Больше, чем страсть - Алюшина Татьяна Александровна (книги регистрация онлайн txt) 📗

Так появился у Даниила Константин Иванович, иначе его Казарин долгое время называть не мог – уж больно серьезным всегда был этот Бальдин. Он же и предложил Казарину кандидатуру знатного экономиста.

А тут как-то объявился Мишка Дружинин и с ходу попросился на роль первого зама и коммерческого директора, за что он обещал вывести Казарина на первоклассный, просто «шоколадный» проект. Должность первого зама Дружинин получил, а за предложенный проект Казарин не взялся – тот сильно подванивал криминалом, и Даниил участвовать в нем не стал, другой нашел, из числа тех, что ему к тому времени уже предлагали в избытке.

Ну а дальше интересные и большие проекты и дела стали возникать один за другим, и Китай в том числе, благодаря которому Казарин и встретился с Надеждой.

А потом то лето…

Он замолчал, поднял бутылку, почти полную, вопросительным жестом предложил Наде выпить, она кивнула, соглашаясь.

Нога. Да. Надя помнила про его ногу, посеченную шрамами, помнила, как рассматривала ее и сочувственно гладила по этим белесым отметинам, но почему-то тогда не стала расспрашивать о причине травмы, ждала, что Даниил сам расскажет. И даже смотрела несколько раз вполне вопросительно, ожидая пояснения – мол, что это случилось такое с тобой? Но он не рассказал. Тогда.

– А с Победным вы где познакомились? – спросила она, отодвигая неуместные в момент его откровений свои воспоминания.

– Это отдельная история, – усмехнулся Казарин.

Долив в бокалы немного вина, поднял свой, откинулся на спинку кресла и рассказал:

– За год до окончания универа у меня еще ни офиса не было, ни помощников, только собственные мозги, наглость и капитал. Но я тогда борзой мальчик был, ничего не боялся, лез без страха во всякое. Сейчас вспоминаю, думаю, как я с теми понятиями, мизерными знаниями и умениями смог вообще что-то заработать? Все на грани фола и сплошной везухи. В фарт, как в карты, играл. Вот если бы хоть раз кинули или обломился хоть один проект, все, остался бы с голой задницей. – Он сделал еще глоток вина, посмаковал, посмотрел на бокал, покручивая в нем содержимое, перевел взгляд на Надю. – Вот такой весь чистый пацанский нагляк, я и подвалил к Победному на одной деловой тусовке. Он уж в то время был дядечка известный в бизнесе, и дела совсем серьезные закручивал – порты, перевозки, корабли, еще всякое. Задумал он одно рисковое предприятие, в том плане, что претендентов на него имелось много и кое-кто от маргиналов, из деловых. А меня азарт пробил именно на этот его проект.

– Ты что, специально рисковал, играл так или доказывал кому-то что-то? – поинтересовалась Надюха.

– Мне было интересно, а рисковать я с детства привык каждый день, и ужасно мне этого не хватало как воздуха. Но самое главное, ты права, доказывал всем: родителям, клану Архаровых, сверстникам своим и себе в первую очередь, что я чего-то стою, помимо цирка. Много чего стою и могу без него прекрасно обойтись, а еще процветать буду. Поэтому и неугомонный был такой, двигаться постоянно хотелось, драйва, жить в полную силу, учиться всему, побеждать всех.

– А сейчас уже все доказал? – спросила Надя, внимательно его разглядывая.

– Это давно потеряло актуальность. Я очень давно перестал кому бы то ни было что-то доказывать, – посмотрел он ей в глаза, и Надя поняла, о чем говорит Казарин. О том лете, почти одиннадцать лет назад.

– И что Победный? – напомнила она.

– Да, Победный, – вернулся Даниил из какой-то темноты, которая тенью воспоминаний легла на его лицо на несколько мгновений. – Подхожу я к нему совершенно внаглую и прямиком заявляю: слышал, мол, вы тут проектик один затеваете, инвесторов приглашаете, так я вот, инвестор ваш, поучаствовать желаю. А он мне в ответ: мальчик, дело это опасное, могут и ата-та по попке, а могут и бошку отстрелить, типа: шел бы ты. А я спрашиваю, расчеты-то вы верные выложили? Да, подтверждает он. Тогда я ему рассказал историю. Приглашают как-то одного из крутых чешских подрядчиков на нашу стройку, показывают проект, он посмотрел быстренько, все, что надо, ухватил сразу и говорит: «будем строить». Ему так осторожно уточняют: да вы посмотрите внимательней, тут рельеф сложный, придется по нему пробиваться, он отвечает так же спокойно: «будем строить». Тогда ему напоминают о том, о чем уже предупреждали, что опасное это предприятие, конкуренты беспокойные имеются, могут и побить и еще чего похуже устроить, а он так же спокойно отвечает: «будем бздеть и строить». Дима расхохотался от души, хлопнул меня по плечу и взял в дело. С тех пор друг друга знаем.

– И что построили, заработали на том проекте? – допытывалась Надя с большим интересом.

– А то как же? И построили, и денег подняли. Я с ним еще несколько раз сотрудничал.

– А почему ты с ним на «ты» и так дружески, а с женой его на «вы»?

– Когда Победный нас с ней познакомил, я Маше сразу признался, что как вечный студент не могу с профессором на «ты» и запросто. Она посмеялась, но нам так удобней. Она совершенно несветский человек, занята наукой на всю голову, и ей эта тусня деловая как валенок кошке. Вот я и взял над ней некое шефство и на каждом официозе, где мы пересекались, прикрывал. Но то было раньше.

– А знаешь, – посмотрев в окно, задумчиво вдруг заметила Надюха, – в чем-то у нас с тобой похожие отношения с родителями. У меня, правда, все посложней будет. А может, и проще, как посмотреть. – Она перевела взгляд на Казарина, вздохнула и призналась: – Максим Кузьмич не мой папа. Он мой дед, мамин отец. Как только стали открываться границы в девяностом, мой папа начал бредить идеей уехать в Америку. Сделал визу себе и маме, на полгода, и они поехали. Дед к тому времени жил один, бабушка умерла еще до моего рождения. И вторая бабушка моя, папина мама, тоже была вдовой, второй дед умер за год до их отъезда. Меня родители оставили с папиной мамой. Я хоть и маленькая совсем была, но помню, как плохо мне с ней жилось, она про меня все время забывала – покормить забывала, спать уложить, помыть-переодеть, не говоря уж там, не знаю, сказку почитать да просто поговорить с ребенком. За ней постоянно ухаживали какие-то мужчины, и она ими сильно увлекалась. Один раз забыла меня на детской площадке, и я там несколько часов просидела до самого позднего вечера. Соседка меня заметила, к себе привела и деду позвонила. Он примчался, устроил бабушке страшный разгон и забрал меня к себе. Родители так и работали в Америке, отец подал документы в лотерею на гринкарту и выиграл. Родители вернулись на несколько недель, оформляли какие-то документы, все что-то делали, суетились, решали какие-то вопросы. Меня даже у деда не забрали на это время. А потом мама мне сказала, что они уедут далеко, и я им пока там не нужна, а как только они устроятся, то сразу меня заберут.

Надя замолчала и все смотрела в окно, словно в свое странное детство.

– Так и сказала: что я им не нужна, – вздохнула. Отвернулась от окна и улыбнулась Казарину легкой, немного печальной улыбкой. – Но дед не дал им просто так уехать. Заставил оформить на него полное опекунство надо мной. Мне было пять лет, и после их отъезда я просыпалась каждую ночь и плакала от ужаса, мне казалось, что меня снова где-то забыли и бросили, и я не нужна никому. Дед прибегал, успокаивал, укачивал меня и всегда ночевал только дома, чтобы я знала, что он рядом. Он постоянно повторял мне, что я самая нужная ему и самая любимая девочка на свете. А потом, как-то в один момент я успокоилась, уверилась в своей нужности, стала называть деда папой, и жизнь наша наладилась. Во все свои деловые поездки, командировки и отпуска он ездил только со мной – школа, не школа, главное, чтобы мы не расставались. Вот так. А ему сорок четыре только исполнилось, когда он меня забрал, и я ведь только десять лет назад, когда он Риву встретил, осознала, что из-за меня дед отказался от личной жизни, будучи совсем молодым мужчиной.

– Не отказался бы, может, и Риву свою не встретил, – философски заметил Казарин. – А что родители твои?