Виноградник Ярраби - Иден Дороти (книга жизни txt) 📗
Она рванулась к мужу, похоже собираясь его обнять, несмотря на то что он так грязен и растрепан. Но, услышав эти слова, попятилась; лицо ее застыло.
— Я хотела только сказать вам, что кто-то должен отправиться в Парраматту за врачом.
Миссис Джарвис рожает. Миссис Джарвис, Том Слоун, погубленный виноградник, чувство страшного изнеможения — все смешалось, и тут же Гилберта пронзила мысль: кажется, только что он не захотел обнять жену и отверг ее первый действительно искренний порыв.
Не вовремя все получилось. Все не так. И вот теперь Молли Джарвис, слишком напряженно трудившаяся для него, вероятно, потеряет своего ребенка. Тогда она сможет без каких-либо помех выйти замуж за Слоуна.
— А давно начались роды? Есть у меня время почиститься? — устало спросил он.
— Я не знаю. С ней миссис Эшбертон. Она не впускает меня в комнату. — Лицо Юджинии исказилось от гнева. — Уж не такая я никчемная. Все вы слишком меня от всего ограждаете. Это просто смешно.
— Миссис Эшбертон совершенно права. Слава тебе, Господи, что она здесь, — отсутствующим тоном сказал Гилберт, затем повернулся и крикнул, чтобы кто-нибудь из служанок велел Мерфи седлать для него лошадь.
— Идите наверх, милая, — сказал он через плечо Юджинии. — Я только помоюсь и переменю пиджак. Я мигом вернусь.
— Гилберт, вы не сказали мне. Виноградник...
— Потом.
С каким-то тупым удивлением он осознал, что на свете есть, оказывается, что-то, требующее более неотложного внимания, чем его загубленные лозы.
Но за удивлением крылось чувство глубокого потрясения, истина, которой он в данный момент не желал смотреть в лицо: ни одна другая рожающая женщина, кроме его жены, не должна была бы отвлечь Гилберта от его собственной беды.
Глава XIV
Юджиния считала этот день самым ужасным в ее жизни Достаточно было уже одних громадных участков виноградника, почерневших от мороза, и духа гнетущей грусти, воцарившегося в доме. Даже когда взошло солнце и заглянуло в окна, а день стал сверкающе красивым, все старались двигаться и говорить как можно тише, если не считать Эразма, который недавно подхватил одно из любимых восклицаний миссис Эшбертон: «Ну и дела, я вам доложу...» — и теперь без конца повторял его.
Юджинию преследовали два особенно тяжких момента, выдавшихся в течение дня. Один — это когда она встретила в дверях своего мужа, походившего на человека, только поднявшегося из угольной шахты. Его дикий измученный вид заставил бы ее отшатнуться, если бы не красноречивые белые следы от слез на щеках. Из-за них Гилберт выглядел таким беззащитным, что ей захотелось обвить его шею руками и прижать перепачканное сажей лицо к своей груди. Но он не заметил порыва жены, и поднявшаяся в ее душе волна пронзительной нежности умерла после короткого приказа отправляться назад, в постель. Внезапно она увидела, что ее брак нечто совершенно ничтожное; она для мужа — не более чем тело, которым он может пользоваться ночью, сосуд для вынашивания его ребенка, украшение для его дома. Эта мысль оказала на Юджинию прямо-таки парализующее действие, и она уже не чувствовала себя способной ни обнять его, ни разделить с ним гибель его виноградника. В замороженной тишине она наблюдала за тем, как Гилберт сбросил на пол спальни испачканную одежду, быстро надел чистую, а затем торопливо спустился вниз, чтобы вскочить на свою лошадь, которую подвели к парадному.
За доктором мог бы поехать кто-нибудь другой. Но кому же это поручить? Мужчины всю ночь трудились, а Гилберт был слишком добрым и совестливым хозяином, чтобы требовать от кого-либо больше того, что мог сделать сам. А кроме того, он считал, что на нем лежит особая ответственность за судьбу миссис Джарвис: преждевременные роды были вызваны тем, что она перенапряглась, работая на него.
«Все, кроме меня, делают что-то полезное», — думала Юджиния. Но она вовсе не считала себя окончательно никчемной и не желала мириться с тем, что ее считают такой в один из самых трудных дней. Вместо того чтобы снова лечь в постель, как приказал Гилберт, она прошла через двор; камни под ногами все еще поблескивали от инея; подошла к кухне, и оттуда прошла по коридору к спальням служанок. Комната миссис Джарвис находилась в самом конце. Домоправительница имела право на лучшую комнату. В ней было окно, выходящее на отдельную веранду рядом с застекленной оранжереей и огородом. Когда ребенок родится, он сможет в теплые дни спать в кроватке на веранде. Вначале это помещение предназначалось для семейной пары и оказалось вполне подходящим для вдовы с ребенком.
Прислушиваясь за дверью к тому, что происходит в комнате, Юджиния услышала голос миссис Эшбертон, а вслед за тем протяжный тихий стон.
Сердце у нее затрепетало. Она говорила себе, что этот стон — вещь вполне естественная. Роды — чрезвычайно болезненный акт. Ее мать сообщила ей об этом в осторожно выбранных выражениях перед самым отъездом Юджинии из Англии.
Но никакие рассудительные слова матери не подготовили бы ее к душераздирающему крику, внезапно пронзившему ее слух и заставившему отдернуть руки от дверной ручки, как будто та была раскалена докрасна. Затем снова раздался крик, а вслед за ним снова стон, от которого мороз продирал по коже.
— Так, так, молодец, дорогуша, — невозмутимо произнесла миссис Эшбертон. И вдруг миссис Эшбертон представилась дрожащей в коридоре Юджинии истинной героиней. Она каким-то образом все же заставила свои окостеневшие пальцы повернуть дверную ручку и открыть дверь. И вот она в комнате. Перед ее глазами предстало покрасневшее от прилива крови, искаженное мукой лицо миссис Джарвис на подушке и большой уютный зад миссис Эшбертон, склонившейся над роженицей.
Юджиния решительно шагнула вперед:
— Позвольте мне помочь. Что я могу сделать?
Миссис Эшбертон выпрямилась и повернулась к ней.
Лицо ее было багровым, седые волосы свисали растрепанными прядями, глаза выражали крайнее удивление.
— Батюшки! Юджиния! Вам нельзя сюда входить!
— Почему же? Ведь я тоже женщина!
Она села возле постели и взяла миссис Джарвис за руку. Сильные пальцы сразу же до боли сжали ее руку. Стойко перенося боль, Юджиния заглянула в полные слез карие глаза и сказала:
— Если вам от этого сколько-нибудь легче, я останусь.
— Вам здесь делать нечего, — заявила миссис Эшбертон.
— Если вы тут, почему мне нельзя?
— Потому что мне шестьдесят пять лет и я видела не раз, как рожают служанки. Если вы упадете в обморок, у меня на руках окажется уже двое нуждающихся в помощи.
— Я не упаду в обморок, — спокойно отозвалась Юджиния. — И кроме того, мне полезно побольше узнать об этом деле. Мы с миссис Джарвис в одинаковом положении.
— Вам не к чему проявлять такое любопытство, — возразила миссис Эшбертон. — Но что ж поделаешь, ведь я не могу силой выгнать вас отсюда.
Миссис Джарвис зашевелилась.
— Не так уж оно страшно, мэм, — сказала она. Ей даже удалось ободряюще улыбнуться Юджинии, прежде чем снова начались схватки.
Юджиния все еще находилась в комнате, когда спустя два часа прибыл врач, маленький краснолицый человечек, от которого разило ромом. Он ворвался в комнату, на ходу закатывая рукава.
— Дорогу, мисс. Горячей воды заготовлено достаточно? — Он взглянул на миссис Эшбертон. — Вы останьтесь. Судя по вашему виду, кое-что вы в этом деле понимаете. А вот падающие в обморок юные девицы здесь не требуются.
Миссис Эшбертон сделала Юджинии короткий знак, кивнув головой в сторону двери.
— Но это не падающая в обморок юная девица, доктор, — язвительно заметила она. — Это хозяйка дома.
Хотя присутствие госпожи тронуло и несколько подбодрило Молли Джарвис, она все же обрадовалась, увидев, что та уходит, так что теперь можно дать волю распиравшим ее чувствам. Пока над нею склонялось это слишком нежное личико, приходилось держать себя в руках; надо помнить — но испугать бы до смерти молоденькое существо.
