В Калифорнии морозов не бывает - Волчок Ирина (читать полную версию книги txt) 📗

— А давайте все ко мне на дачу поедем. У меня полный багажник еды. И на даче в холодильнике кое-что есть. Я как раз собирался прямо сейчас ехать, смотрю — вы идёте, вот и решил спросить: может, куда подвезти? Но лучше поехали ко мне на дачу. На все выходные. Что мне одному там делать? Вместе с друзьями веселее. Можно сейчас Володе позвонить, Георгию, еще кому-нибудь. Они ребята хорошие, компании не испортят. Если они сейчас свободны, так прямо сразу и заберём. Или завтра сами приедут…

Я говорил совсем не то, что собирался сказать, и тихо ненавидел себя за это. При чём здесь Володя, Георгий, да хоть бы и тот же Марк? Не нужна мне никакая компания. Но она смотрела на меня так, как будто ждала именно этих слов. И Марк смотрел на меня примерно так же. И ещё — с одобрением. Я совсем разошёлся и сказал:

— Марк, можно и за твоими заехать. Они ведь мою дачу ещё не видели. Им понравится, а места всем хватит.

Марк сказал:

— Жена с дочкой на юг уехали, мать — во Львове, так что я нынче одинокий и брошенный. Дача — это неплохо, это даже интересно. Давно я на природе не был, не то, что эта сельская девушка. Эй, сельская девушка, поехали на дачу! У него такая дача — ты себе представить не можешь! К тому же, там кормят, если я правильно понял.

Я сказал:

— Правильно. В холодильнике даже мясо для шашлыка припасено.

Она стояла молча, смотрела мимо меня вдоль переулка, не на что-то определённое, а как ребёнок в окно троллейбуса. Как всегда. Познавала мир, но при этом скучала. Почему мне казалось, что она может согласиться? Ведь планировал, готовился, темы разговора придумывал. Куда мне до неё… Куда экзотической бабочке на какую-то пошлую дачу… Я тогда подумал, что она сейчас откажется. Но она сказала:

— Мама с папой тоже завтра на какую-то дачу к друзьям собрались. На все выходные. Так что, выходит, я тоже одинокая и брошенная… Ну, ладно, дача так дача, что ж теперь. Только мне сейчас надо родителям позвонить, предупредить, чтобы не волновались. Есть тут телефоны поблизости?

Я сказал:

— Заедем в редакцию, всё равно по пути. Сразу всем и позвоним. У меня машина рядом, вон за тем углом, пойдёмте скорей, а то правда уже поздно, пока доедем, пока что… А я тоже уже есть хочу.

Я в тот вечер вообще был ужасно многословный.

Я пошёл к своей машине, а сам всё оглядывался, как будто боялся, что она передумает. Марк опять взял её под руку — наверное, тоже боялся, что она передумает. Или просто привычка у человека такая. На этот раз эта его привычка — хватать всех под руку — меня даже не очень раздражала. Я действительно боялся, что она может передумать, а так — хоть какая-то гарантия. Глупо, но я именно так и думал.

Мы подошли к машине, я открыл перед ней дверцу, но она села не сразу. Некоторое время рассматривала машину, потом сказала:

— Я эту машину уже где-то видела. Наверное, возле редакции, да? Я не знала, что она ваша.

Я сказал:

— Это «Шевроле классик каприз». Недавно купил, у одного режиссёра с телевидения. У него финансовые проблемы возникли, вот он и продал. Вам нравится?

Она села в машину и спокойно сказала:

— Да. Мне вообще все старомодные машины нравятся.

Я даже растерялся. Не знал, что ответить. Такая машина тогда в Москве наверняка одна была, только у меня. По крайней мере, так говорил тот режиссёр с телевидения. Я очень гордился этой машиной, мне даже в голову не приходило, что её можно назвать старомодной.

Марк устраивался на заднем сиденье, как бегемот, и противно хихикал себе под нос. Я тогда подумал, что, может, она так пошутила, просто я не понял. Но всё-таки взял на заметку, что надо потом узнать, можно считать мою машину старомодной или нет.

По дороге к редакции она всё время молчала, а Марк всё время рассказывал про тот закрытый концерт. Вернее — про то, как в антракте он пытался вытащить её в фойе, чтобы познакомить с разными нужными людьми, а она отказалась подниматься с места, так и просидела весь антракт. Так что всякие нужные люди сами подходили знакомиться. Много подошло, человек десять. Антракт был небольшой, поэтому она успела отклонить только три предложения о работе, три приглашения на банкеты, одно — на ужин и одно — сниматься в кино. Марк рассказывал, а сам хихикал себе под нос, она сидела и молчала, будто речь вообще не о ней шла, и я не понял, шутит Марк или нет. Я у неё спросил:

— Это правда? Всё так и было?

Она подумала и ответила:

— Почти. Три приглашения на банкет — это некоторое преувеличение: три человека приглашали на один и тот же банкет, так что это можно считать одним приглашением.

Марк опять захихикал, а я опять не понял, шутка это или всё так и было. Я тогда подумал: очень может быть, что всё так и было. Георгию на его предложение о замужестве она вообще кукиш показала. А он не только не рассердился, но даже не удивился. Мне следовало с самого начала узнать о ней всё, а я не узнал. Я спросил:

— А кто ваши родители?

Она, кажется, удивилась, но ответила:

— Отец — инженер, мама — преподаватель.

Я тогда подумал: зачем она скрывает правду? Ведь я уже знал, что скоро они уезжают работать за границу. Простые инженеры и преподаватели за границу работать не ездят. К тому же, Георгий мне рассказал про машину с шофёром в какой-то форме, на этой машине за ней отец приезжал. Все знают, что простым инженерам не полагаются машины с шофёрами. Я подумал: может, её отец — засекреченный инженер, вот она и не говорит. В то время нельзя было о таких вещах рассказывать, даже опасно. Если её отец кто-то из засекреченных, то многое становилось понятным. То, как она держится, как говорит, и что в любом кругу будто в стороне от всех. Можно было и раньше предположить, что вообще весь её круг — в стороне от всех. Я даже удивился, как это раньше не догадался. Ведь Марк почти прямым текстом говорил: «С высоты её положения не видно разницы даже между королём и всеми остальными». Вроде бы, как-то так. За точность цитаты не поручусь, но смысл тот же.

Но если у неё отец — из засекреченных, тогда никакой точной информации мне найти всё равно не удастся. Хотя одной этой информации уже достаточно. Конечно, если это точная информация, а не мои домыслы. Я тогда подумал: у меня никогда не было, чтобы я не находил информацию. И выводы из полученной информации делал всегда верные. А с ней — как будто нарочно кто-то путает. Наверное, так моё сумасшествие на меня действует. Мама всегда говорит, что оценивать информацию, делать из неё выводы и на их основе принимать решения можно только с холодной головой. Это правильно, я сам в этом неоднократно убеждался. Просто тогда у меня не было холодной головы. У меня уже никакой головы не было, одно сумасшествие.

Мы подъехали к редакции, вышли из машины и все вместе вошли в здание. Милиционер на вахте увидел её, поднялся, заулыбался и спросил:

— Что так поздно?

Потом посмотрел на нас с Марком и сказал:

— Ваши пропуска.

Марк захихикал себе под нос и сказал:

— А мы с ней.

Она сказала милиционеру:

— Алёша, ты что, не узнал? Начальство надо знать в лицо. Но мы не собираемся подниматься, мы от тебя позвоним, если ты не против.

Милиционер переставил телефон со своего стола на стойку, которая отгораживала его угол, и она стала звонить родителям, а Марк заговорил с милиционером о каких-то пустяках. Я стоял и думал, что никогда не знал имени ни одного милиционера. На вахте у нас дежурят по два милиционера в день, всегда разные. Их всех запомнить просто невозможно. Я думал: это странно, что она кого-то из них запомнила. Потом я подумал: наверное, она раньше этого парня знала. Может быть, он её отца охранял, мало ли… Если её отец — действительно из засекреченных. Я это сразу вбил себе в голову, а холодной головы у меня тогда уже не было.

Она положила трубку, обернулась ко мне и сказала:

— Вы ведь тоже кому-то хотели позвонить.

Я даже не сразу понял, о чём она говорит. Потом вспомнил, как наболтал, что можно пригласить Георгия, Володю, ещё кого-нибудь. Даже расстроился, но всё-таки решил позвонить. В конце концов, вечер пятницы, вряд ли они дома сидят, особенно Георгий, так что можно и не застать. Или вообще не дозвониться.