Мэгги и Джастина - Кэролайн Джуди (лучшие книги онлайн txt) 📗
— Дик, если человек может просто так взять и уйти, порвав все, значит, в глубине, по большому счету, ему все равно, что будет с другим, с тем, кого он бросил.
Дик сжал ее пальцы.
— Не надо так говорить, Мэг. Жизнь — сложная штука. Обещай мне одну вещь, — прошептал он, — не надо сейчас ничего говорить. Все у тебя будет хорошо. Ты же сильная, Мэг, уж я то знаю это.
Слезы выступили у нее на глазах.
— Нет, Дик, я не сильная. Единственное, что сильно во мне, — это моя любовь к тебе.
Дик повернулся и быстро вышел из комнаты.
22
Суд занял минимум времени. Все страхи и стыд Мэгги испарились моментально, как только она уловила смысл этой выхолощенной донельзя процедуры. Дик был молчалив и сумрачен. Сухо поздоровавшись с Мэгги, он сел в углу зала, низко опустив голову. Судье были переданы какие-то бумаги, судья сделал вид, что читает их, после чего было задано несколько вопросов. Через пять минут все было кончено. Мэгги была свободна…
Вернувшись домой, Мэгги с особым усердием принялась за домашние дела. Но рана не заживала, она все кровоточила и кровоточила. Облегчение наступало только ночью, когда маленькие зеленые таблетки снотворного приступали к работе и погружали Мэгги в глубокий сон.
Полный упадок духа изо дня в день. Ее отчаяние было столь глубоко, что вся полнота и радость жизни не могли ее рассеять. Мэгги не знала, почему ее вдруг охватывали такая безнадежность, такое отчаяние. Разочарование в Дике? В своем браке? Или во всем на свете?
Это повторялось каждый день. Каждый день на нее накатывало отчаяние. И она не могла больше ничего делать, или ей просто хотелось спать, или, наоборот, скакать куда-то верхом. То она просто бывала в плохом настроении, всего-навсего в унынии, а иногда вдруг смеялась до слез без причины. Но всегда, где бы она ни была, она носила с собой то короткое письмо, которое отдал ей после развода Дик, ничего не сказав, и лишь грустно посмотрев ей прямо в глаза.
Дорогая Мэгги!
Я очень благодарен тебе за нашу встречу и нашу любовь. Может быть, в данный момент я нахожусь на пути в ад, но я должен испытать это. В последнее время мне приходилось делить себя, но ничего хорошего из этого не получалось. А раз так, я должен выйти из игры и перестать мучить тебя, дорогого мне человека. Я надеюсь, что где-нибудь есть человек, который только и ждет, чтобы ты нашла его наконец. Я прошу тебя, не совершай глупости — не жди меня.
Я любил тебя, Мэг. Но ты слишком хороша, чтобы довольствоваться малой долей такой незначительной личности, как я, толком ничего не добившейся.
Благодарю тебя за самые лучшие годы в моей жизни.
Дик.
23
Бывали дни, когда Мэгги вообще не вставала с постели. Иногда она просыпалась среди ночи, садилась в автомобиль и ехала куда-нибудь в бар. Она терялась в толпе людей и была оттого счастлива. Ее ничего не трогало: денег у нее было достаточно, хватит, чтобы просидеть просто так целый год. Все пройдет, забудется и тогда, может быть, Дик вернется. Но время шло, а рана не затягивалась.
Как она обнаружила, хуже всего было то, что она не хотела думать об этом даже пока могла, даже когда знала, что не может найти выход из сложившегося положения, не обдумав его. Ее мозг постоянно старался отбросить эту мысль подобно тому, как ребенок отстраняет от себя еду, хотя ему было сказано, что он не встанет из-за стола, пока все не съест. Она не хотела думать об этом, потому что жить только этим было слишком тяжело. Само обдумывание этих вещей не изменило бы ее положения и было хуже, чем отсутствие мыслей. Она много пила, но и это не помогало. Она ждала, когда наступит бессознательное состояние и освободит ее, но потеря сознания не наступала, и она чувствовала себя ничем другим как кусочком живой ткани под микроскопом или червяком на крючке — чем-то бесконечно дергающимся с единственным желанием — умереть.
Но время шло и делало свое дело. Рана, нанесенная Диком, потихоньку затягивалась…
24
Покончив с утра кое с какими делами по дому, Мэгги решила съездить в Джиленбоун, чтобы посетить церковь. Она вышла на веранду, затянутую сеткой, где сидела Фиона за своим неизменным вязанием. Дженнифер со своей няней, которую ей взяли, была в саду, и оттуда раздавался ее звонкий голосок.
— Ты куда, дочка? — сказала Фиона, поднимая голову, когда увидела на Мэгги строгое платье и черные туфли. — Уж не в Джилли собралась съездить?
— Да, — кивнула Мэгги, — хочу поехать в церковь, поставить свечку за упокой души Дэна. Я там уже неделю не была.
В Дрохеде стояла уже последняя по-летнему жаркая погода, перед тем как в мае-июне наступит похолодание. Разумеется, такую погоду можно было весьма относительно назвать зимней, не то что где-нибудь в Европе. Здесь, в Новом Южном Уэльсе, просто выгорала трава, а прохладные дожди превращали дороги в глинистый ковер. Обычно в такое время Фиона чувствовала себя хуже, словно надвигавшаяся осень каждый раз напоминала ей об уже наступившей осени собственной жизни. Старики ох как не любят эту пору года. Вот и Фиона в последние несколько дней с какой-то особенной сосредоточенностью занималась вязанием, словно боялась, что не успеет закончить до наступления зимы.
Такое повторялось уже несколько лет, из года в год, и Мэгги перестала обращать на это внимание. Распрощавшись с матерью дежурным поцелуем, она отправилась к стоявшей под навесом коляске с запряженной в нее лошадью. Взяв в руки вожжи, медленно поехала по дороге, ведущей от Дрохеды в Джиленбоун. Неожиданно ей в голову пришла новая мысль, и пока коляска еще не успела отъехать от усадьбы, она обернулась и крикнула Фионе:
— Мама, я сегодня немного задержусь. Хочу проехать по выгонам и немного погулять по Джилли. — Ничего не ответив, Фиона лишь кивнула и снова вернулась к своему на мгновение прерванному занятию.
Она работала спицами с такой же скоростью, с какой бабочка махала крыльями. А ведь видела она уже совсем плохо — старость есть старость. Хотя солнце палило еще по-летнему, но дни стали гораздо короче. И не проехала Мэгги и мили, как все краски пастбищ — пурпурная, коричневая, зеленая — слились в однотонную темнеющую одежду без градации и без оттенков, прикрываемую лишь белыми мазками там, где кучка чистого кварцевого песка обозначала вход в кроличью норку или желтая галька пешеходной тропы вилась, как золотая нить, по склону.
Почти в каждом из разбросанных там и сям одиноких и низкорослых тернов козодой выдавал свое присутствие странным жужжанием-криком, похожим на гудение мельницы. Он жужжал, сколько хватало дыхания, потом умолкал, хлопал крыльями, кружил над кустом, снова садился, некоторое время молчал, прислушивался и снова принимался жужжать.
На каждом шагу рядом с проезжавшей мимо повозкой на несколько мгновений взлетали белые мотыльки, и достаточно высоко, чтобы на свои словно посыпанные мукой крылья перенять мягкий свет раннего осеннего солнца, который скользил по земле, по углублениям и ровным местам, падал на них сверху и ярко освещал их.
Мэгги ехала мимо всех этих мирных сцен с умиротворенным сердцем. Ей казалось, что природа совсем не собирается прекращать свою жизнь. Лишь на несколько мгновений все замрет, а может быть, даже не замрет, а только замедлит свой шаг. А потом все развернется по-новому.
Словно подтверждая ее мысли, через несколько минут она почувствовала веющее ей в лицо нежное благоухание и остановилась, вдыхая знакомый запах. Это был поросший чабрецом бугор, от которого вверх поднималось невидимое дыхание земли, разогретой жаркими лучами.
Солнце еще дальше передвинулось на юг и стояло теперь прямо над Мэгги, словно какой-то безжалостный поджигатель с факелом в руке, готовый ее испепелить. Мэгги старалась не обращать внимания на жару и улыбалась, наблюдая за маленькими мотыльками, которые вились вокруг коляски. Неумолчное стрекотание самцов кузнечиков в каждом кустике дрока ясно говорило, что, как ни тяжко приходится сегодня людям и животным, незримый мир насекомых занят своими делами чуть ли не с большим, чем всегда, рвением.
