Зеленые яблочки (СИ) - Хрисанфова Татьяна Анатольевна (лучшие книги читать онлайн бесплатно .txt) 📗
Даша отвернулась. На глаза навернулись слезы. Харитон заговорил о давно наболевшем. Что не одну ночь разъедало душу. Словно он не знал о сплетнях. Слезы хлынули неудержимым потоком. Даша уткнулась в фартук и рыдала, не сдерживая себя. Она не стеснялась Харитона. Он был единственный, кому можно доверить нелегкие мысли. Он никому не расскажет об ее откровениях. Даша сквозь рыдания пыталась поведать Харитону, что никакая она не порченая, и как обидно слышать о себе такое. Ведь не заткнешь рот сплетницам. Теперь она никому не нужна, никто не возьмет ее замуж, об этом даже бабушка и дед говорили. В деревне показаться нельзя. Все шушукаются: порченая, вековухой останется, кто на нее позарится? Харитона озадачили речи молодой соседки. Он не обращал особого внимания на сплетни. В деревне, если сам не услышишь, о чем судачат кумушки, так доброхоты донесут до твоих ушей все новости. Но уж Дашка больно убивается. Он озадаченно почесал затылок.
— Дашка, да не реви ты. Всю хату залила, потоп не надо. Не найдешь себе жениха, я тебя замуж возьму. Вон как дети тебя любят, да и я привык к тебе. Ты не реви только. — Даша подняла на него удивленный взгляд. Шутит все. Но его слова успокоили. Хоть кто-то сочувствует.
— Спасибо, Харитон, — улыбнулась она, — я хорошей женой буду, — невесело отшутилась она.
— Вот и ладно, — уговаривал ее Харитон. Даша убрала со стола и пошла домой. После выплаканных слез на душе стало легче.
Паранька пилила благоверного за постоянные отлучки: дите шевелится уж давно, а он и не послушает. Вон как упирается пятками.
— Ну-ко дай руку, — Паранька схватила мужа за руку и прижала ее к животу. Егор почувствовал, как что-то твердое уперлось в его ладонь. Вот словно поняв, что это рука знакомая, родная, ребенок толкнул ножкой.
— Ой, прыткий какой, ты погляди, — улыбнулась Паранька. Егора обдало горячей волной: вот ведь как, ребенок уже узнает его и будто играет с ним. Он тоже улыбнулся, наверное, впервые за прожитые месяцы в этом доме. Хоть и не значила для него Паранька ровным счетом ничего, но ребенка под сердцем она носила его. Паранька, будто угадав его мысли, несмело бросила на него взгляд.
— А ты и не приласкаешь никогда.
Брови Егора сразу нахмурились:
— Не заводи старую песню. — Паранька, поняв, что и в этот раз ничего не добьется от мужа, вышла из спальни. Губы ее дрожали от обиды на мужа и от постоянной злобы на далекую соперницу. Егор стоял в спальне, опустив голову. Мысли неотступно возвращались к Даше. И не то, чтобы это Паранька своим упреком напомнила о ней. Нет, просто она постоянно была в его сердце, в голове. Он думал, что все было бы по-другому, если бы это Даша носила его ребенка. Он попытался и не смог представить себе Дашу беременной. Мысли перескочили на другое. Будут ли у нее когда нибудь дети? До него тоже дошли слухи о Даше. Связать их со своей тещей он не додумался, а сказать об этом ему никто не решился.
Даша сидела у Маринки. Та по-прежнему полулежала в своем обгорелом «гробу». Как ни странно, но ее ящик остался цел, лишь прихватило огнем один бок. Маринка с отцом жила теперь в небольшой летней кухоньке у соседей. Отец ремонтировал хату и обещал, что к холодам они переселятся. Даша угощала подругу теплыми оладьями. — Ты в сметану окуни! Пока свежие, — уговаривала она Маринку. Та ела с удовольствием, так что Дашины уговоры были ни к чему. Она отодвинула оставшиеся оладьи и показала Даше глазами, чтобы та прикрыла их. «Для отца» — поняла Даша, — Ты ешь, и ему хватит. Но Маринка отрицательно замотала головой, она наелась. Даша прикрыла оладьи и сметану чистой тряпочкой и Маринка одобрительно закивала головой. Потом она лукаво кивнула на узелок лежавший на столе. Она знала, что Даша не придет без конфет. Даша подала ей леденцы. Маринка благодарно заулыбалась.
— Теперь ты покажи, какие кружева навязала? — попросила Даша. Маринка полезла под подушку. Даша помогла ей и вместе они вытащили небольшую наволочку, набитую вязаными кружевами. Даша развернула подзорник и ахнула. Он был удивительно красив. Таких кружев Даша еще не видела. Она разглядывала диковинный узор и не могла не спросить у подруги почти с завистью:
— Неужто ты сама додумалась?
Маринка довольно улыбалась из своего ящика, глаза ее искрились.
— Са-а-ма, — довольно произнесла она.
— Маришка, да это же чудо! — восхитилась Даша. Маринка была довольна произведенным впечатлением: Те-бе, — улыбалась она.
— Мне? — Даша прикоснулась к тонкому кружеву, — может купит кто, вам хату латать надо, — не без сожаления произнесла Даша.
— Не-е-е? — послышалось недовольное Маринкино мычание.
— Спасибо, Марина! — c благодарностью произнесла Даша. Посидев около подруги еще немного, рассказав о жизни на хуторе, она засобиралась домой. По дороге надо было заскочить в лавку. Катерина не могла отпустить дочь просто так в деревню, без наказов. Даша спешила. Засиделась она у Маринки, чего доброго, Науму надоест торчать в лавке, закроет. Мать будет ворчать целый вечер, а завтра спозаранку в деревню погонит. Лавка, на счастье, оказалась открытой. За прилавком скучал Алексей. Он уже подумывал закрывать двери, к вечеру покупателей все равно не будет, так кто от неча делать заглянет. Но увидев в окне подходящую Дашу, он приободрился, засветился навстречу ей улыбкой:
— Припозднилась сегодня, Дарья Михайловна, — залебезил он, — чего душеньке угодно?
Даша тоже улыбнулась ему. Сегодня у нее было хорошее настроение. Она весело называла, чего угодно ее душеньке. Алексей чуть ли не бегом отвешивал сахар, баранки, пряники. Когда он рассчитывал Дашу, за его спиной появился отец. Но увлеченный Алексей не заметил его появления. Даша, собрав все в корзинку, вышла из лавки.
— Старая любовь проснулась? — спросил Наум. Алексей, словно ужаленный, повернулся к отцу. Он не ожидал его появления. А уж тем более не хотелось, чтобы кто-то видел его ухаживания за Дашей. Он нехотя махнул рукой:
— Нужна она мне ухаживать за ней. Порченая она!
Наум усмехнулся:
— Такая девка хоть и порченая, а другим порченым не чета. Вон красивше стала. А про порчу может врут все?
Алексей смотрел на отца удивленно; c чего это он за Дашку вступился? Нет уж, молва отбила у Алексея всю охоту ухлестывать за ней. Уж как раньше она нравилась ему, казалось, жизнь без нее не мила. А как узнал, что навели на нее наговор, так словно бабка отшептала. Красивая она, спору нет, глаза так и тянутся в ее сторону. Но вот жениться на ней…
Домашние замечали: в последнее время опять с Дашкой нелады. Молчит, тоскует, в окно посмотрит, вздохнет и опять молчит. «Ждет кого, что ли?» — недоумевала бабка Авдотья, советуясь со снохой. Катерина удивленно смотрела на свекровь.
— Откуда вы это взяли, мамаша? Кого ей ждать? Все родные дома. А она вон ни с кем и разговаривать не хочет. Давно ли веселая была, даже когда лежала — и то больше от нее слов слышали. А тут и с братьями не спорит. На что уж Санька всегда ее из себя выводил, и его не замечает.
— Может и правда говорят, что нельзя от порчи избавиться, — с сомнением произнесла бабка.
— Авдотья! Забудь ты об порче! — в сердцах воскликнул дед Василий. Он подшивал валенок и сидел прислонившись к печке. Спина давала знать себя. — Не приведи Господи, услышит, — продолжал дед, — ей и так досталось. Ладно в деревне об этом все языки обломали. Вы-то чего никак не успокоитесь?
— Будто не жалко тебе внучки родной, — вскинулась бабка, на глазах выступили слезы. — Вон ведь пережила сколько! Без порчи с ума спятить можно. За что ей испытания такие?
— И-х-х, Авдотья, — протянул дед, — на все воля Божья. Видно написаны на ее жизненном пути испытания. Не переживай ты так. Бог испытания дает только тем, кого любит.
Бабка Авдотья не находила слов чтобы поперечить мужу. В вопросах касающихся Бога, бабка не спорила с ученым мужем. С молодости она привыкла верить в его рассуждениях о божественном. Ведь не зря же он в семинарии учился. Значит, знает больше любого из простых смертных. Но вот ее, не слишком обремененную учением, мучили сомнения; зачем молодой девчонке столько испытаний? Ладно, еще бы ей, старухе, терпеть. Почитай, отжила свой век. А Дашке за какие грехи? «Только ведь жизнь начинает, — рассуждала она. — Видно прав дед Василий: для каждого на небесах написана своя история» — решила наконец бабка Авдотья.
