Наследница Магдалины (Наследство Магдалены) - Чедвик Элизабет (серия книг TXT) 📗
Он обернулся к Брижит, помешивающей закипевший котел с супом. Ее черные волосы были собраны в пучок, и отблески пламени играли на ее гладкой оливковой коже.
— Знает ли отец Магды о том, что у него родилась дочь?
Брижит, перестав помешивать суп, потянулась к маленькому горшочку со специями.
— Он знает, с какой целью я легла с ним, — устало промолвила она. — Мы идем параллельными дорогами, так что вряд ли наши пути пересекутся.
— Похоже, у девочки будут такие же красивые волосы, как и у него.
Брижит молча бросила сушеные травы в суп. В воздухе запахло укропом и тмином. Она продолжала лениво помешивать суп.
— Так, значит, ты решила воспитывать ее в одиночку? — спросил Кретьен.
Брижит сдержала невольно вырвавшийся вздох.
— Мне нужен муж, — хладнокровно промолвила она. — Рауль де Монвалан, конечно же, хороший человек и великолепный мужчина, но интересы его жизни весьма отличны от моих. Я бы смогла удержать его. Только зачем держать друг друга в плену. Ты же сам всегда говорил, что Душа должна быть свободна. — Улыбнувшись дяде, она взяла с полки несколько деревянных мисок. — Лучше места для Магды, чем Монсегюр, сейчас не найти. Здесь у нее будут самые мудрые учителя.
— И ты будешь воспитывать ее так, как воспитывала когда-то тебя твоя мать?
— Да, — Брижит разлила суп по мискам и поставила одну из них перед дядей.
— А если она не изберет твоей дороги, покажешь ли ты ей катарский путь? Равно как и грешные пути мира сего?
— Это она сама познает в свое время. А теперь ешь, пока суп горячий, а потом расскажешь, как у Матье продвигаются дела с переводом.
И, вручив ему ложку, она взяла из колыбели Магду, чтобы покормить ее грудью.
ГЛАВА 24
Ажене, сентябрь 1213 г.
— Папа, смотри! Смотри! — возбужденный ребенок вонзил крохотные шпоры в бока своей лошадки. Маленький и толстый, как поросенок, пони проскакал рысцой десять сажен. Потом, встав как вкопанный, закосил хитрый глаз на своего седока.
— Папа, ты видел... Теперь я настоящий рыцарь! — воскликнул мальчонка, размахивая игрушечным копьем.
— Как говорят французы, «пре шевалье», — улыбнулся Рауль. — Кавалер хоть куда, — продолжил он, взяв под уздцы старого пони.
— А когда же мне дадут настоящего коня? — спросил Гильом.
— Когда ноги вырастут.
Гильом призадумался. Оценивающе посмотрев на свои ножки, он спросил:
— Когда мне исполнится четыре?
Четыре года ему должно было исполниться через месяц. Раулю с трудом удалось сдержать улыбку.
— Быть может.
— А может, мне сейчас покататься на Фовеле? — И прежде чем Рауль успел ответить отказом, он добавил: — Бабушка сказала, что ты мне обязательно разрешишь. — Гильом слез с пони и заискивающе посмотрел на отца. Теплый ветер шевелил его блестящие великолепные волосы. — Ну, пожалуйста.
Гильом был так похож на Клер, что у Рауля сердце разрывалось. Нагнувшись, он взял мальчика на руки, стараясь не думать о том, что, вполне возможно, играет с ним в последний раз. Если держишь в руке меч, то неизбежно от него и погибаешь. А ему так не хотелось уезжать. На рассвете следующего дня Рауль должен был выехать на встречу с войсками южан близ захваченного крестоносцами городка Мюре. У союзной армии во главе с королем Педро Арагонским, графом Фуа и Раймоном Тулузским на сей раз были все шансы окончательно разбить де Монфора.
— Папа, а могу я поехать с тобой и посмотреть на войско?
— Нет, не в этот раз, — промолвил Рауль, сажая ребенка впереди себя и беря в руки поводья.
— Симона де Монфора должны разбить. Мне так бабушка сказала! — повернулся к Раулю Гильом. — И тогда мы вернем себе свои земли и маму?
Проглотив застрявший в горле комок, Рауль погладил сына по головке.
— Да, — пробормотал он, — мы их обязательно вернем.
Гильом подпрыгнул в седле от радости.
— А теперь пусть конь поскачет галопом! — крикнул он.
Чуть позже, когда уставший Гильом уже засыпал у него на коленях, Рауль посмотрел на сидевшую у камина тещу. Она шила новую рубаху для внука, тщательно делая каждый стежок. Ее глаза были такими же светло-карими, как у Гильома и Клер. В молодости она была красавицей, и Раулю был известен по крайней мере один трубадур, в свое время прославивший ее красоту канцоной «На Алианор аль бель корс» — «Госпоже Алианор с прекрасным станом». Годы не пощадили ее. Она сильно похудела, и глубокие морщины избороздили ее когда-то чистый лоб. Почувствовав его взгляд, Алианор оторвалась от шитья.
— Чувствую, ты очень волнуешься по поводу завтрашнего дня.
— Не хочется мне оставлять Гильома. Я знаю, что у тебя он под хорошим присмотром, Алианор, и что он счастлив, но просто... — Он пожал плечами, и лицо его исказила болезненная гримаса. — Мне просто хотелось бы дожить, чтобы увидеть, как он повзрослеет.
Алионор, отложив шитье в сторону, озабоченно посмотрела на зятя.
— А я-то думала, что Симону де Монфору на сей раз пришел конец. Ведь ему противостоит такая большая армия во главе с самим королем Арагонским!
— Верно... да только Симон — блестящий полководец, и если ему в последнее время и впрямь пришлось туго, так это потому, что король Педро нарушил его коммуникации. Но то был временный успех. Теперь, когда папа Иннокентий прислал де Монфору свежее подкрепление, удача может отвернуться от нас. Если нам не удастся одолеть крестоносцев под Мюре, мы обречены на поражение.
— Вы должны разгромить его! — гневно воскликнула Алианор. В ее глазах засверкали слезы. — Если вы этого не сделаете, вполне возможно, я больше уже никогда не увижу своей дочери... Жива ли она? — несчастная женщина посмотрела на спящего внука. — Бедный агнец, — прошептала она, доставая из рукава носовой платок. — Что они сделали с его мамой?
Взглянув на Гильома, Рауль вновь почувствовал, как заныло его сердце. Ему до сих пор было трудно смириться с утратой Клер. Он привык жить с постоянной незаживающей раной. Но разговоры и мысли о жене делали боль нестерпимой.
— Знаю, вам может показаться странным, что я редко вспоминаю Клер, — промолвил он, обращаясь к Алианор. — Но это не потому, что я забыл о ней. Просто я люблю ее настолько, что мне трудно выразить словами мои чувства.
Осторожно, словно бесценный груз, он уложил своего малыша в кроватку. Его не покидало чувство вины.
* * *
В шатре короля Педро Арагонского догорали свечи, пропуская внутрь свет нарождавшейся зари. Вокруг пламени кружила большая оранжевая ночная бабочка. Хлопнув ладонями, король превратил ее в пыль.
— То же мы проделаем с де Монфором, как только он выйдет из Мюре! — гневным взглядом Педро обвел собравшихся в его шатре командиров.
Поскольку его величество вчера переусердствовал в винопитии и постельных ристалищах, настроение, равно как и одолевавшая его головная боль, было просто ужасным. Любимец короля, граф Фуа, живо поспешил согласиться со столь милым его сердцу Педро. В спор вмешался легковесно-раздражающий тон голоса Раймона Тулузского. Он был подобен кувшину холодной воды, пролитой на раскаленные угли.
— Думаю, что куда благоразумнее дать ему атаковать, чем нападать на него первыми, — волновался Раймон. — Мы ведь занимаем здесь великолепные позиции. И если оставим их, то только ослабим себя.
Он обернулся к своим советникам, ожидая поддержки.
Рауль скрестил руки на груди. Он признавал обоснованность утверждений своего сюзерена, понимая, что в основе мотивов Раймона лежит его извечная трусость. Фуа тоже об этом догадался.
— Бог мой, — рассмеялся он. — Врагу вечно приходится видеть твою улепетывающую задницу.
Рыцари Арьежа и Арагона по достоинству оценили эту грубую, но весьма точную шутку.
— Спокойствие! — гневно блеснул глазами король. — Мы ничего не достигнем подобным инфантильным шутовством.
— С де Монфором шутки плохи, — промолвил в нависшей тишине Рауль. — Господин Раймон прав. Лучше держать оборону и ждать.
