Повелитель Вселенной - Сарджент Памела (бесплатная библиотека электронных книг txt) 📗
— Ты плохо подтянул подпругу, — сказал Чилагун.
— Ничего подобного. Все было в порядке, и все-таки седло оказалось на земле. Духи меня предупреждали, чтобы не высовывался: только это и приходило в голову. Я прождал еще три дня, а потом пошел вниз. Я не заметил никаких людей, но вдруг белый камень, большой, как юрта, выкатился передо мной и загородил мне дорогу.
— Опять знамение? — спросил с улыбкой Чилагун.
— А что еще? Там наверху, поближе к Небу, я чувствовал присутствие Тэнгри. Раз, когда ветер засвистел в соснах, я услышал шепот, приказавший мне вернуться. Как ни был я слаб и голоден, не подчиниться я не мог. Еще через три ночи мне оставалось бы лишь лизать подтаявший снег и насыщаться несколькими ягодками. Я вернулся к камню и стал обходить его, молясь, чтобы враги уже отказались от охоты на меня. — Тэмуджин перевел дух. — А они ждали. Обложили лес и ждали.
— Кажется, — сказал Чимбай, — ты неправильно истолковал эти знамения.
— Думал, убьют, но Таргутай, видимо, знал, что меня охраняют духи. Несколько раз он подходил ко мне, после того как его люди избили и связали меня, и всякий раз рука не поднималась убить меня. Люди посмеивались: мол, я веду себя мужественно так долго, что заслуживаю пощады. Они уверяли Таргутая, что ему нечего бояться мальчишки. — Тэмуджин склонил голову и уперся подбородком в колодку. — Таргутай говорит, что руку его остановили духи горы Тэрпон, но и слова его людей помешали ему убить меня.
— Когда-то он был товарищем твоего отца, — сказал Чимбай. — Может, это ему в голову пришло тоже.
— И еще учтите моего дядю Даритая. Он не сделает ничего, пока знает, что я пленник, но моя смерть может заставить его порвать с Таргутаем. — Тэмуджин смотрел то на одного брата, то на другого. — Пощадит меня Тэнгри. Бывало, мне снилось, что я стою на какой-то вершине, а на горе Тэрпон вижу небесные знамения. Таргутай держит мою жизнь в руках, но ему не удается отнять ее.
Хадаган не услышала и тени сомнения в его голосе. В глазах сиял свет, не приглушенный пленением, но это мог быть всего лишь отблеск безумия. На вершине горы голодный мальчик, преследуемый врагами, мог представить себе что угодно. Избитый узник, наверно, цеплялся за малейшую надежду.
В юрту вошел Сорхан-шира.
— Что это? — закричал он. — Я думал, мой обед готов.
Хадаган встала.
— Сейчас приготовлю, папа.
— Моя дочь обычно не ленится. — Сорхан-шира сложил руки и уставился на сидевшего на полу Тэмуджина. — Хоть ты и пленник, но прислуживать тебе, видимо, придется нам. Ты не сможешь есть в колодке или даже спустить штаны. Как нам быть, если ты захочешь облегчиться?
— Вы поможете мне, — сказал Тэмуджин.
Сорхан-шира рассмеялся.
— Тебе не освободили руки даже для этого.
— Нет. А потом меня били за то, что я причиняю своим сторожам слишком много забот.
— Ну, я тебя буду бить, если ты не попросишься: я не хочу, чтобы ты справлял нужду в моей юрте. — Он поддел ногой пустой кувшин. — Я вижу, мои сыновья напоили тебя. Чимбай, выведи его наружу и помоги ему сделать, что положено.
Чимбай и Чилагун помогли Тэмуджину подняться, старший брат вывел его из юрты.
— Неси обед, дочка, — сказал Сорхан-шира, пошел к постели и сел на подушку.
Чилагун уселся рядом. Хадаган положила на блюдо сушеного мяса и творога и подала отцу кувшин.
— Таргутаю надо было убить этого малого, — сказал Сорхан-шира. — А он предпочел сломать его. Если мальчик скоро не сдастся, ему не жить. — Он брызнул кумыса духам и припал к кувшину. — Храбрая душа: из такого может получиться настоящий мужчина.
— Сними с него колодку, — сказала Хадаган.
Густые брови Сорхана-ширы полезли на лоб.
— Что?
— Освободи его. Чимбай и Чилагун могут присматривать за ним. Ты сам говорил, что в ином случае нам придется его кормить, так что будет меньше забот.
— Забот у нас появится значительно больше, если он попытается убежать.
— Пожалуйста!
— Помолчи, дочка, — сказал отец, сощурившись; его вислые усы шевелились. — Его беда может тронуть любое сердце, и ты находишься в том возрасте, когда девочка думает о женихах, но мальчик-раб, как бы он ни был благороден и пригож, вряд ли достойная партия.
— Дело совсем не в том, — торопливо оправдывалась она. — Мне жаль любого, с кем обращаются дурно, и если он выживет и когда-нибудь станет соперником Таргутая, совсем неплохо иметь его в друзьях.
— Берегись, Хадаган, — сказал Сорхан-шира. — Я поклялся в верности Таргутаю. Не хочешь ли ты меня обесчестить?
— Разве можно нарушить клятву, проявляя к этому мальчику капельку милосердия? Он узник Таргутая: наш род с ним не спорит.
Но отца так просто не проймешь.
— Если мы будем добрыми, — добавила она, — то это может ослабить волю Тэмуджина. Битье и плохое обращение не сломили его, а доброта может подействовать. Таргутай будет тебе еще благодарен за это.
Маленькие глаза отца становились все более задумчивыми, он скреб полоску ткани, которой была повязана его бритая голова. Она добилась своего; он испытывал двойственное чувство: жалость к мальчику и стремление сохранить верность вождю.
— Ты бы ее послушал, — сказал Чилагун. — Мы последим за ним. Мы уже хотели снять с него колодку, но не могли перечить тебе.
Сорхан-шира дернул себя за ус.
— Вы уж больно легко поддались своей сестре. Надеюсь, вы будете вести себя по-мужски с собственными женами, к тому же они могут оказаться и не такими умными, как Хадаган: даже мне часто не удается протиснуться сквозь частокол ее слов.
Вошла Хагар и поставила корзину. Сорхан-шира махнул ей рукой. Старуха поднесла ему еще один кувшин и села рядом с Хадаган. Чимбай и Тэмуджин вернулись в юрту, Сорхан-шира молча изучал узника.
— Тэмуджин, — сказал он наконец, — ты уже раз пытался бежать. Ты, наверно, долго обдумывал способы побега.
— Не стану отрицать, — подтвердил Тэмуджин. — Но я бы не сказал, что успешно.
— Вот почему ты носишь колодку. Однако моя дочь — упрямая девица. И мягкосердечная. Она допекает меня, требуя твоего освобождения от колодки, и мне остается лишь заткнуть ей рот или выпороть.
— Мы могли бы снять с него ярмо, — сказал Чимбай. — Тогда бы он ел сам. А я буду следить за ним. Даю слово…
— Теперь уже все дети просят за него? — Сорхан-шира ухмыльнулся. — Вы охотно выходите из подчинения, стоит мне ногу поставить на порог. Освободите его.
Чилагун улыбался во весь рот. Чимбай стал развязывать ремешки, обхватывающие запястья Тэмуджина.
— Послушай, Тэмуджин, — добавил их отец. — Если ты хоть раз попытаешься бежать, тебе наденут колодку снова и будут бить, как никогда в жизни.
Чимбай развязал ярмо и снял его с плеч Тэмуджина. Лицо Тэмуджина посерело от боли, когда он опустил руки. Запястья были растерты до живого мяса там, где врезались в них сыромятные ремешки.
Чилагун помог подростку дойти до постели.
— Руга. — Тэмуджин пошевелил плечами. — Как иголками колет. — Хадаган сунула ему блюдо с творогом, и он схватил горсть. — Я не забуду то, что вы сделали для меня.
— Твои следующие сторожа не будут такими мягкосердечными, как мои дети, — сказал Сорхан-шира. — Так что это короткое вкушение свободы позже отяготит твой плен. — Он помолчал. — Таргутай Кутурлух, возможно, будет обходиться с тобой лучше, если ты откажешься от своих притязаний.
— Не могу.
Сорхан-шира потер подбородок. Хадаган увидела в его глазах огонек восхищения.
Трапезу свою они закончили в тишине.
— К сожалению, больше ничего нет, — сказала Хадаган.
— Завтра поедим вдоволь, — добавил Чилагун, — на пиру.
Хадаган покачала головой, сожалея, что брат упомянул об этом. Тайчиуты вряд ли захотят разделить трапезу, посвященную первому полнолунию лета, со своим пленником. Возможно, Тэмуджин останется на попечении ее отца, и тогда она постарается принести ему еды.
Сорхан-шира осушил кувшин и встал.
— Я должен присмотреть за сбиванием кумыса. Чимбай, вы с братом будете по очереди сторожить его. Он может спать без колодки, но если выводить будете, надевайте.
