Женщины Цезаря - Маккалоу Колин (серии книг читать бесплатно .TXT) 📗
Естественно, у Лукулла были свои шпионы, поэтому он очень хорошо знал, что два царя помирились. Но чем ждать, когда они вторгнутся в Понт, Лукулл решил напасть сам и вторгнуться в Армению, ударив по Тиграну и не позволив помочь Митридату.
Сначала Лукулл не хотел оставлять гарнизон в Понте, считая, что Рим и его влияние помогут сохранить там спокойствие.
Лукулл больше не был губернатором провинции Азия и теперь узнал из писем, привезенных Публием Клодием, что враждебность к нему сословия всадников в Риме быстро растет. Из тех же писем Лукулл узнал, что Долабелла назначен новым губернатором провинции Азия и что Долабелла должен будет осуществлять надзор над Вифинией. Тогда Лукуллу многое стало ясно. Очевидно, всадники Рима и их ручные сенаторы предпочитают некомпетентность успеху в войне. А Публий Клодий, мрачно заключил Лукулл, — предвестник несчастья!
Девять специальных уполномоченных, присланных из Рима до того, как его влияние там ослабло, были рассеяны по всему Понту и Каппадокии. Среди них находился человек, которого Лукулл любил больше всех — теперь, когда Сулла умер, — его младший брат Варрон Лукулл. Но у уполномоченных не было армий, и, судя по тону писем, работа их продлится недолго. Поэтому, решил Лукулл, у него нет другого выбора, как только оставить два из своих четырех легионов в качестве гарнизона в Понте — на случай, если Митридат попытается отвоевать свое царство без помощи Тиграна. Легат, которого Лукулл ценил больше всех, восстанавливал урон, нанесенный острову Делос. И хотя Лукулл знал, что Сорнатий — хороший человек, он не был настолько уверен в его военных способностях, чтобы оставить его без помощи опытного сотоварища. Другой старший легат, Марк Фабий Адриан, должен будет также остаться в Понте.
Лукулл знал, какие легионы следует оставить — те, что принадлежат провинции Киликия. А он отправится на юг с двумя легионами Фимбрии. Поразительные войска! Лукулл их не выносил. На востоке они уже шестнадцать лет. Им запрещено появляться в Риме или Италии, потому что перечень их мятежей и убийств настолько велик, что Сенат отказался разрешить им вернуться домой. Постоянно возбужденные, они были очень опасны, и Лукулл, который время от времени использовал их, обращался с ними безжалостно. Он порол солдат во время кампаний, но прощал им плотские проказы во время зимнего отдыха. Поэтому они почти добровольно служили под его началом и даже скупо восхищались им. Но предпочитали называться фимбрийцами, по имени их первого командира Фимбрии. Лукулл это приветствовал. Хотел ли он, чтобы они называли себя Лициниевыми или Лукулловыми? Определенно нет.
Клодий так полюбил Амис, что решил остаться в Понте с легатами Сорнатием и Фабием Адрианом. Участие в военном походе потеряло для него свою привлекательность в тот самый момент, как он услышал, что Лукулл планирует тысячемильный марш.
Но желания Клодия рассыпались в прах. Ему приказали сопровождать Лукулла в личном обозе командующего. «Ну хорошо, — думал Клодий, — по крайней мере, я буду жить в относительном комфорте!» И только потом он узнал, каково представление Лукулла о комфорте во время кампании. Никакого комфорта не было и в помине. Тот изнеженный эпикуреец, которого Клодий знал в Риме и Амисе, бесследно исчез. Лукулл на марше во главе фимбрийцев жил как рядовой солдат. И если таков был образ жизни командующего, то и все члены его личного штаба обязаны были подражать ему. Фимбрийцы шли пешком, а не ехали — и все штабные шагали собственными ногами. Фимбрийцы ели кашу и черствый хлеб — и они ели кашу и черствый хлеб. Фимбрийцы спали на земле, накрываясь плащом, нагребая в кучку землю вместо подушки, — и весь штаб командующего спал на земле, накрываясь плащом и нагребая в кучку землю вместо подушки. Фимбрийцы, чтобы от них не пахло, мылись в ручьях, где вода по краям уже покрылась тонким льдом, — и они, чтобы от них не пахло, мылись в тех же ледяных ручьях. Что хорошо для фимбрийцев, было хорошо и для Лукулла.
Но — недостаточно хорошо для Публия Клодия, который через несколько дней пути воспользовался родством и резко выразил недовольство.
Бледно-серые глаза командующего равнодушно смерили его с ног до головы. Взгляд был холоден, как местность, по которой проходила армия.
— Если тебе необходимы удобства, Клодий, возвращайся домой, — сказал Лукулл.
— Я не хочу домой, мне просто хочется комфорта! — возразил Клодий.
— Или то, или другое. Со мной ты удобств не получишь, — отрезал его шурин и с презрением отвернулся.
Это был их последний разговор. Небольшая группа младших легатов и военных трибунов тоже не хотела водить дружбу с заносчивым юнцом, — дружбу, в которой Клодий, как теперь ему стало понятно, очень нуждался. Друзья, вино, кости, женщины и проказы — этого ему очень не хватало. Дни тянулись и казались годами, а края, куда занесла Клодия судьба, были так же негостеприимны, как сам Лукулл.
Они ненадолго остановились в Эзебии Мазаке, где царь Ариобарзан Филоромей, Друг Римлян, принес в дар Лукуллу все, что мог, и печально пожелал счастливого пути. Затем они продолжили путь по суровой земле, изрезанной глубокими расселинами и ущельями. Их окружала беспорядочная масса туфовых башен-останцов и валунов, высоко сидящих на тонких ненадежных каменных шеях. Обход всех этих ущелий сделал марш вдвое длиннее, но Лукулл продолжал идти, требуя, чтобы его армия проходила минимум тридцать миль в день. Это значило, что они шагали с рассвета до заката, разбивали лагерь почти в темноте и сворачивали его тоже почти в темноте. И каждый вечер это был настоящий лагерь, окопанный и укрепленный. «Против кого? Кого?!» — хотел бы Клодий громко выкрикнуть в мертвенно-бледное небо, которое плыло над ним выше, чем ему полагалось. А потом: «Зачем?» — еще громче, громче, чем гром во время бесконечных весенних гроз.
Наконец они пришли к Евфрату, к переправе у Томисы, и увидели мрачные молочно-синие воды, бурлящую массу талого снега. Клодий облегченно вздохнул. Теперь выбора нет! Полководец вынужден будет отдохнуть и подождать, когда река очистится. Не тут-то было. Как только армия остановилась, Евфрат начал успокаиваться, и течение замедлилось, превращаясь в покорный водный путь. Лукулл и фимбрийцы приплыли в Софену, и, как только последний солдат вышел на берег, река снова забурлила.
— Мне повезло, — сказал Лукулл. — Это знак.
Теперь путь проходил по более удобной местности: горы здесь были ниже, трава и дикая спаржа покрывали их склоны. Деревья росли маленькими рощами там, где вода позволяла им укорениться. Но что это значило для Лукулла? Только то, что по такой легкой дороге армия могла двигаться быстрее! Клодий всегда считал, что он в хорошей форме, сильный и крепкий, как и полагается римлянину, привыкшему ходить пешком. Но вот поди ж ты, Лукулл, которому уже почти пятьдесят, совсем загнал двадцатидвухлетнего Публия Клодия.
Они переправились через Тигр — очень легко по сравнению с Евфратом, потому что он был нешироким и течение в нем было не такое быстрое. А потом, преодолев за два месяца более тысячи миль, армия Лукулла приблизилась к Тигранокерту.
Тридцать лет назад этой столицы Армении не существовало. Царь Тигран возвел ее в соответствии со своим представлением о славе и громадном государстве: великолепный город из камня, с высокими стенами, крепостями, башнями, площадями, дворами, висячими садами, изящной глазированной черепицей ярко-голубого, едко-желтого и медно-красного цветов, с огромными статуями крылатых быков, львов, царей с курчавыми бородами и тиарами на головах. Место было выбрано с учетом всех важнейших факторов, от обороны до внутренних источников воды и ближнего притока Тигра, уносившего с собой содержимое огромных сточных труб, которые Тигран построил в подражание Пергаму. Целые народы были ограблены, чтобы оплатить это строительство. Богатство бросалось в глаза даже на большом расстоянии, когда фимбрийцы поднялись на горный хребет и увидели Тигранокерт. Огромный город, высокий, красивый. Поскольку царь царей мечтал об эллинизированном царстве, он начал строить город в греческом стиле. Тем не менее годы его детства и молодости прошли под влиянием парфян, которое оказалось очень сильным. И когда строгое дорическое и ионическое совершенство надоело царю, он и добавил яркую глазированную черепицу, крылатых быков, мощных каменных правителей. Затем, неудовлетворенный всеми этими низкими греческими зданиями, он соорудил висячие сады, квадратные каменные башни, пилоны и оставил еще множество свидетельств своего парфянского воспитания.
