Пленники Раздора (СИ) - Казакова Екатерина "Красная Шкапочка" (читать книги онлайн регистрации txt) 📗

Копыл снова обменялся взглядом с товарищами:

— Ничего показывать не стану, — сказал он твёрдо. — До города поедем. И там меня пущай к посаднику ведут — суд чинить. А покамест я тут по той же правде, по какой и вы все, странствую.

Лют усмехался открыто, не таясь.

— А за что по роже получил, скажешь?

Копыл глядел на него угрюмо и безмолвствовал.

— Чего молчишь? — оборотню, похоже, нравилась воцарившаяся на поляне тишина.

— У тебя слово к обидчику есть? — спросил устало Хран у избитого. — Ну?

— Нету, — выплюнул Копыл, держась за заплывший глаз. — Нету к нему слова. Посадник рассудит, кому в порубе сидеть.

— Посадник-то рассудит, — насмешливо отозвался Лют, — только, ежели вам скрывать нечего, зачем до посадника терпеть? Я ведь и второй глаз ненароком подбить могу.

Лесана не представляла, какое усилие воли потребовалось Копылу, чтобы не кинуться на наглеца. Ей и самой хотелось ему врезать. Чего ещё затеял? Взбаламутил всех! На них теперь, как на скаженных глядеть будут. Удружил…

Тамир угрюмой тенью стоял по левое плечо оборотня и молчал. Вот чего язык-то за зубами держит? Муж ведь! Хоть бы слово обронил! Девушку охватила глухая досада.

— Лют, — как можно мягче окликнула она «брата» и погладила по плечу, хотя больше всего хотелось отвесить тяжелую затрещину. — Ну что ты, что ты… вы уж простите, на него, бывает, находит.

Она старалась говорить виновато и ласково, хотя внутри всё клокотало от злости.

— А меня-то чего прощать? — удивился Лют, которому, по всему видать, не хотелось так легко заканчивать свару. — В глаз он за дело получил. Кстати, перстень Смировский у него в котомке. Да и много другого занятного в кушак вшито.

Мужчины зашумели. Обозники знали друг друга давно и не первый раз путешествовали вместе, к Люту, Тамиру и Лесане они тоже привыкли и считали почти своими. Лесана стряпала и никого не обходила ласковым словом, Лют был, несмотря на своё калечье, добродушен и незлобив, умел развлечь беседой, а к неразговорчивости Тамира все привыкли, ибо видели за ней не нелюдимость, а ту самую привычку, когда слово — серебро, а молчание — золото. Зато троих хмурых чужаков, держащихся всю дорогу опричь прочих, подспудно недолюбливали.

Хран, нахмурился. Как обережник, ведущий обоз, именно он должен был закончить безобразную распрю. Поэтому он сказал:

— Копыл, к чему нам обиды? Покажи-ка ты суму свою, коли скрывать нечего. Ежели Лют брешет, так я на него виру наложу. Куну серебряную. Чтобы языком впусте не трепал более. И тебе в ноги заставлю поклониться.

Копыл усмехнулся, глядя на супротивника, и сказал громко:

— Куна серебряная — не лишняя. А скрывать мне нечего.

— Нам тоже, — спокойно заверил Тамир.

У Лесаны ёкнуло сердце. Ишь, как уверен колдун в правоте Ходящего! Ей бы хоть толику его твёрдости. Нет, куну не жалко. Куна у них, конечно, была, но ведь не для того серебро припасали, чтобы за дурацкие выходки виру платить! Да и просто… противно. Жалобщики, как назло, самые поганые попались.

— Ну-ну, — весело сказал Лют, приобняв «сестру» за плечи. — Что ж ты скисла-то? Не горюй.

«Убила бы стервеца!» — со злостью подумала девушка и шмыгнула носом, будто сглатывая накатившие слезы.

Пока обережница боролась с полыхающим в груди гневом, Копыл под бдительным надзором Храна принес из саней к костру свою котомку, ослабил и распустил горловину, открывая содержимое. Добра там было небогато: рубаха, порты, оборы, моток веревки и… Смиров перстень.

Увидев, как вытянулось лицо мужчины, Лесана поняла, что перстень стал для него такой же неожиданностью, как и для всех прочих, стоящих вокруг.

— Ну, что? Что там? — спросил Лют, незряче озираясь и ожидая ответа хоть от кого-нибудь из замерших в молчании видоков.

— Перстень… — невозмутимо ответил Тамир.

— А то, — довольно ухмыльнулся оборотень. — Давай, Копыл, мою куну!

— Не знаю, откуда он тут! — яростно выкрикнул вор. — Я не брал!

Лесана, в общем-то, была склонна ему верить. И волколака от этого хотелось прибить ещё пуще. Девушка взглянула на Тамира, но взгляд того был задумчив и устремлен не на Люта, который затеял безобразную свару, а на троих мужиков, против коих он исполчился.

— Пусть снимет кушак, — сказал Тамир. — Пусть все трое снимут. И покажут, что у них там.

Хран угрюмо кивнул. Вор добро носит вшитым в пояс или полу одёжи — все знают.

— Разоблачайтесь, — приказа ратоборец. — До посадника мы тянуть не будем.

Копыл пошёл белыми пятнами, а руки, когда он тянулся к опояске, дрожали так сильно, что становилось ясно — не холод тому виной.

В кушаке у мужчины нашлись кольца, перстни, монеты, непарные привески с девичьих венцов, серьги. Всё — видавшее виды, ношеное, а на серьгах и вовсе чернела запекшаяся кровь…

— Откуда богатство? — хмуро спросил обережник.

— Купили, — огрызнулся Копыл.

— Вот об том посаднику завтра и расскажешь. До заката уж в Старграде будем. А пока, говори, откуда едете.

Копыл недобро молчал. Его спутники тоже.

— Я таких, как вы, повидал, — спокойно сказал вой, доставая веревку. — Сперва в один город сунетесь — там по ярмаркам да подворотням народ щиплете, потом — в другой… наворованное сбываете, кутите и снова в путь. Отбегались. Старградский поруб вас заждался.

С этими словами Хран быстро и с понятием ощупал лихоимцев, избавляя их от ножей и кошелей, затем спутал всем троим руки за спинами, после чего отвел к себе в сани, а сам устроился у камелька. Подремать ему нынешней ночью уже не удастся. Будет воров караулить.

— Ловко ты их, — похлопал тем временем Люта по плечу Смир, отводя в сторону.

— Ловко… — пробурчал со своего места обережник. — Что ж до утра-то тебе не терпелось, парень? Не мог при свете дня обличить? И морду бы бить не пришлось. Указал бы просто, а я проверил. Хоть бы выспались спокойно…

У Лесаны не было звериного слуха, оттого она не разобрала, о чём говорил купец с оборотнем. Только видела, что Смир очень благодарен. Он тряс Люту руку и улыбался во все зубы.

Поэтому, когда волколак забрался в сани, веяло от него самодовольством и натешенной гордыней. Тамир хмыкнул, но по своему обыкновению ничего не сказал. Повернулся на бок и уснул. Лесана подивилась его равнодушию. В ней-то всё клокотало! Тем паче, случившееся мало-помалу собиралось в единый образ.

— Ты нашёл тогда кольцо! — зашипела девушка и вцепилась оборотню в плечо. — Нашёл! Нарочно сказал, будто нет, чтобы наутро все отправились искать. И они тоже пошли попытать удачи! А пока ходили, ты подбросил перстень в заплечник Копылу! Я видела, ты слонялся вдоль саней!

— Ты видела, что я слонялся или, что подбросил? — спокойно и совершенно серьезно поинтересовался Лют. — Ты видела, что я нашел перстень? Видела его у меня в руках?

— Нет, но…

— Тогда нечего брехать, — сказал он.

— Почему ты это сделал? Ты ведь закусился с этой троицей ещё вчера. Что вы не поделили?

— Сними повязку.

— И не подумаю! Отвечай!

— Не снимешь, не отвечу.

Скрипнув зубами, она сорвала с него полоску замши, выдрав вместе с этим ещё и несколько волос, что запутались в узле. Оборотень зашипел.

— Говори!

В темноте свернули зеленью глаза.

— Что тебе сказать?

— Зачем ты подбросил перстень?

— Я ничего не подбрасывал, — ответил Лют. — Копыл сам его нашел, просто не успел в пояс спрятать, вот и бросил в мешок. Он ведь не думал, что станут обшаривать, а выгоду упускать не привык. Перстень-то, поди, ценный?

Лесана вспомнила тяжелое искусно сделанное серебряное украшение.

— Ценный…

— Ну вот. Я лишь слышал, как он говорил об этом своим дружкам. Сказано ж тебе — у незрячих острый слух.

— Но он был удивлен!

Оборотень зевнул:

— Ещё бы. Он живёт обманом. Потому умеет обманывать сам.

Девушка бессильно замолчала, а потом с прежним напором спросила:

— А ударил ты его за что?

— За вчерашнее. Ну, и чтобы разозлить.