Колыбель для кошки - Воннегут-мл Курт (серии книг читать бесплатно TXT) 📗
Девица, назвавшая себя Сандрой, предложила мне наслаждения, какие нельзя получить нигде в мире, кроме площади Пигаль и Порт-Саида. Я сказал, что мне это не интересно, и у нее хватило остроумия сказать, что и ей это тоже ничуть не интересно. Как потом оказалось, мы оба несколько преувеличивали наше равнодушие, хотя и не слишком.
Но до того, как мы стали сравнивать наши вкусы, у нас завязался долгий разговор – мы поговорили о Фрэнке Хониккере, поговорили о его папаше, немножко поговорили о докторе Эйзе Бриде, поговорили о Всеобщей сталелитейной компании, поговорили о римском папе и контроле над рождаемостью, о Гитлере и евреях. Мы говорили о жуликах. Мы говорили об истине. Мы говорили о гангстерах и о коммерческих делах. Поговорили мы и о симпатичных бедняках, которых сажают на электрический стул, и о подлых богачах, которых не сажают. Мы говорили о людях набожных, но извращенных. Мы поговорили об очень многом.
И мы напились.
Бармен очень хорошо обращался с Сандрой. Он ее любил. Он ее уважал. Он сказал, что в илиумской средней школе Сандра была председателем комиссии по выбору цвета для классных значков.
Каждый класс, объяснил он, должен был выбрать свои цвета для значка и с гордостью носить эти цвета до окончания.
– Какие же цвета вы выбрали? – спросил я.
– Оранжевый и черный.
– Красивые цвета.
– По-моему, тоже.
– А Фрэнклин Хониккер тоже участвовал в этой комиссии?
– Ни в чем он не участвовал, – с презрением сказала Сандра. – Никогда он не был ни в одной комиссии, никогда не играл в игры, никогда не приглашал девочек в кино. По-моему, он с девчонками вообще не разговаривал. Мы его прозвали тайный агент Икс-9.
– Икс-9?
– Ну, сами понимаете – он вечно притворялся, будто бежит с одной тайной явки на другую, будто ему ни с кем и разговаривать нельзя.
– А может быть, у него и вправду была очень сложная тайная жизнь?
– Не-ет…
– Не-ет! – насмешливо протянул бармен. – Обыкновенный мальчишка, из тех, что вечно мастерят игрушечные самолеты и вообще занимаются черт-те чем…
11. Протеин
– Он должен был выступать у нас в школе на выпускном вечере с приветственной речью.
– Вы о ком? – спросил я.
– О докторе Хониккере – об их отце.
– Что же он сказал?
– Он не пришел.
– Значит, вы так и остались без приветственной речи?
– Нет, речь была. Прибежал доктор Брид, тот самый, вы его завтра увидите, весь в поту, и чего-то нам наговорил.
– Что же он сказал?
– Говорил: надеюсь, что многие из вас сделают научную карьеру, – сказала Сандра. Эти слова ей не казались смешными. Она просто повторяла урок, который произвел на нее впечатление. И повторяла она его с запинками, но добросовестно. – Он говорил: беда в том, что весь мир… – тут она остановилась, подумала, – беда в том, что весь мир, – запинаясь продолжала она, – что все люди живут суевериями, а не наукой. Он сказал, что если бы все больше изучали науки, то не было бы тех бедствий, какие есть сейчас.
– Он еще сказал, что наука когда-нибудь откроет основную тайну жизни, – вмешался бармен, потом почесал затылок и нахмурился: – Что-то я читал на днях в газете, будто нашли, в чем секрет, вы не помните?
– Не помню, – пробормотал я.
– А я читала, – сказала Сандра, – позавчера, что ли.
– Ну, и в чем же тайна жизни? – спросил я.
– Забыла, – сказала Сандра.
– Протеин, – заявил бармен, чего-то они там нашли в этом самом протеине.
– Ага, – сказала Сандра, – верно.
12. Предел наслаждения
В это время в баре «Мыс Код», при отеле «Эль Прадо», к нам присоединился бармен постарше Услыхав, что я пишу книгу о дне, когда сбросили бомбу, он рассказал мне, как он провел этот день, как он его провел именно в этом самом баре, где мы сидели Говорил он с растяжкой, как клоун Филдс, а нос у него был похож на отборную клубничину.
– Тогда бар назывался не «Мыс Код», – сказал он, – нe было этих сетей и ракушек, всей этой холеры. Назывался он «Вигвам Навахо». На всех стенах индейские одеяла понавешены, коровьи черепа. А на столиках – тамтамы, махонькие такие – хочешь позвать официанта – бей в этот тамтамик. Уговаривали меня надеть перья на голову, только я отказался. Раз пришел сюда один настоящий индеец из племени навахо. Говорит племя навахо в вигвамах не живет. «Вот холера, – говорю, – как нехорошо вышло». А еще раньше этот бар назывался «Помпея», всюду обломков полно, мраморных всяких. Да только, как его ни зови, элетропроводку, xoлepy, так и не сменили. И народ, холера, такой же остался, и город, холера, все тот же. А в тот день, как сбросили на японцев эту холеру, бомбу эту, зашел сюда один шкет, стал клянчить – дай ему выпить. Хотел чтоб я ему намешал коктейль «Предел наслаждения». Выдолбил я ананас, налил туда полпинты мятного ликера, наложил взбитых сливок, а сверху вишню. «Пей, – говорю, – сукин ты сын, чтоб нe жаловался, будто я для тебя ничего не сделал». А потом пришел второй, говорит ухожу из лаборатории, и еще говорит: над чем бы ученые ни работали, у них все равно получается оружие. Не желаю, говорит, больше помогать политиканам разводить эту холеру войну. Фамилия ему была Брид. Спрашиваю: не родственник ли он босса той растреклятой лаборатории? А как же, говорит. Я, говорит, сын этого самого босса, холера его задави.
13. Трамплин
О господи, до чего безобразный город этот Илиум!
«О господи! – говорит Боконон. – До чего безобразный город, любой город на свете!»
Копоть оседала на все сквозь недвижную пелену тумана. Было раннее утро. Я ехал в «линкольне» с доктором Эйзой Бридом. Меня слегка мутило, я еще не совсем проспался после вчерашнего пьянства. Доктор Брид вел машину. Рельсы давно заброшенной узкоколейки то и дело цеплялись за колеса машины.
Доктор Брид, розовощекий старик, был прекрасно одет и, по-видимому, очень богат. Держался он интеллигентно, оптимистично, деловито и невозмутимо. Я же, напротив, чувствовал себя колючим, больным циником. Ночь я провел у Сандры.
Душа моя смердела, как дым от паленой кошачьей шерсти.
Про всех я думал самое скверное, а про доктора Брида я узнал от Сандры довольно мрачную историю.
Сандра рассказала мне, будто весь Илиум был уверен, что доктор Брид был влюблен в жену Феликса Хониккера. Она сказала, что многие считали, будто Брид был отцом всех троих детей Хониккера.
– Вы бывали когда-нибудь в Илиуме? – спросил меня доктор Брид.
– Нет, я тут впервые.
– Город тихий, семейный.
– Как?
– Тут почти никакой ночной жизни нет. У каждого жизнь ограничена семейным кругом, своим домом.
– По-видимому, обстановка тут здоровая.
– Конечно. У нас и юношеской преступности очень мало.
– Прекрасно.
– У города Илиума интереснейшая история.
– Вот как? Интересно.
– Он был, так сказать, трамплином.
– Как?
– Для эмигрантов, уходящих на запад.
– А-а-а…
– Тут их снаряжали в дорогу. Примерно там, где сейчас научно-исследовательская лаборатория, находилась старая эстакада. Кстати, там и преступников со всего штата вешали публично.
– Наверное, и тогда преступления к добру не вели, как и сейчас.
– Тут повесили одного малого в 1782 году, он убил двадцать шесть человек. Я часто думал – надо бы кому-нибудь написать про него книжку. Его звали Джордж Майнор Мокли. Он пел песню на эшафоте. Сам сочинил песню на такой случай.
– О чем же он пел?
– Можете найти текст в Историческом обществе, если вам действительно интересно.
– Нет, я вообще спросил: о чем там говорилось?
– Что он ни в чем не раскаивается.
– Да, есть такие люди.
– Только подумать, – сказал доктор Брид, – что у него на совести было целых двадцать шесть человек!
– Уму непостижимо! – сказал я.
14. Когда в автомобилях висели хрустальные вазочки
Голова у меня болела, шея затекла, а тут меня еще тряхнуло. Блестящий «линкольн» доктора Брида опять зацепился за рельс.
