Волосы Вероники - Козлов Вильям Федорович (читаем книги онлайн бесплатно TXT) 📗
После неожиданного приезда Вероники и ее столь же внезапного бегства из деревни я постоянно думаю о ней. Больше, чем об Оле Журавлевой. Как-то раньше, когда был женат, я не углублялся в женскую психологию, а вот на природе, в отпуске стал задумываться над характерами и поступками знакомых женщин. Почему она не оставила даже записки? Первое время я злился на нее, на себя, а потом, поостыв, как это чаще всего бывает, смирился: против судьбы не попрешь! Ждал Олю Журавлеву, а приехала Вероника. И Оля куда-то отодвинулась, теперь я думал только о Веронике. И чем ближе к Ленинграду, тем тревожнее на душе. Я уже знал, что дома не найду покоя: буду повсюду искать большеглазую женщину, разъезжающую на вишневых «Жигулях». Женщину с прекрасными волосами. Черт, даже номера машины не запомнил!
Уже некоторое время я чувствовал, что кто-то ползает по моим ногам, забравшись под брючину. Жгучий укус заставил меня вскочить, я задрал штанину и увидел маленьких красных муравьев. Стряхнув за что-то рассердившихся на меня насекомых, я просунул руки в лямки рюкзака, поднял с травы велосипед с жестким, будто костяным седлом и поставил ногу на педаль.
Скатившись с холма, я с разгону взобрался до середины следующего холма, потом слез с велосипеда. Обогнавшие меня «Жигули» посигналили, в заднем окне я увидел смеющиеся лица девушек. Одна из них, темноволосая, напоминала Веронику…
Обливаясь потом, я крутил и крутил педали. Проехав около сотни километров, я уже не так восторженно глазел по сторонам. Увидев впереди речушку, я спустился с шоссе к ней, разделся и с наслаждением бросился в ледяную воду. Мальки брызнули в стороны, у противоположного берега гулко бултыхнуло, и по воде побежали круги. Неужели тут, у самой дороги живет щука?
Накупавшись, я вылез на берег, немного полежал на помятой траве, рядом валялись обрывки газет, драные полиэтиленовые пакеты, консервные банки, поблескивали стекла разбитых бутылок. Надо было отойти подальше, но мне так хотелось поскорее с головой окунуться в речушку, что не обратил внимания на мусор.
Освеженный, отдохнувший, я легко вскочил на велосипед — Валдайская возвышенность осталась позади — и покатил по самой кромке асфальта. Почти все машины, обгонявшие меня, сигналили, что раздражало, но я упорно не съезжал с асфальта на пыльную обочину.
Первая крупная капля клюнула меня в лоб, когда солнце уже клонилось к закату. Мрачная синяя туча с противоположной стороны наползала из-за леса на потемневшее шоссе. Стало прохладно, и я еще энергичнее завертел педалями. Дождь так дождь! В Кукино из Ленинграда я приехал в дождь и пусть в Ленинград из Кукина вернусь под дождем. Говорят же бывалые люди, что дождь в пути к счастью..
На моем веку мне не раз приходилось видеть, как погибает человек. Это жуткое зрелище надолго выбивало меня из колеи. Помню, года три назад, я возвращался от знакомого художника, который жил на Московском проспекте, в том самом доме, где на двух верхних этажах расположены мастерские с огромными окнами, а внизу — Московский универмаг. Выйдя из парадной, я увидел, как по крыше, вернее по навесу над входом, прямо передо мной, пятится к краю мужчина. Был март, и вокруг поблескивала наледь. Будто какая-то невидимая сила подталкивала человека к краю крыши. Вот он на миг остановился на самой кромке, нелепо взмахнул руками и мешком рухнул на ледяную дорожку в десяти шагах от меня. Наверное, инстинктивно, я рванулся вперед, чтобы его подхватить, но не успел. Мужчина ударился затылком о лед, и тут я увидел, как лицо его с бессмысленно открытыми глазами стало сначала краснеть, потом синеть и наконец почернело. Я нагнулся к нему, подложил валявшуюся рядом шапку под голову, крови нигде не было видно. Тут подбежали еще люди, кто-то стал звонить из будки телефона-автомата.
Меня оттеснили, но я успел почувствовать запах алкоголя от пострадавшего, когда нагибался к нему. Навес-то всего был на уровне окон второго этажа. Там располагались складские помещения, и какой роковой случай занес подвыпившего грузчика на обледенелую покатую крышу?..
Нынче я тоже стал свидетелем несчастного случая: я уже въехал в город и с велосипедом в руках ждал зеленого сигнала светофора. Дорогу пересекал трамвай. С тротуара прямо на рельсы свернул нетвердо державшийся на ногах человек в потрепанном черном костюме и расстегнутой грязной белой рубашке. Не обращая внимания на тревожные трели трамвайного звонка и не глядя по сторонам, он упрямо шел навстречу своей смерти. Казалось, я физически ощутил хлюпающий удар металлической красной трамвайной груди в податливое человеческое тело. Мужчина мячом отлетел в сторону и растянулся на рельсах. Истошно завизжавший тормозами трамвай наехал искрящимся колесом прямо ему на голову… Трамвай, протащив немного обмякшее тело, остановился, бледная большеглазая девушка в джинсах — вагоновожатая — выскочила из кабины, место происшествия окружили невесть откуда сбежавшиеся люди. А в моей памяти отчетливо запечатлелась распростертая на путях скомканная человеческая фигура с раскроенной надвое кровавой головой и без лица.
Вот и верь после этого поговорке, что пьяного бог бережет! Чувствуя, как подкатывает тошнота, я побрел дальше. На велосипед садиться мне не захотелось. В голову лезли мысли о бренности человеческого существования. Был человек — и нет человека. Рабочий день закончился, человек в черном костюме где-то изрядно выпил и, по-видимому, направился к дому. А там жена, дети… Они еще не знают о случившемся. Не узнают близкого им человека и потом, когда будут хоронить. И наверное, у него осталось много дел несделанных, может, даже, в отличие от меня, и в отпуске еще не побывал?..
Стоит ли вообще пить эту отраву — водку, вино, если твоя жизнь после обильного возлияния уже не принадлежит тебе? Мне довелось переводить книгу американского социолога, он на цифрах доказывает, что в Америке больше всего гибнут люди в дорожных катастрофах, потому что садятся за руль в нетрезвом состоянии, преступления, главным образом, совершаются после того, как принято спиртное, да и самоубийства — тоже.
Я несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул воздух: опять перед глазами возникла разваленная пополам темноволосая голова попавшего под трамвай человека…
Над городом плыли высокие дымчатые облака, вечернее солнце заливало многоэтажные здания красноватым светом, длинные тени от фонарных столбов косо перерезали асфальт, шли нарядные улыбающиеся девушки. Одна из них пристально посмотрела мне в глаза, будто хотела что-то сказать.
Я вернулся в свой родной город, скоро моя дочь Варюха встретит меня на пороге дома. Я уже знаю, что она сдала экзамены и будет жить со мной. Пока не закончит университет. Я люблю дочь, и мне радостно, что она теперь рядом.
Когда я еще крутил педали на шоссе, я предвкушал, как, въехав в Ленинград, зайду в гастроном, куплю бутылку шампанского и мы с Варюхой отпразднуем мое возвращение. А теперь охота пропала. Я еду мимо магазинов и не смотрю на витрины.
Мы будем пить чай. Это прекрасно — после утомительной дороги выпить чашку крепкого душистого чая!
Говорят, будто люди, работающие машинистами, шоферами, летчиками, даже вагоновожатыми, выйдя на пенсию, очень трудно привыкают к новой жизни. В первые пенсионные годы больше всего человек подвержен разным хворям, бывает, умирают. И все оттого, что привычный темп жизни внезапно нарушился, катастрофически замедлился. И как бы пенсионер ни внушал себе, что теперь-то он хорошо отдохнет за все долгие годы труда, его снедает тоска по работе, движению. Вот почему старые рабочие по утрам тянутся к проходной родного завода, а машинисты приходят в депо. Всю сознательную жизнь человек ездил, и вдруг большая остановка. Даже не большая, а конечная.
Мне все это трудно было представить, потому что меня после отпуска на работу совсем не тянуло. Моя бы воля, еще с месяц погулял бы… В институте ничего не изменилось: директора все еще не назначили, Грымзина не прекращала борьбу против Гоголевой. По случаю моего возвращения Альбина Аркадьевна Уткина организовала в комнате переводчиков кофе с пирожными. Четыре мои сотрудницы наперебой ухаживали за мной, можно было подумать, что они по мне соскучились. Грымзина наливала в мою чашку черный кофе. Альбина Аркадьевна пододвигала пирожные «картошка», похожие на булыжники. Другие две мои сотрудницы — Татьяна Леонидовна Соболева и Инга Владимировна Губанова — рассказывали об институтских новостях. О бывшем директоре института Егоре Исаевиче Горбунове уже не вспоминали. Помнится, на траурном митинге Грымзина грубоватым прочувствованным голосом говорила: «Дорогой Егор Исаевич, вас нет с нами, но мы всегда будем помнить вас. Пройдут долгие годы, а память о вас никогда не сотрется в наших сердцах!..» Прошло меньше полугода, а его уже забыли.
