Дебютантка - Тессаро Кэтлин (полная версия книги TXT) 📗

Джек стоял на платформе. Он еще не был до конца уверен, что поедет, но захватил с собой портфель на тот случай, если вдруг передумает и решит все-таки отправиться в офис. Но когда подошел поезд, он отправился не в Сити, куда сейчас устремлялись все, а в противоположном направлении.

В глубине души он понимал, что если сейчас не поедет, то потом будет об этом очень жалеть. И все равно уверенности не было. До самого последнего момента он пытался подавить в себе сложную путаницу чувств. Причем доминировала злость. Она была громадная, словно камни, которые теперь его окружали, – тяжелые глыбы темного мрамора на утопающем в зелени кладбище на Форчун-Грин-роуд.

Джек рассматривал надгробья. На одном из них виднелась какая-то фигура, похожая на ангела. Ангел склонил голову, в сложенных на груди руках – одна-единственная лилия, а на лице – полупрозрачная вуаль. Таким ли должно быть изображено горе? Тонкая пелена, сквозь которую просвечивает вселяющая надежду красота этого недоступного более мира? Джек прошел мимо громоздкого семейного склепа с кованой чугунной калиткой черного цвета. На самом верху стояла огромная каменная урна, обернутая витой драпировкой. Довольно банальная мысль: смерть отрезает покойников от всех, кого они любили при жизни; нас разделяют навсегда закрытые врата; глубокое отчаяние покрывает нас, словно ткань, тяжелые и плотные складки которой пригибают скорбящих к земле.

Джек шел по широкой центральной дорожке, и под подошвами его сандалий хрустели камешки. Воздух был чист, сквозь листья деревьев пробивался яркий солнечный свет. Какие-то люди выгуливали собак: два белых лабрадора, тяжело дыша и весело волоча за собой поводки, гонялись друг за другом среди могил, и их жизнерадостность, как ни странно, нисколько не нарушала мрачной торжественности этого места.

Он совсем забыл, как здесь тихо и красиво.

Возле входа в церковь продавали цветы. Джек остановился. Он пришел с пустыми руками. Нужно чем-то отметить памятный день, но не так, как это делают все. Ах, если бы можно было просто убедиться, что все действительно миновало, что она ушла из его жизни навсегда, отпустила его и он свободен. Как хотелось ему сейчас ощутить эту свободу. Как хотелось почувствовать, что все наконец далеко позади.

В голову вдруг пришло слово «прощение». Внутренне Джек сопротивлялся, делал вид, что не замечает его. Какое прощение? Ведь именно злость защищала его, злость поддерживала его на плаву весь первый год, когда казалось, что уничтожено все, чем он жил. Злость, одна только злость давала ему силы хоть как-то жить дальше. Как Джек боялся, что рано или поздно это чувство пройдет, боялся лицом к лицу столкнуться с реальностью, от которой его надежно заслоняла собственная злость. Но теперь он чувствовал, что жадные ее щупальца, жесткие и упругие, как побеги плюща, ползут по нему, словно по стволу и ветвям стройного деревца, тянут к земле и несут ему гибель.

Он двинулся дальше.

Так, теперь свернуть на эту боковую дорожку – и вниз, к самому краю кладбища. Как гулко бьется сердце, от волнения комок подкатывает к горлу. Ему страшно; кажется, по жилам теперь течет не кровь, а ледяная вода. Где же ее могила? Да и узнает ли он теперь тот надгробный камень? Он сам выбирал его вместе с ее отцом. О, сколь невыносимо мучительна была эта задача! Они не смотрели друг другу в глаза, просто не было сил. Но Джек никогда не забудет, какое лицо было у его тестя: застывшая мрачная маска, не выражавшая абсолютно ничего, кроме решимости исполнить страшную, тягостную работу, чтобы хоть как-то облегчить боль жены.

Кажется, вот она, могила, прямо перед ним.

Или нет?

Нахмурившись, он прищурился. И вдруг его словно накрыла горячая волна слепого бешенства.

Да-да, это тот самый камень. Только кто-то уже успел побывать здесь сегодня, совсем недавно, кто-то опередил его.

На могиле лежал большой букет распустившихся белых роз, явно купленных не в ларьке возле часовни. Дорогой, аккуратно перевязанный, все бутоны словно вырезаны из слоновой кости, с едва видными прозрачными зеленоватыми прожилками. От цветов шел нежнейший запах, он поднимался вверх в жарком воздухе, заполняя все вокруг. Букет стоял в небольшой, изумрудного цвета вазе и смотрелся так изысканно, что сразу было понятно: его приобрели в одном из самых дорогих цветочных магазинов Вест-Энда. В безупречной красоте роз чувствовалось нечто романтически-грустное. Вряд ли Дональд и Фэй, родители его покойной супруги, жившие в Западном Суссексе, могли купить такие цветы.

Джек все смотрел и смотрел на букет, пока в глазах не помутилось; слова «Любимой жене» на могильном камне слились вместе, и пришлось долго моргать, пока буквы снова не встали на свои места.

Он думал, это будет интимная, сокровенная, глубоко личная встреча. Сокровенное свидание.

Ему захотелось растоптать шикарный букет ногами, каблуком растереть нежные лепестки в пыль.

Вдруг Джек заметил карточку, болтающуюся на кусочке простого шпагата, обернутого вокруг букета в самом низу. Она порхала на ветру, словно бабочка.

Ему противно было смотреть, от кого она.

Но он все-таки сделал это: шагнул вперед и повернул карточку лицевой стороной к себе.

Джеку показалось, что на грудь ему больно наступила чья-то тяжелая нога и в легких совсем не осталось воздуха, он чуть не задохнулся от ярости. Карточка выпала из его пальцев и снова заплясала в потоках легкого утреннего ветерка.

Когда Джек пришел в себя, у него было странное чувство: словно он покинул собственное тело, словно ноги его все еще стояли на мягкой, покрытой травой земле, но сам он висел в воздухе и смотрел на все это сверху. И с этой выгодной точки ясно видел выражение собственного лица, на котором зияли пустые глаза потрясенного предательством человека, видел отвисшую челюсть и еще недавно красивые, но вдруг постаревшие от горечи и смятения черты.

Джек развернулся и кое-как поплелся назад по дорожке, посыпанной гравием. Она привела его на главную аллею, потом он вышел на широкую улицу, сияющую витринами магазинов, и наконец оказался на станции.

Слова, которые он прочитал на карточке, отзывались в нем страшной болью и, словно острый нож, вонзались в самое сердце.

«Всегда с тобой» – вот что было там написано.