Сокровища - Кингсли (Кингслей) Джоанна (читать книги txt) 📗
Алмаз рассыпался на сотню кусков.
Толпа зрителей мгновенно окаменела в изумленном молчании, словно сама комната и все в ней превратилось в камень. На рабочем столе сейчас лежало не главное средоточие триумфа, а груда бесполезных осколков.
Джозеф неверно прочитал камень, катастрофически неверно. В мгновение ока уникальный алмаз, стоящий миллионы долларов, был превращен в ничто.
Наконец молчание прервалось, волна голосов начала катиться по комнате, поднимаясь все выше и выше. Пит не была уверена, в чем причина всего волнения, но знала, что произошло нечто ужасное. Дедушка смотрел на маленькие кусочки камня, словно был статуей. Рука папы больно сжала ее плечо. Мама стала плакать, сначала молча, слезы катились по ее красивым щекам, потом она зарыдала. Громче и громче, пока не перешла на крик, и папе пришлось ее ударить, чтобы заставить замолчать. Мистер Ивер протолкнулся через толпу, глаза его пылали, когда он кричал дедушке убираться, убираться и никогда не мечтать больше о разрезании камней ни для него, ни для кого-либо еще! Комнату наполнял шум и гнев; боль и ошеломленный взгляд на лице дедушки. Пит хотелось помочь ему, помочь им всем, сложить вместе все кусочки камня, чтобы он опять стал целым. Но что она могла сделать?
С расколотым алмазом разбилось то, что держало семью Д’Анджели вместе, на кусочки с острыми, колющими краями, которые ранили до крови.
Джозеф мгновенно потерял работу. Он понимал, что ничего сравнимого с ней долго не получит, если вообще такое случится. Хотя известно, что любой мастер может совершить подобную ошибку, никто не рискнет вызвать неудовольствие Клода Ивера, нанимая на работу человека, который попал в черный список. Пошатнувшаяся уверенность Джозефа в своем решении проявилась в плохом настроении, и яростные громкие споры со Стивом стали частым явлением. У двух мужчин не было никого, кроме них самих, чтобы изливать гнев и возмущение.
Беттина была словно привидение. Когда алмаз рассыпался на обломки, ее сознанию был нанесен такой тяжелый удар, как и камню. Она погрузилась в депрессию более глубокую, чем прежде, проводя дни и ночи в постели, не вступая в разговор.
После того как Джозеф лишился работы и явно не имел возможности ее получить, Стиву пришлось зарабатывать на жизнь для всей семьи. Он с неохотой вернулся к занятию, которое, он знал, принесет ему стабильный доход. Ненавидя его всей душой, он вернулся в ювелирный бизнес, опять совершая обходы отдельных владельцев магазинов в пассажах, мастеров по ремонту ювелирных изделий и занимающихся оправкой камней и нанизыванием бус, нося свой чемоданчик, полный дешевых изделий. Его заработка было недостаточно, чтобы содержать комфортабельную квартиру на Риверсайд Драйв. Они переехали в небольшую четырехкомнатную квартиру на Сорок пятой улице, неподалеку от реки Гудзон — район назывался Кухней дьявола, где все время маячили в дверях проститутки, на углах собирался всякий сброд и банды крутых парней царили на улицах.
Пит была предоставлена самой себе. Часто представляя, какой бы обеспеченной и замечательной была их жизнь, если бы дедушка правильно разбил алмаз, она доставала карандаши и рисовала бриллиант, который мог бы получиться, великолепные оправы для него, кольца и броши в окружении изумрудов, рубинов или сапфиров.
Самыми лучшими днями для нее были те, когда дедушка брал ее на прогулку к ближайшим пирсам реки Гудзон. Пройдя всего несколько кварталов, они оставляли позади себя пустыри Кухни дьявола, одиноких матерей с печальными глазами и целым выводком детей, работоспособных мужчин, которые сидели на улице, целыми днями играя в домино, потому что в этом большом городе для них не оказалось работы. Пит и дедушка могли отвернуться от всего этого, обратить свой взор к реке и представлять, что они в другом мире. Пит нравилось считать чаек и вдыхать соленый воздух и наблюдать, как огромные океанские лайнеры входят в порт.
— Доки похожи на Роттердам, — с задумчивой улыбкой сказал дедушка. — На дом.
Пит знала о Роттердаме, где родилась ее мать и умерла ее бабушка, Аннеке, убитая дурными людьми, которые назывались нацистами. Она знала, что он находится через всю голубую часть карты, очень далеко от Нью-Йорка. И еще она знала, что дедушка скучал по нему. Он никогда не говорил, но она знала это.
Она немного знала о своей другой бабушке — что ее тоже звали Пьетра и, конечно, что она была родом из Италии, где родился ее папа. Пит хотела знать больше, но когда она просила об этом, тень печали заволакивала его глаза, и он рассказывал мало.
— Она была королева с черными как смоль волосами и кожей цвета слоновой кости и тысячами драгоценностей. Она жила далеко отсюда. Я не знал ее очень хорошо.
— Я бы ей понравилась, папа?
— Она полюбила бы тебя, бамбина, как люблю я. — Потом он поменял тему разговора, и Пит каким-то образом знала, что больше его спрашивать не стоит. Возможно, не всегда. Но втайне она всегда думала о своей царственной бабушке как о волшебной крестной матери.
Однажды вечером в начале весны Джозеф вернулся домой в приподнятом настроении. После почти года поисков в ювелирном квартале, докучая каждому старому знакомому и стучась в каждую дверь, он нашел работу. Настоящую работу огранщика камней. О, он не будет иметь дело ни с чем подобным тому камню, который уничтожил у Ивера. Он примирился с мыслью, что никто и никогда не доверит ему такой работы. Но он будет заниматься огранкой небольших рядовых алмазов, может быть, время от времени изумрудов или сапфиров. И будет приносить деньги, хорошие деньги. Он сможет позволить оказать своей дочери помощь, в которой она нуждается.
С легким сердцем и легкой походкой, которая скрывала его возраст, он ступил на тротуар с букетом розовых роз, любимых Беттиной, в одной руке и бутылкой вина в другой. Сегодня вечером они отметят это, и Беттина опять будет улыбаться. Он весело помахал соседу, который дышал свежим воздухом на крыльце, и поднялся по ступеням.
Как только он открыл дверь в квартиру, запах ударил в нос. Газ. Газ из кухни!
Он уронил цветы. Бутылка вина разбилась на желтом поцарапанном линолеуме. Он бросился в кухню, почти задыхаясь от едкого запаха. Под столом, накрытом клеенкой, Беттина скрючилась над Пит, держа ее внизу. Она включила духовку и четыре горелки.
Джозеф быстро выключил газ. Попытался открыть окно на кухне, но оно не поддавалось. Сжав кулак, он вышиб раму, потом кинулся в гостиную, настежь распахивая там окна. Затем притащил Беттину и Пит в коридор, подальше от ядовитых испарений.
Хотя они кашляли и глаза у них слезились, он увидел, что с ними все в порядке. Он опустился рядом на пол.
— Зачем, Тина? — простонал он, качая взрослую дочь на руках, как младенца. — Почему ты сделала это, дорогая?
Она шепотом ответила:
— Я не позволю взять ее, папа. Только не Пьетру, только не моего ребенка. Я никогда не позволю ей узнать, что это такое.
— Ах, моя бедная любовь, моя бедная liefje.
— Почему они не убили меня, папа? — закричала она резким голосом. — Было бы лучше, если б они убили меня. Почему они не отправили меня в газовую камеру, как маму?
Он держал ее и качал, и гладил волосы. Слезы струились из его глаз, и он шепотом обращался к призраку:
— Ох, Аннеке, что эти ублюдки сделали с нашей дочерью?
Опасаясь того, что может натворить Стив, Джозеф решил скрыть попытку самоубийства Беттины и смертельную опасность, которой она подвергла Пит. К тому времени, когда Стив вернулся домой с работы, не осталось и следов от происшедшего. Окна были открыты несколько часов, чтобы выветрить газ, а кухонные занавески были задернуты, чтобы скрыть разбитые рамы. Беттина уложена в постель, успокоенная транквилизаторами и чашкой травяного чая.
Но Пит была уже достаточно большая, чтобы осознавать, что произошло, даже если она не могла понять причин этого. Когда пришло время ложиться спать, она спросила Стива:
