О чем знаешь сердцем (ЛП) - Кирби Джесси (е книги .TXT) 📗

– Можно просто воды? – слабым голосом откликаюсь я.

– Сейчас будет. – Колтон быстро поднимается на ноги, обрадовавшись возможности быть полезным, но потом склоняется ко мне, приподнимает за подбородок мое лицо, и я смотрю прямо на него, а он – прямо на меня. Он хочет что-то сказать, но в итоге просто касается в нежном поцелуе моего лба. – Куинн, я… Я сейчас вернусь.

Он уходит куда-то по коридору, а я, прислонившись к спинке, засовываю руки в карманы толстовки и закрываю глаза, чтобы минуту подумать и успокоить дыхание. Я стараюсь сосредоточить мысли на том, что случилось с отцом, на словах доктора и на том, что скорее всего все будет хорошо. Но вижу лишь Колтона в бледных вспышках грозы, свою ладонь на его груди, его губы на моих губах и дождь, обволакивающий нас, словно сон.

Я открываю глаза, и флуоресцентный больничный свет прогоняет воспоминания прочь.

Проходит несколько минут. Нащупав что-то в кармане Колтона, я некоторое время кручу это в пальцах, прежде чем задуматься, что там такое, и достать. Это бумага, сложенная в маленький плотный прямоугольник.

Не думая, я начинаю разворачивать его, но останавливаюсь, будто пораженная громом, стоит мне узнать потертый кремовый лист. Мое сердце ухает вниз. Все мои секреты и чувство вины выплескиваются на меня из листа бумаги в моих руках, точно наказывая за все, что я натворила. Мне не нужно разворачивать письмо, чтобы узнать, что там. Ночь за ночью я исписывала черновик за черновиком, пока не нашла нужные слова. Пока не поняла в точности, что хочу сказать человеку, получившему сердце Трента.

С подступившей к горлу тошнотой я разворачиваю лист. Осторожно, стараясь не порвать бумагу, когда-то плотную, но теперь истрепавшуюся – и не только от сегодняшнего дождя. Мой взгляд скользит по словам, написанным моей собственной рукой, по заломам от многократного складывания и раскладывания, сделанным Колтоном, чтобы письмо уместилось в кармане. Чтобы он мог носить его с собой.

Я смотрю на слова, на свои слова, полные печали и горя, и девушка, написавшая их, кажется мне незнакомкой. Она искала способ удержаться за Трента. Она думала, что никогда больше не полюбит. И не знала, что человек, которому она пишет, станет тем, кто докажет, что она неправа.

– Что ты делаешь?

Голос Колтона. Я вскидываю голову. На его лице, как, наверное, и на моем, – шок, а взгляд приклеен к письму, которое я держу в руках.

– Я…

Непослушными пальцами я пытаюсь сложить лист, но не успеваю. Поставив стаканчики с дымящимся кофе на пол, Колтон забирает письмо у меня из рук. Его внезапная резкость пугает.

– Извини, – бормочу я. – Я случайно… Оно лежало у тебя в кармане, и я подумала, что…

– Оно не твое, не тебе и читать, – говорит Колтон, и я не знаю, что хуже: его тон или горькая ирония его слов.

Я смотрю, как он стоит и пытается сложить письмо в маленький прямоугольник, каким оно было, пока бог знает сколько времени лежало у него в кармане, и понимаю, что больше так не могу. Я больше не могу скрывать от него свой секрет. Найдя, наконец, слова, я произношу их с осторожностью, чтобы их было невозможно неверно понять.

– Оно мое.

Его рука замирает в воздухе. Он растерянно глядит на меня.

– Что?

Надлом в его голосе убивает во мне желание продолжать, но я продолжаю, потому что так надо.

– Это мое письмо. – Я с трудом сглатываю, и во рту у меня внезапно становится сухо. – Я его написала.

– Ты… что?

Я стараюсь сохранить голос ровным. Жалею, что в комнате так мало воздуха.

– То письмо написала я. Тебе. После того… – Мой голос ломается. – После того, как мой парень погиб в аварии.

Мои слова и вся содержащаяся в них правда сотканы из воздуха, еле различимы, но Колтон слышит их, и все мышцы в его теле напрягаются. Он трясет головой.

– Тогда я тебя не знала, – прибавляю я в надежде, что каким-то образом оно все изменит. Но как только я поднимаю глаза на Колтона, то понимаю, что надеялась зря.

Он стоит и молчит, неподвижный как статуя, только на челюсти едва заметно дергается нерв.

Я встаю. Делаю шажок ему навстречу.

– Колтон, пожалуйста…

Он отшатывается от меня.

– Ты знала? – спрашивает он ледяным тоном. – Когда мы познакомились, ты знала, кто я?

Вопрос вызывает у меня горячий поток слез.

– Да, – шепчу.

Колтон начинает уходить.

– Постой, – умоляю его я. – Пожалуйста. Позволь мне объяснить…

Он останавливается. Стремительно разворачивается ко мне лицом.

– Объяснить что? Как ты отправилась искать человека, который получил сердце твоего парня? Как ты нашла меня, хотя я подписал бумагу об отказе от всяких контактов? – На его лице, точно молния над океаном, вспыхивает гнев. – Или как всего несколько часов назад ты сидела со мной рядом, пока я выкладывал тебе все, и ничего не сказала? – Возникает пауза, и на его лице мелькает еще что-то. Быть может, воспоминание о том, что случилось следом. Но столь же быстро оно исчезает, и его голос становится пустым. – Какой именно момент ты хочешь объяснить?

Я открываю рот, но на мгновение становлюсь немой от правды о всем том, что я сделала. А потом даю единственное объяснение, которое у меня есть.

– Ты не написал мне ответ, – шепчу я в пол, и это не обвинение, но оправдание всего, что произошло, в самой простой, самой честной форме.

Колтон шагает ко мне.

– А почему, как ты думаешь? Я не хотел этого. Всего этого – я не хотел. – Он смотрит на меня в упор, прямо в глаза, и, клянусь, я не узнаю его. – Сделай одолжение, – говорит он. – Забудь, что знаешь меня. Потому что мы не должны были познакомиться.

А потом он уходит. Через автоматические двери – в ночь.

Глава 30

Неподвижно, с тяжестью на груди я сижу в приемной. Вокруг все как в тумане. Мимо проходят безликие люди. Из интеркома доносятся искаженные голоса. Слева от меня – бабушка, одна рука выбивает дробь на подлокотнике стула, вторая лежит на моей коленке. Справа – Райан. Она не смотрит на меня, молчит. Переживает за папу, а может ужасается мне, как и я сама.

Я ужасная, лживая эгоистка.

Мы ждем, сидя рядом в наших раздельных мирах. Сначала с новостями появляется врач. Папу только что отвезли на операцию. Она продлится несколько часов. Потом возвращается мама. Она кажется такой маленькой, стоя напротив нас со сжатыми в линию губами. И такой испуганной. Это душераздирающе и страшно одновременно.

Бабушка, поднявшись, заключает маму в объятья.

– Все будет хорошо.

Она не может знать этого наверняка. Как и никто из нас, однако мы все цепляемся за уверенность в ее голосе.

Мама, уткнувшись в ее плечо, кивает, ее губы дрожат, на глазах слезы, но, когда она замечает нас с Райан, в ней что-то меняется. Она встречает бабушкин взгляд, и та отпускает ее из объятий. Мама вытирает глаза, выпрямляется и протягивает к нам руки, чтобы мы подошли. И став ради нас насколько возможно сильной и уверенной, повторяет бабушкины слова:

– Все будет хорошо.

Вчетвером мы садимся в ряд: бабушка, Райан, мама и я. Молчим, пока ждем – с тяжестью на душе, но сплоченные силой, которую черпаем друг у друга. Со временем усталось берет свое. Бабушка, подперев щеку кулаком, засыпает. Райан уходит к свободным стульям, вытягивается на них и, едва закрыв глаза, проваливается в сон. Мамин подбородок падает на грудь.