ушёл, так и не вернулся, мамка вроде от тифа померла, я точно не помню. Я лет до пяти у тётки жил одной, соседки, она мне про родителей и рассказала, а потом и она померла. Ну, а потом остальные соседи меня в детдом отправили. И так жрать нечего было, а ещё один чужой рот кормить никому не хочется. Да нормальная биография, живой — и хвала богам, — отмахнулся я. — А вот у тебя, как мне кажется, всё должно быть наоборот? Домашний мальчик из хорошей семьи?
— Ну, по мне это действительно хорошо видно, — он тоже засмеялся. — Отец — доктор технических наук, профессор, мать — целительница, кандидат медицинских. Благодаря ценности отца как специалиста нас даже не репрессировали за родство с князьями Озерскими; дальнее, седьмая вода на киселе, но его вполне могло хватить. Так что достался мне полный набор «хорошего мальчика», начиная с музыкальной школы. Я ещё до революции учился, потом в гражданскую кое-как продолжал, закончил уже после. И светила бы мне консерватория по классу скрипки, если бы тень не пропала.
— Мне кажется, или тебя расстраивает упущенная возможность? — хмыкнул я.
— Ну, как сказать… моя нынешняя работа мне тоже нравится. Но скрипку я никогда не забрасывал.
— Слушай, — внезапно осенило меня, я даже на живот перевернулся, щурясь и вглядываясь в деревеньку. — Если они похожи на насекомых по организации, то ведь не исключено, что где-то и матка есть!
— Не исключено, — пробормотал службист, не отрываясь от бинокля. — «Где?» — это вопрос на миллион. А ещё, как она выглядит. Да и вообще, вопросов у нас пока гораздо больше, чем ответов. Эх, поближе бы на их превращение посмотреть! Не желаешь прогуляться? А то я боец аховый, да и бегаю плохо.
— Вот ещё, — я отмахнулся, не поддавшись на провокацию. — Набегался, хватит. Опять же, больше, чем увидел Тень, я не разгляжу… кстати, где он?
— Ты это у меня спрашиваешь? — ехидно откликнулся дознаватель.
