Штрафбат. Приказано уничтожить - Орлов Андрей Юрьевич (книги полностью txt) 📗
– Я вижу, люди, я вижу! Я всё вижу! – схватил автомат, валяющийся без дела, полоснул по ближайшей сосне – из-за дерева вывалился бледный эсэсовец, схватился за простреленную коленку.
– Воистину видит! – загоготал Пастухов и короткой очередью избавил раненого от необходимости долго и муторно скитаться по госпиталям. – Ну, всё, мужики, берегись! Наш Литвинов теперь еще и видит!
Добивая последних, отряхиваясь, ругаясь, штрафники пробились через лес, вывалились на дорогу и соединились с машинами бронетанкового батальона, стреляющими вслед уходящей колонне.
Дело клонилось к закату, когда офицерам удалось собрать ошметки роты и выстроить недалеко от западного въезда в концлагерь. В Грабовице царило оживление. Часть заключенных удалось отбить – не всех уничтожили или вывезли. Тут уже хозяйничали люди с хорошо знакомыми малиновыми околышами на фуражках. Стучали молотки – заделывались дыры в колючей проволоке. Солдаты возились на пепелище – растаскивали головешки, оставшиеся от сгоревших бараков, заливали водой последние тлеющие очаги. Выживших заключенных собирали на центральной площади, оцепленной автоматчиками, – там уже оборудовали на скорую руку нечто вроде «приемной комиссии».
– Был немецкий концлагерь – станет советский, – вполголоса бормотал Бойчук. – Ну да, не спорю, кого-то, возможно, и освободят. Скажем, англичан с французами.
Мимо шли стрелковые роты. Сотни сапог вздымали клубы пыли, солдаты тяжело дышали. Проносились «виллисы» с офицерами и связистами. Передовые группы дивизии вгрызались в отроги Бескид, еще не зная, что надолго в них застрянут.
– Рота, получен приказ примкнуть к 91-му мотострелковому полку и выдвигаться с ним до Оршан! – зычно возвестил ротный. В бою он не пострадал, в отличие от замполита Лившица, который словил таки, на удовольствие солдатам, пулю ниже колена и был торжественно препровожден в санитарный фургон с молчаливым наказом подольше лечиться. «Картина есть хорошая у Петрова-Водкина, – вспомнил Мишка Вершинин. – «Смерть комиссара» называется».
– Вольно, рота, никуда не разбредаемся! А то опять потом собирай вас… – Он отыскал глазами Зорина, поманил его, отвел в сторону.
– Ты вроде парень ловкий и сообразительный, Зорин, – начал Негодин не предвещающим ничего хорошего голосом. Поколебался, как бы яснее сформулировать проблему. – В общем, командование озабочено… Возможно, пустышка, но проверить следует. Видишь дорогу? – Он повернул голову. Зорин проследил за его взглядом. Дорога, которую проигнорировали при отступлении немцы, видимо, не являлась основной артерией инфраструктуры лагеря. Но машины по ней ходили, судя по вдавленной колее. Она тянулась вдоль каменных развалов, буйных зарослей можжевельника – куда-то в гору. – Кому-то из мудрого руководства пришло в голову, что немцы нас намеренно отводили в сторону от этой дороги, чтобы мы на нее не сунулись. Сомнительно это как-то… – Негодин скептически почесал фуражку, – но посмотреть надо. В общем, представитель из штаба дивизии озадачил командование полка, командование озадачило меня, а я озадачиваю тебя, Зорин. Получишь исправную полуторку. Правда, без водителя – ну да ничего, кого-нибудь из своих посадишь – бойцов на борт, дуешь в гору, убеждаешься, что там ничего нет, и пулей обратно, догонять нас. Задачу понял? Сколько бойцов осталось у тебя во взводе?
– Семнадцать, – отчитался Зорин. Подумал и добавил:
– Включая меня. Но вроде ночь скоро, товарищ капитан, чего мы там увидим?
– А меня это волнует? – насупил брови Негодин. – Ладно, действуй по обстановке, сколько времени понадобится – столько и работай. Все равно, чувствую, мы в этих клятых горах завязнем надолго… Но без проволочек, понял? Никаких курортов. Осмотрите местность, и шабаш. Напоретесь на превосходящие силы фрицев – в бой не вступать, докладывать в штаб. Осточертели эти фантасты… – капитан досадливо сплюнул, – мерещится им, видите ли, что-то. Лишь бы людей от работы отвлекать. Уяснил задачу, Зорин?
– Так точно, – отчитался Алексей, – туда и обратно. Никаких курортов.– Действуй – Негодин ухмыльнулся. Оставшись без замполита, он явно вырос в собственных глазах, стал увереннее – и мог позволить себе определенные вольности.
Движок полуторки работал на износ – машина поднималась в гору по извилистой дороге. Объезжала вросшие в землю каменные монолиты, оставляла за бортом крутые обрывы, густые шапки хвои. Солдаты помалкивали, настороженно вглядывались в чернеющий за бортом лес, на всякий случай готовили оружие. Ближний свет вырывал из темноты укатанную грунтовку, заросли чертополоха по обочинам. Дорогой пользовались, и очень часто. Зорин чувствовал, как снова сдавливает что-то в груди – словно интуиция пыталась что-то сообщить. Ведь, если вдуматься, если есть дорога, значит, это кому-то нужно? Он проверил фонарь – работает. Глупое, конечно, задание: если в лесу есть немцы, звук рычащего мотора повлечет резонные вопросы. Пара гранат в кузов – и свою миссию на этой земле можно считать законченной. Начальству для «галочки» – быстро проверить, и все дела. А простому солдату жить как-то надо, не хочется помирать. В сорок первом-то не хотелось, а в сорок четвертом и подавно. Несколько раз он подавлял желание стукнуть по кабине, приказать сидящему за баранкой Данакосу остановить машину и двигаться дальше пешком. Хотя неизвестно, чем закончится и пешая прогулка. Они тут неделю могут возиться…
Машину тряхнуло на ухабе.
– Эй, ямщик, не гони лошадей! – зароптали солдаты.
– Заткнитесь вы, там, – прорычал из кабины грек Данакос, когда-то работавший в родном Новороссийске шофером на автобазе. – Вот сами попробуйте, посмотрю на вас!
Деревья впритык подступали к дороге, хвойные лапы забирались в кабину, царапали лица. Солдаты отворачивались от колючих «ласк». Внезапно крутые повороты закончились, послышалось журчание горной речки, машина сбросила скорость, прежде чем въехать на кирпичный мостик над бурной «переплюйкой».
– В натуре, ехал грека через реку! – засмеялся Мошкин и многозначительно постучал ладошкой по кабине. Солдаты натянуто ухмылялись. Веселиться не хотелось, сгустившаяся темнота взывала к осторожности. В глубинах душ зарождался червячок страха. Лес расступился, машина въехала в узкое неглубокое ущелье. С обеих сторон возвышались каменные стены высотой в три человеческих роста. Внезапно Данакос резко затормозил. Солдаты заволновались, защелкали затворами. Антохин схватился за борт, приготовился кувыркаться с кузова.
– Да спокойно… – прошипел шофер. – Зорин, смотри, дальше обвал, не проехать.
Солдаты прильнули к переднему борту. Фары освещали горы камней посреди дороги. Обвалилась скала, висящая над проезжей частью, перегородив ее надежно и, похоже, навсегда. Чувство тревоги обострилось, инстинкт самосохранения просто вопил об осторожности. Почему именно сейчас свалилась эта скала? Ведь дорогой пользовались совсем недавно. Может… не сама упала?
– К машине, – скомандовал Зорин. – И не толпиться, рассредоточиться. По одному – через завал, да по сторонам смотрите. Данакос, и ты вылезай, ножками теперь пойдем.
Ночь была спокойная, лунная. Звезды таращились с иссиня-черного неба, временами прорывался ветерок, потряхивал макушки деревьев, обступивших скалы. В гробовой тишине солдаты перебирались через завал – а те, кто уже был на той стороне, рассредоточивались по обочинам, напряженно всматривались в темноту.
– Строиться в две колонны, – вполголоса скомандовал Алексей, перелезая последним через завал, – да не дышать в затылок, растянуться. Подтянуть амуницию, поправить оружие – чтобы не гремело тут ничего. Вперед.
Никто не хохмил, не комментировал ситуацию. Даже Мошкин, болтающий всегда и всюду, проникся ответственностью момента и послушно помалкивал. Ускоренным маршем, не включая фонарей, солдаты двигались по обочинам дороги. Ущелье оборвалось, дорога вздымалась на пологий холм. Послали охранение проверить. Все в порядке, за холмом относительно разреженный лес. И снова холм… Бугристые скалы вырастали из темноты, пропадали, шапки кустарника проплывали мимо. Затяжной подъем, люди тяжело дышали, обливались потом – невзирая на то, что ночь не отличалась, мягко говоря, тропическим зноем.
