Глобальная культура коммуникаций - Макаревич Эдуард Федорович (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации txt) 📗
Слова легендарного наркома трансформировались в главный посыл советской пропаганды предвоенного времени: война малой кровью на территории страны-агрессора, народ которой с помощью Красной армии сбросит ненавистный режим.
Премьера фильма «Если завтра война» состоялась 23 февраля 1938 г., в день 20-летия Красной армии. Его демонстрировали вплоть до 23 августа 1939 г., когда СССР подписал договор с Германией о ненападении. Возобновили показ фильма только в мае 1941 г. Уже в канун войны в армии и на флоте были получены директивы о ведении политической работы в духе подготовки к наступательной войне. Был составлен список кинофильмов для демонстрации в армии: «Если завтра война», «Эскадрилья № 5», «Танкисты», «Моряки» и т. п. Писатель Вс. Вишневский записал тогда в дневнике: «В войсках сосредоточиваются антифашистские фильмы».
Усилиями пропаганды армия наша представлялась мощной, командиры – умелыми, противник – понятным. Это настроение отражено в стихах К. Симонова:
Но будет день – и по разверстке
В окоп мы рядом попадем ,
Поделим хлеб и на завертку
Углы от писем оторвем. <…>
Под Кёнигсбергом на рассвете
Мы будем ранены вдвоем,
Отбудем месяц в лазарете ,
И выживем, и в бой пойдем.
Святая ярость наступленья,
Боев жестокая страда
Завяжут наше поколенье
В железный узел, навсегда.
(«Однополчане», 1938)
Это же настроение чувствуется в стихах П. Когана:
Я – патриот. Я воздух русский,
Я землю русскую люблю,
Я верю, что нигде на свете
Второй такой не отыскать,
Чтоб так пахнуло на рассвете,
Чтоб дымный ветер на песках…
И где еще найдешь такие
Березы, как в моем краю!
Я б сдох, как пес; от ностальгии
В любом кокосовом раю.
Но мы еще дойдем до Ганга,
Но мы еще умрем в боях,
Чтоб от Японии до Англии
Сияла Родина моя.
(«Лирическое отступление», 1940–1941)
О крайностях такой пропаганды (а крайности, как известно, лучше выражают суть) рассказ В. Тендрякова «Донна Анна». 1942 год, выжженная степь под Сталинградом, рота, окопавшаяся в полосе обороны. Двадцатилетний лейтенант Галчевский – натура нервическая, поклонник Блока (вот откуда «Донна Анна»: «Дева Света! Где ты, донна Анна?»), Дюма и Конан Дойла, бредящий сценой расстрела матросов из фильма «Мы из Кронштадта» (вот бы так умереть!). Этот командир химвзвода одержим магией войны, романтикой атаки. Но вот получен безумный приказ – брать высоту «в лоб». Командир роты оттягивал начало атаки: думал, как взять высоту с наименьшими потерями. Но этого не мог понять Галчевский, для которого атака и смерть «головой вперед» – высший закон войны. Поэтому командир роты для него – трус, преступивший этот закон. И он убивает его, и сам поднимает роту в атаку с кличем: «За Родину! За Сталина…» Роту уничтожили еще на подступах к высоте. А Галчевский чудом остался жив. Он вернулся в окоп и только тогда в полной мере осознал то, что натворил. Крик его был страшен: «Убейте меня! Убейте его! Убейте его!» Его – это того, кто снял фильмы «Мы из Кронштадта» и «Если завтра война». По приговору военного трибунала Галчевского расстреляли как «врага нашей Родины». Перед смертью он кричал: «Я не враг! Мне врали! Я верил! Я не враг! Да здравствует…»
Вот на таком понимании войны воспитывалось желание драться. Велико же было удивление, разочарование военных, когда реальный враг, напавший на страну, «не вписался» в образ, созданный пропагандой. Желание драться было сильно поколеблено. Вот наблюдение И. Эренбурга, в то время военного корреспондента газеты «Красная звезда»:
...
«Люди, защищавшие Смоленск или Брянск, повторяли то, что слышали сначала в школе, потом на собраниях, что читали в газетах: рабочий класс Германии силен, это передовая индустриальная страна, правда, фашисты, поддерживаемые магнатами Рура и социал-предателями, захватили власть, но немецкий народ против них, он продолжает бороться. „Конечно, – говорили красноармейцы, – офицеры – фашисты, наверное, и среди солдат попадаются люди, сбитые с толку, но миллионы солдат идут в наступление только потому, что им грозит расстрел“. Наша армия в первые месяцы не знала подлинной ненависти к немецкой армии».
(«Люди, годы, жизнь», т. 2)
В Главном политуправлении Красной армии тогда тоже ориентировались на какую-то мифическую классовую сознательность немецкого солдата и немецкого рабочего. Иначе чем можно объяснить появление в августе 1941 г. такой вот листовки под названием «Открытое письмо к немецкому народу», предназначенной для пропаганды среди войск противника. Текст начинался словами: «Немецкий народ! Солдаты германской армии [потом стали писать: гитлеровской армии. – Авт.]! Рабочие и крестьяне Германии! Гитлер вновь погнал вас на братоубийственную войну…» Далее следовало обращение к солдатам и рабочим [124] :
...
«Германские солдаты! Отказывайтесь воевать за чуждые вам интересы! Свергайте иго богачей, наживающихся на вашей крови!..
Немецкие рабочие! Вы двигаете всю гитлеровскую военную машину. Вашими руками сделаны танки, самолеты, орудия и пулеметы. Гитлер делает вас соучастником своих гнусных преступлений. Ваша рабочая честь не может позволить этого! Вы – могучая сила. Вас – 20 миллионов. Сделайте все, чтобы остановить военную машину! Гитлер не должен получить ни самолетов, ни танков, ни орудий, ни гранат. Ваш священный долг – всеми силами содействовать Красной армии и сорвать кровавую, разбойничью авантюру Гитлера! Портите всеми возможными способами, уничтожайте всеми возможными средствами военные материалы! Поджигайте, взрывайте, уничтожайте военное снаряжение Гитлера! Выводите из строя военные заводы! Портите моторы самолетов и танков! Делайте снаряды так, чтобы они не попадали в цель и не взрывались!
Транспортники! Срывайте военные перевозки, дезорганизуйте железнодорожное движение! Пускайте под откос поезда с военными материалами!
Рабочие! Срывайте все военные мероприятия гитлеровского правительства. Помните, что, производя оружие, вы затягиваете войну и помогаете истреблению своих сынов, одетых в солдатские мундиры».
Но классовая солидарность с советскими рабочими уже давно была неведома немецким пролетариям, как тем, что стояли у станков, так и тем, что стали солдатами. И до самого последнего дня войны работали моторы немецких танков и самолетов, попадали в цель и взрывались снаряды.
В самом начале война явила моральную растерянность Красной армии, не сразу разглядевшей лицо врага. Эта же война и вражеского солдата явила не в облике бывшего рабочего, мечтающего свергнуть немецких капиталистов и власть Гитлера, а в облике убийцы, садиста и мародера. Гитлеру удалось раскрыть самые худшие качества немца, растлить его сознание, воспитать пренебрежение к людям иного происхождения. Писатель и публицист Эренбург отмечал, что Гитлер сумел «превратить аккуратных, честных, работящих обывателей в „факельщиков“, сжигающих деревни, устраивающих охоту на стариков и детей… Гитлер вовлек в массовые зверства… всю свою армию, связал десятки миллионов немцев круговой порукой».
В то время как наши войска оставляли город за городом, перед пропагандой встала задача – воспитание у бойцов и командиров желания драться. Источником этого желания должна была стать ненависть. Уже с конца 1941 г. армию вела идея ненависти. И не столько к германским капиталистам и генералам, сколько к немецкому солдату. Эта ненависть была объективна, объяснима преступлениями фашистов против советских людей. Она взращивалась усилиями пропагандистов, талантливых публицистов, кинематографистов. В 1942 г. она трансформировалась в пронзительный и хлесткий, как удар бича, слоган «Папа! Убей немца!».
