Самая главная победа (СИ) - "Elle D." (книга жизни .TXT) 📗
И он получил их, когда они вышли из дома, и Уилл увидел ещё троих людей Риверте, стоящих с опущенными окровавленными мечами среди порубленных тел сидэльских мятежников. У одного из убитых были рыжие волосы. Кажется, капитан Витте лишился одного из своих самых верных соратников.
- Зачем... - начал Уилл, указывая на тела. и Ортандо рявкнул, заставив его подскочить от неожиданности.
- Затем! Не задавайте идиотских вопросов! Ясно же было, что вы не останетесь в этой дыре до окончания битвы. Граф Риверте отправил меня вас забрать и предупредил, чтобы я поспешил, потому что капитан Витте наверняка сделал то же самое. Я вернулся с ребятами через час после того, как Диего Нерино запихнул вас в этот чёртов погреб, и мы просидели в засаде всю ночь, дожидаясь этих молодчиков.
- В засаде? Но я...
- Не хотелось, чтобы они перехватили нас потом по дороге, - пояснил Ортандо и смерил Уилла уничтожающим взглядом. - Я предпочитаю драться с этими мразями, пока вы сидите под замком в безопасности, а не скачете рядом да ещё вопите, чтоб вам дали меч.
Уилл слегка покраснел, хотел возразить - и понял, что нечего. Ортандо неплохо знал его, и знал, как Уилл обычно реагирует на просьбы сидеть тихо и поберечь себя.
Он вскочил в седло, чувствуя лихорадочное возбуждение. Они выехали на дорогу, и Уилл спросил:
- Капитан, бой уже начался? Какие у нас шансы?
- А то вы не знаете, какие. Хреновые. Двое на одного. Едем, там нынче каждый человек на счету, - бросил Ортандо.
И они пришпорили коней.
Уилл помнил, что биться собирались на рассвете, и тревожно глядел на небо всё время, пока они мчались по лесной дороге между дубов и сосен, взметая пыль до небес. Когда впереди замаячили высокие стены Дизраэля, у Уилла оборвалось сердце. Лагерь графа Риверте был пуст. И исчезли все знамёна - ни одного не осталось.
Ортандо грязно выругался и круто завернул коня.
- Сир Норан! Граф приказал мне проводить вас на тот холм, где вы вчера трепались с этим сучим потрохом Витте. Вы можете раз в жизни поступить по уму и дать мне слово, что подниметесь сейчас на этот холм и смирно просидите там, пока всё не кончится?
- Капитан...
- Обещайте мне, чёрт вас дери! Пока не пообещаете, я не могу ехать, а я должен, они уже там!
Его потряхивало от возбуждения и нетерпения, и Уилл, не смея больше испытывать капитана, торопливо кивнул.
- Да, конечно. Даю вам слово.
Ортандо метнул в него ещё один пронзительный взгляд, потом свистнул своим людям - и они унеслись вперёд в клубах серой пыли.
Уилл остался в пустом лагере совершенно один.
Он судорожно всмотрелся вперёд, но ничего не увидел: равнину заволокло туманом, и кругом стояла мертвенная тишь. Уилл обернулся на городские стены, возвышающиеся слева могучей серой громадой. До них был полёт стрелы, и защитники Дизраэля, упрямо державшие оборону, не могли вмешаться в битву, в которой решалась судьба и их города, и всей Сидэльи. Уиллу, похоже, уготована точно такая же роль бессильного наблюдателя. Мелькнула мысль пойти знакомым путём и ослушаться приказа, но Уилл отогнал её, удивляясь и досадуя на то, сколько в ней было ребячества. Пора взглянуть жестокой правде в лицо: из Уилла Норана никогда не вышло бы сносного воина, и в любом сражении он был лишь обузой, бесцельно крутящейся под ногами, причиняющей куда больше вреда, чем пользы. Оглядевшись в последний раз, Уилл тронул пятками бока коня, направляя его к холму, у подножия которого стоял лагерь. В это время дня, перед рассветом, склоны холма обычно заливало солнце, но сейчас их накрыла густая тень сумерек и тумана. Уилл спешился у подножия холма, пожалев копыта лошади, стреножил её и пешком взобрался на вершину, туда, где вчера стоял шатёр, в котором велись переговоры, а сегодня осталась только покрытая жухлой травой макушка холма с проплешиной от костра.
Уилл встал на самую высокую точку холма и повернулся лицом к равнине.
С этого места открывался наилучший обзор. Риверте оказал ему услугу, отправив именно туда - он знал, конечно, что совсем остаться в стороне Уилл не сможет, стоило бы уж тогда и правда оставить его в погребе до конца битвы. Уилл лёг на живот, зарываясь в траву и надеясь, что не успел привлечь к себе лишнего внимания. Вряд ли сейчас кому-то было до него дело, но не стоило рисковать.
Равнина была поделена на три неравные части. Две из них образовывали люди, третья, самая большая, разделяла этих людей. Уилл непонимающе нахмурился, разглядывая войска двух армий, проводивших рекогносцировку перед боем - он не понял, как вышло, что они поменялись местами... и через миг его ударило ужасающим пониманием, что никто ничем не менялся. Просто армия, шедшая со стороны холмов, армия мятежников Сидлэльи, была почти вдвое больше горстки людей, вышедших из лагеря вальенцев. Уилл привык думать об имперцах как о могучей силе, ведь, в конце концов, они взяли все города, которыми прошли по пути сюда. Но только теперь, видя их почти что с высоты птичьего полёта, Уилл понял, чего это стоило. Армия Риверте была потрёпана, измотана долгой кампанией и постоянным стычками с партизанами Альваро Витте. Уиллу подумалось, что Риверте наверняка сумеет использовать это, чтобы поднять боевой дух солдат - смотрите, скажет он, война почти кончена, последний рывок, и все мы вернёмся домой. Вот только поможет ли это? Станет ли равнозначной заменой вдвое превосходящим силам противника и пяти пушкам, которые могли компенсировать численное превосходство? Уилл сомневался.
Но Риверте что-то задумал, он точно что-то задумал, иначе не согласился бы на всю эту авантюру. Он непременно должен победить.
Уилл, отчаянно жалея об отсутствии подзорной трубы, продолжал вглядываться в туманный морок. Масса людей слева от него, там, где остался лагерь, зашевелилась. Следом за ней пришла в движение и другая, почти вдвое большая. С разделявшего их расстояния до Уилла почти не долетало звуков, и тем чудовищнее выглядело начало движения, сопровождаемое этой зловещей тишиной. Два человеческих моря медленно задвигались, стекаясь по направлению друг к другу, словно они были разными полюсами магнита, и их влекла некая неодолимая, беспощадная сила. Передняя сторона вальенской армии стала вытягиваться в клин: это выстраивалась вальенская конница, собираясь смести авангард сидэльской пехоты. Армия мятежников строй не меняла - они стояли сплошной стеной, прочти такие же мощные и неприступные, как стены непокорённого Дизраэля. Тем временем клин вальенской конницы становился всё тоньше, всё уже, напоминая теперь стремительно растущее копьё, направленное на врага. А потом плотину прорвало - медленное течение стало бурным потоком, и клин кавалерии врезался в сомкнутые ряды мятежников, ломая их ровный строй.
И вот тогда Уилл услышал. Не голоса, нет, и не отдельные крики - долина наполнилась мерным гулом, страшным, словно рёв великана, проснувшегося глубоко под землёй. Уилл всем телом ощутил вибрацию земли, на которой лежал - топот тысяч копыт отдавался на много лиг от поля битвы, проникая в каждое живое существо, каждую травинку и каждую каплю росы. Конница Риверте смяла мятежников, но они быстро восстановили боевой порядок, и ровный клин раскололся, словно копьё сломалось надвое. Уилл видел крошечные фигурки людей и коней, падавших и умиравших там внизу, в тумане, и какой-то частью себя радовался, что не может разглядеть среди них Риверте. Его белоснежного коня, кажется, не было в общей свалке, но это ничего не значило - поднявшаяся пыль и туман не позволяли толком ничего разглядеть. Масса со стороны лагеря вновь зашевелилась - пошла первая волна имперской пехоты. Уилл следил за сражением, впившись взглядом в долину, судорожно глядя то в самую гущу битвы, то на тылы, пытаясь определить, сколько сил уже успели бросить в бой мятежники и сколько - вальенцы, и много ли резервов осталось у каждой стороны.
Уилл очень быстро понял, что исход битвы предрешён. Он был предрешён ещё вчера, и Альваро прекрасно понимал это, выдвигая Риверте ультиматум. Он знал, что граф ни за что не примет его вызов в открытом поле в столь невыгодных для себя условиях. И нашёл способ заставить его принять этот вызов. Уилл почти безотчётно укусил себя за кулак, так сильно, что во рту остался металлический привкус крови. Нет смысла себя винить. Это было решение Риверте. Он сделал то, что считал правильным, и даже если бы Уилл валялся у него в ногах, не изменил бы решения. Он сделал это не для Уилла. Или во всяком случае, не для него одного.
