Красота по-русски (Я подарю тебе любовь) - Алюшина Татьяна Александровна (электронные книги бесплатно .TXT) 📗

– Беглый, – признался пацан и затих.

Лена села за руль, но заводить мотор не спешила, задумалась.

Про беспризорников, приемники-распределители, детские дома и социальную защиту детей в этой стране она знала, как никто другой! Копалась в этом не один месяц, когда материал готовила. А в работе журналистка Невельская – дама упорная, злая и скрупулезная, и залезала в такие места, куда путь всем заказан.

Поэтому про всю эту систему она была столь глубоко и хорошо осведомлена, что везти избитого пацана прямиком в больницу раздумала. У нее имелся один хороший знакомый, хирург-травматолог, бывший муж ее студенческой подруги, к его помощи Ленка прибегала уже не раз.

Она включила свет и полезла в сумку откапывать старую записную книжку, которую всегда носила с собой, не сильно доверяясь сотовым телефонам. Нашла, посмотрела на мальчишку.

Он лежал не шевелясь, и ей показалось, что не дышал.

– Ты как там? – спросила, перепугавшись.

– Живой, – отозвался он тихо.

«Уже хорошо!» – порадовалась Ленка и набрала нужный номер. – Олег, привет, Невельская!

– О, сколько лет и тех же зим! – обрадовался Олег Загоруйко. – По делу, как я понимаю?

– По нему! – покаялась, вздохнув, Ленка. – Ты на работе?

– На ней, увы, рыба моя! Проблемы?

– Да. Ты все там же?

– Там же, там же, куда я отсюда денусь! Срочное что?

– Да. Сейчас приеду!

Олег ждал ее у дверей в отделение, сам взял с сиденья и отнес мальчика в кабинет.

– Что с ним?

– Били сильно ногами. Больше ничего не знаю.

Олег внимательно ощупывал пацана с ног до головы. Работал.

– Тебя как зовут, боец?

– Василий Федорович, – ответил мальчишка, не открывая глаз.

– Лет сколько?

– Десять. Почти.

– Перелом ребер, – сделал предварительный диагноз Олег, – остальное смотреть надо. Вот что, Лена, давай ты моей медсестре поможешь его раздеть и помыть.

– Я сам! – сурово сказал пацан.

– Нет, – командовал Олег. – Сам, это потом!

А мальчишка потерял сознание.

Они его раздели, вымыли, и Ленка ужаснулась: весь в синяках свежих, наливающихся, и других, более ранних, в старых шрамах, худой, как стиральная доска, маленький замученный ребенок! Господи, ему нет и десяти лет, а у него уже жизнь кончилась – и не в физическом смысле, хотя и в нем тоже!

«Нет, с этим мальчиком так не будет!» – твердо и окончательно решила Лена.

Она ждала в коридоре, примостившись на одиноком подранном больничном стуле, и нервничала ужасно. Что там может такое быть с ним? И Олег долго не выходил из приемного кабинета.

– Идем, – устало позвал он наконец. – Ко мне в кабинет пошли.

И повел куда-то.

– А мальчик? – оглянулась Лена на дверь.

– Я ему обезболивающее и снотворное вколол, спит у меня там, в просмотровом, на кушетке. Никуда не денется, не дребезжи!

Войдя в кабинет, врач устало плюхнулся в кресло, махнул ей рукой на стул.

– Скажи мне, Невельская, во что ты вдряпалась на этот раз?

– Ни во что. Вот мальчика избитого подобрала.

– Подобрала, значит. Ты понимаешь, что я обязан в ментовку сейчас позвонить, уведомить об избитом беспризорном ребенке?

– Потому к тебе и привезла, чтоб не уведомил, – пояснила она.

– Да? И что дальше? Ты его заберешь и на то же место, где взяла, положишь?

– Домой к себе отвезу. Подлечится, там решу.

– Невельская, насколько я тебя знаю, ты вроде не дура, а иногда такое отчебучишь! – поразился Олег. – Ты вообще в курсе про таких детей?

– Более чем! – разозлилась Ленка.

– А-а, – припомнил он. – Ну да, ты ж как-то такой статьей бабахнула. Помню. Тогда тем более все про это знаешь.

– Что с ним, Олег?

– Ну, что. Ноги-руки целы, только старые переломы, два ребра сломано, множественные рваные раны зашили, на голове тоже парочку швов наложили, но сотрясения нет. Педикулез, то бишь вши, Валя его уже побрила и обработала. Общее истощение и обезвоживание организма, заболеваний наверняка полный букет, надо анализы делать, а так – обычная картина для таких детей. Множество старых ран и переломов. Насилию и сексуальным действиям не подвергался, я осмотрел. Этот еще чистенький: трусишки, маечка, носки чистые, может, кто присматривал за ним или сам такой чистоплотный. Судя по степени истощения, в бегах больше полугода. Вот, собственно, и все. Что делать собираешься?

– Отлежится пусть, а там посмотрим.

– Ну да, ты его в дом, а он тебя обчистит, да еще на хату наведет дружков.

– Кроме меня, в доме брать нечего, а для этого он маловат, – пошутила от облегчения Ленка.

– Ну, смотри, неугомонная ты моя. Но забрать тебе его придется прямо сейчас.

– Я заберу, – поспешила уверить она.

– Если не дернет от тебя поутру, приводи на днях, возьмем у него весь спектр анализов. Но лаборанткам придется заплатить, у нас теперь небольничные пациенты платно.

– Приведу, скажи когда.

– Позвоню. Одежду его мы выбросили в утилизацию, так что придется тебе парня прибарахлить. Я его в старый халат завернул. Дарю!

– Спасибо, Олег! За мной долг будет!

– Как всегда, Невельская, как всегда, – устало отмахнулся он, потер сильно лицо ладонями. – Сколько работаю, циник до анализа мочи, а к таким делам привыкнуть не могу никак! Истерзанные насилием женщины и вот такие дети! Те, кто на улицах больше года, все как один больные, битые-перебитые, абсолютно асоциальные, с искореженными мозгами. Как думаешь, долго это еще будет?

– Долго, – уверила Лена.

– Ладно, – посмотрев на нее внимательным взглядом, пожаловался Олег, – развезло что-то, сутки мои заканчиваются, устал. Я тебе напишу, что пацану из лекарств надо и какой уход.

Олег помог перенести спящего мальчика, завернутого в халат, и уложить на заднем сиденье машины, пожелал удачи, посмотрел на Лену внимательным, долгим взглядом, но так ничего и не сказал, ушел.

Ленка посидела немного, не заводя мотора, прикидывая, что необходимо сделать в свете возникшей проблемы.

Время не позднее, еще и шести вечера нет, успеет!

Заехала в магазин за продуктами, набрав целый ворох, в «Детском мире» вещей для мальчика купила и в аптеку.

Что еще? Да все! Домой!

Он проснулся на следующий день, около одиннадцати утра, одевался. Лена ему на стул возле кровати вещи положила и сверху новую зубную щетку. Оделся и двинулся к ней в кухню, услышав, что она там гремит посудой.

Вошел. Не поздоровался.

Смотрел волчонком настороженным исподлобья. Стоял.

У Ленки сердце сжалось болью! Худющий, бритая голова в шрамах и двух свежих швах, лицо заплыло уже синяками. Злой.

Но нюнить нельзя ни в коем случае и бабскую жалость выказывать – категорически!

– Садись, – приказала, махнув на стул.

Он сел не сразу. Постоял, поразглядывал ее какое-то время. Сел.

– Ешь! – сказала тем же приказным тоном.

Поставила перед ним тарелку с овсяной кашей на молоке да с маслом, другую тарелку с куском хлеба, тоже с маслом, и чашку горячего сладкого чая с лимоном.

На еду он не набросился, как ожидалось. Посмотрел на Лену – что он там думал себе, разглядывая ее?

Но надумал что-то свое, выводы сделал, взял ложку в руку и степенно, без суеты, принялся есть. Лена села за стол напротив него, прихватив чашку чаю для удобства разговора, смотрела. Ждала.

Доев кашу, он отодвинул тарелку, взял в руку хлеб, в другую чашку и спросил:

– В ментовку сдашь?

– А ты не хочешь, – подсказала она.

Мальчик посмотрел на нее снисходительно, как на дурочку какую, откусил кусок от хлеба, запил чаем и спокойно ответил:

– Да-к хотел бы, не сидел бы сейчас с тобой.

А Лена поняла, что никакого разговора в русле «я взрослый и умный, ты ребенок и многого не понимаешь, а я знаю, как для тебя лучше!» не получится, это так же неуместно, как объяснять дедушке Ленину задачи партии.

– Давай знакомиться, – рулила беседой твердым голосом она. – Я Лена, а ты?

– Василий Федорович, представлялся уже, – и, затолкав последний кусок в рот, допил чай. И поблагодарил: – За жратву спасибо.