В Калифорнии морозов не бывает - Волчок Ирина (читать полную версию книги txt) 📗

Мы, наконец, приехали, я отдал Марку ключи от дома и сказал:

— Вы пока там устраивайтесь, мне ещё машину надо загнать, а то неудобно на улице оставлять, здесь часто ездят, у всех соседей машины есть, так чтобы не мешала.

Марк захихикал и сказал:

— И чтобы не сглазили… Где продукты-то? Давай, я уж заодно отнесу.

Я вынул из багажника пакеты и отдал ему, он пошёл в дом, а я стал открывать ворота. И всё время потихоньку посматривал на неё. Она не пошла в дом, стояла, облокотившись о штакетник, и смотрела на дом, как дети иногда смотрят в окно троллейбуса. Я не выдержал и спросил:

— Вам нравится?

Она оглянулась на меня и ответила с непонятным выражением:

— Палаццо.

Я загнал машину во двор, закрыл ворота, вышел через калитку на улицу и подошёл к ней. Она всё так же стояла — как-то очень по-деревенски, я видел, как в деревнях бабы часто стоят, облокотившись о забор, и разговаривают с соседями. Я тогда подумал, что и здесь, на этой улице, возле моего дома, она выглядит как-то неуместно. Это её платье, и туфли на таких каблуках, и ещё серьги. Экзотическая бабочка, которая никогда не залетает в наши широты. А её деревенская поза — это как если бы экзотическая бабочка, которая каким-то чудом всё-таки залетела в наши широты, села бы не на розу, а… на мусорную кучу, например. Её деревенская поза тоже была неуместна.

Я взял её за руку и повёл в дом. Она шла рядом со мной по мощённой камнем дорожке под сплетёнными над головой яблоневыми ветками, не оглядывалась, молчала. В доме осветились окна на первом этаже — Марк включил электричество. В моей руке шевельнулись её пальцы, она приостановилась, посмотрела на окна и опять сказала:

— Палаццо.

Я выпустил её руку, взял её за плечи и повернул лицом к себе. Она подняла своё прекрасное лицо, свои прекрасные глаза, внимательно посмотрела на меня и спросила:

— Что?

Она часто задавала этот вопрос, многим: «Что?» С таким выражением, будто ожидала услышать что-то очень интересное. Многих этот вопрос ставил в тупик, такие вопросы всех в тупик ставят. Только Марка этот вопрос в тупик не ставил, ему всегда было, что ответить. Он сразу начинал болтать о чём попало, как заведённый, а она слушала с таким видом, будто именно об этом и спрашивала. А я не знал, что отвечать. И на какую тему. И вообще — о чём она спрашивает? Что — «что»? Что я должен сказать? Что я могу ей сказать? Я ведь ещё ничего толком даже не узнал о ней. Я смотрел в её прекрасное лицо и молчал. Она опять спросила:

— Что?

Я тогда подумал: наверное, я сейчас выгляжу, как тот гаишник на дороге. Совершенно сумасшедшим. Я подумал, что главное — это не сказать какую-нибудь глупость, и сказал:

— Уж слишком ты красивая.

Она вздохнула, кивнула головой и сказала:

— Ну, что ж теперь делать…

Я тоже вздохнул и сказал:

— Да, теперь уж ничего не поделаешь.

Она, кажется, улыбнулась, повернулась и пошла к дому. Я пошёл за ней. Ни о чём не думал, только будто чего-то ждал.

Я только потом заметил, что нечаянно перешёл на «ты». Я планировал, что надо было выпить на брудершафт — и тогда перейти на «ты». Я даже думал, что можно будет поцеловать её. Не планировал, но всё-таки думал. А тут как-то нечаянно сказал «ты», не планируя. Я ожидал, что она сделает мне замечание. Но она даже внимания не обратила. Я тогда подумал: ведь это на самом деле пустяк. Для всех пустяк, и для неё наверняка тоже. Почему я такой пустяк специально планировал? Только время зря потратил.

В доме Марк уже вовсю хозяйничал. Нарезал колбасу, сыр, банку с ветчиной открыл. Остальное убрал в холодильник. Из холодильника достал кабачковую икру и солёные помидоры. Накрыл столик возле камина, спросил у меня:

— Камин топить будем?

Я небрежно ответил:

— Можно… Вечер прохладный. Заодно и вода в ванной согреется.

На самом деле я давно уже к этому моменту подготовился. Ещё на прошлой неделе приготовил дрова, сложил в кладовке, чтобы как следует просохли и не дымили. Проверил систему водонагрева в ванной. Прежний хозяин дачи устроил в доме всё очень остроумно, все мои гости просто в восторге были. Камин в моих планах занимал не последнее место.

Она посмотрела на камин, на накрытый к ужину столик возле него и сказала:

— Может, потом? Ужасно есть хочется.

Марк засмеялся и сказал:

— Так кто тебе не даёт? Сиди и ешь, обжора. С камином мы как-нибудь и без тебя справимся.

Она посмотрела на меня, я тоже засмеялся и кивнул. Конечно, я планировал ужин по всем правилам, у меня в холодильнике бутылка шампанского хранилась, я даже свечи достал, не такие, которые в хозмаге продаются, а витые, немножко на конус и пахнут вроде бы ванилью. Такие свечи тогда можно было достать только по большому блату. Было немножко жалко, что всё как-то не по правилам. Но я тогда подумал: может, даже хорошо, что такая непринуждённая обстановка. Как в доме настоящего друга. Это всегда вызывает доверие и симпатию.

Она сказала:

— Вот спасибо, век не забуду.

И сразу стала делать себе бутерброд — многоэтажный: хлеб, колбаса, опять хлеб, ветчина, хлеб, сыр, — наверное, правда очень голодная была. Устроилась в кресле сбоку от камина и принялась за этот бутерброд с таким увлечением, как щенок за слишком большую для него кость. Очень похоже было: держала бутерброд двумя руками и обкусывала его с разных сторон. При этом вид у неё был очень серьёзный и сосредоточенный. Я тогда подумал: всё-таки хорошо, что ужин не по правилам. Если бы получился такой, как я планировал, мне наверняка не удалось бы увидеть такую картину. Я посмотрел на Марка, а он в этот момент посмотрел на меня, улыбнулся и подмигнул. Я тоже улыбнулся. Получилось, будто мы переглядываемся, как заговорщики. Мы вместе вышли из комнаты и он сказал:

— Молодец, с дачей ты хорошо придумал. Только я не понял: я вам не мешаю?

Я обиделся и сказал:

— Что за пошлости? Я ведь многих пригласил.

Марк к чему-то прислушался и сказал:

— Ну да, ну да. А многие, кажется, и без приглашения придут.

И сразу в дверь постучали, голос Сергея Андреевича закричал: «Кто-кто в теремочке живёт?» — а голос Ираиды Александровны строго сказал: «Ну, что же вы так орёте, дорогой? Ночь на дворе, всю улицу перебудите». Сергей Андреевич — известный архитектор, у него дача недалеко от моей. А Ираида Александровна — жена генерала, их дача тоже недалеко. Мы иногда заходим друг к другу по-соседски, соль попросить, спички, иногда — заварку. У нас здесь довольно просто, можно сказать, что все домами дружат. Но так поздно обычно никто ни к кому не ходил, если специально не звали. Я открыл дверь, Сергей Андреевич с порога сунул мне в руки бутылку вина, а Ираида Александровна сказала:

— Добрый вечер, дорогой, добрый вечер. Вы дверь пока не закрывайте, сейчас ещё кое-кто подойдёт. Маша собиралась забежать, Женечка… Наверняка ещё кто-нибудь, наверняка.

Вы же не спите, дорогой? У вас же и так гости? Ну, так мы не помешаем. Вот туточки у меня угощение с собой. Куда корзинку-то нести?

Я понял, что все видели её. Как она стояла, облокотившись о штакетник. Она совсем недолго стояла, и уже довольно темно было, и улица казалась совершенно пустой. Но всё равно все успели её увидеть. Я тогда подумал, что это даже неплохо. В этих дачах живут люди, принадлежащие к определённым кругам. Некоторые — очень известные. Я подумал: пусть она знает, с кем я общаюсь на равных. Я сказал:

— Добро пожаловать. Зачем же угощение с собой? У нас всё есть, на всех хватит. Только придётся ещё приготовить кое-что, посуду вынуть, бокалы, раз гостей прибавилось.

Марк пошёл за дровами для камина, а я повёл гостей в комнату, знакомить с ней.

Следующие двадцать минут я только и делал, что водил новых гостей знакомить с ней. У меня здесь никогда не было столько народу одновременно. Наверное, все соседи пришли. Правда, каждый приносил с собой какое-нибудь угощение, так что я хотя бы о том не думал, что продуктов не хватит. Я тогда вообще ни о чём таком не думал, всё шло как шло, я в этом почти не участвовал. Всё равно всё шло не по плану. Но я об этом не думал.