Прикосновение - Маккалоу Колин (читать хорошую книгу полностью .txt) 📗
Элизабет, беременность которой протекала тяжело, не смогла присутствовать на церемонии открытия железной дороги в конце октября, зато была хозяйкой званого ужина для почетных гостей из Сиднея. Кое-кто из них всерьез оскорбился и надулся, потому что поезда в Кинросс начали ходить раньше, чем в Батерст. В Литгоу граждане Батерста устроили митинг.
Наконец Элизабет представился случай познакомиться с Руби Коствен, не внести которую в список приглашенных было бы немыслимо. Из гостей в Кинросс-Хаусе остановились только супруги Дьюи, остальные поселились в отеле «Кинросс».
На вершину горы гости прибывали, задыхаясь и ахая; поездка в вагоне по склону скорее пугала дам, нежели развлекала. Элизабет нарядилась в серовато-голубое атласное платье изысканного покроя, дополненное новыми драгоценностями, которые по случаю преподнес ей Александр: сапфирами и бриллиантами в оправе из белого золота. Сапфиры имели необычный светлый оттенок и поражали редкой прозрачностью. И конечно, на одной руке Элизабет красовалось кольцо с бриллиантом, на другой – с турмалином.
Беременность не лишила ее красоты, а гордость, которую она медленно взращивала в себе, заставляла держать прелестную голову высоко поднятой на изящной шее. Черные волосы Элизабет, уложенные пышными валиками, обрамляла диадема с сапфирами и бриллиантами. «Веди себя по-королевски, Элизабет! Стой рядом с мужем-изменником в дверях – и улыбайся, улыбайся».
Элизабет считала соперницу бестактной особой, но Руби все-таки обладала тактом и потому явилась последней, в сопровождении Суна в полном княжеском облачении. До последнего дня Руби умоляла Александра избавить ее от этого визита, но тщетно.
– В таком случае, – сдалась наконец она, – дай своей жене возможность познакомиться со мной с глазу на глаз, пока не началось застолье. Несчастная девчонка не вынесет всю эту надутую публику и меня в придачу.
– А я предпочитаю, чтобы ваше знакомство состоялось в присутствии посторонних, – категорично заявил Александр. – Ее в последнее время будто подменили.
– Подменили?
– А настоящую унесли эльфы. Саммерсы говорят, она вечно что-то бормочет себе под нос, миссис Саммерс уже побаивается ее. Все было сносно, пока Элизабет еще могла брать уроки музыки, но с тех пор как визиты мисс Дженкинс прекратились, ухудшение налицо.
– Так почему же, – возмутилась Руби, – ты запретил Теодоре бывать у вас – просто так, без уроков музыки? Твоя жена сходит с ума от одиночества!
– Если ты намекаешь, что я отделался от мисс Дженкинс, чтобы не платить ей, то ошибаешься! – раздраженно отозвался Александр. – Она скопила денег на поездку в Лондон, а я назначил ей небольшое содержание. Я не настолько скуп, как ты думаешь!
– О да, ты не скупец! Ты изверг!
Александру осталось лишь сдаться, вскинув вверх руки. Нет, на женщину не угодишь, как ни старайся.
Руби явилась в гости, разодетая в рубиновый бархат и ожерелье из рубинов стоимостью в целое состояние; впечатление она производила величественное, как и было задумано. Если уж предстоит сойтись с Элизабет лицом к лицу в толпе незнакомых людей, кое-кто из которых знает, что Александр до сих пор изменяет жене, пусть Элизабет увидит, что она, Руби, не уличная потаскуха, что бы там ни подсказывала ей фантазия. Так Руби спасала не только Элизабет, но и собственную гордость. «Впрочем, – с усмешкой думала она, поднимаясь по лестнице под руку с Суном, – вряд ли жена Александра поймет намек».
Разумеется, Руби сгорала от любопытства. Ходили слухи, что миссис Кинросс прелестна, но неяркой красотой – потому, что слишком уж она молчалива и сдержанна. Но Руби понимала, что в городе никто просто не видел толком жену Александра. О ней знали со слов миссис Саммерс, а, по глубокому убеждению Руби, Мэгги Саммерс была мстительной тварью.
Поэтому, едва заприметив издалека Элизабет, Руби разглядела гораздо больше, чем хотелось бы Александру. Правда, юная миссис Кинросс оказалась невысокой, но держалась очень прямо и с достоинством и была по-настоящему красива. Белая, как сливки, кожа, не испорченная пудрой и румянами, алые от природы губы, яркие черные брови и ресницы… Но в глубине темно-синих, почти черных глаз метались панический страх и грусть – Руби интуитивно поняла, что не следует принимать их на свой счет. Александр взял жену под руку, чтобы подвести к гостям, и ее глаза вспыхнули, а губы чуть было не сложились в усмешку явного презрения. «Господи Иисусе! – Лед в сердце Руби мгновенно растаял. – Да он ей противен! Александр, Александр, как же тебя угораздило выбрать невесту, которую ты в глаза не видел? Шестнадцать лет – нежный возраст, когда человека так легко ожесточить или сломать».
Элизабет сразу высмотрела среди приглашенных «женщину-дракона» под руку с мужчиной, облаченным в ткань, расшитую драконами, – оба были рослыми и осанистыми: Сун – в императорских красных и желтых шелках, Руби – в рубиновом бархате. Но с Суном Элизабет уже была знакома, поэтому перевела взгляд на Руби и потрясенно разглядела неподдельную доброту в ее пронзительно-зеленых глазах. Ничего подобного она не ожидала. И не желала. Руби пожалела ее, посочувствовала по-женски. Выставить ее за дверь, как дешевую шлюху, было невозможно: она была воплощенная благопристойность – наряд, манеры, низкий и чуть хрипловатый голос. И говорила Руби, как сразу заметила Элизабет, на редкость правильно для жительницы Нового Южного Уэльса, да еще вышедшей из самых низов. В роскошном теле гостьи не было ни единого изъяна, она несла его горделиво, с королевским величием, словно ей принадлежал весь мир.
– Спасибо, что навестили нас, мисс Коствен, – негромко произнесла Элизабет.
– Спасибо, что приняли меня, миссис Кинросс.
Поскольку эта пара прибыла последней, Александр отошел от двери, терзаясь в сомнениях: кому предложить руку – любовнице, жене или лучшему другу? Согласно этикету, ни в коем случае не жене, но и не любовнице. Но стоит ли уйти вперед вместе с Суном и оставить жену с любовницей наедине?
Руби помогла ему, подтолкнув Суна к Александру.
– Ступайте, джентльмены! – жизнерадостно велела она и вполголоса добавила, обращаясь к Элизабет: – Щекотливое положение!
Элизабет невольно улыбнулась ей:
– Да, не правда ли? Спасибо, вы помогли всем сразу.
– Детка, вы здесь как христианин, брошенный на съедение львам. Давайте-ка покажем всем сразу, что львам достанется Александр, – заявила Руби и взяла Элизабет под руку. – Заткнем его за пояс, ублю… то есть греховодника.
И они вошли в просторную гостиную под руку, улыбаясь и прекрасно сознавая, что сразу затмили всех присутствующих дам, даже Констанс Дьюи.
К столу пригласили почти сразу же – к ужасу повара-француза, который рассчитывал еще на тридцать минут для приготовления суфле из шпината. Пришлось на скорую руку разложить по тарелочкам холодные креветки и украсить их шлепками банального майонеза – merde, merde, merde, какой конфуз!
Хитростью Александр разлучил любовницу с женой, рассадив их по разным концам стола. По правую руку от Элизабет занял место губернатор, сэр Эркюль Робинсон, по левую – премьер-министр, мистер Джон Робертсон. Сэр Эркюль не признавал разделения власти и не ладил с премьером, поэтому Элизабет пришлось стать буфером между ними. Ее задачу существенно осложняли «волчья пасть» и дефекты речи мистера Робертсона, не говоря уже о скорости, с которой он поглощал вино, и настойчивом стремлении положить ладонь на колени соседки.
Александр сидел за противоположным концом стола, между леди Робинсон и миссис Робертсон. Известный ловелас и любитель заложить за воротник, Джон Робертсон формально числился пресвитерианином; свою застенчивую, а точнее, забитую жену-пресвитерианку он почти никогда не брал с собой в гости, поэтому ее появление в Кинроссе свидетельствовало о том, сколь высокое положение Александр занимает в высших сферах.
«О чем, скажите на милость, можно говорить с чванной гусыней и богомольной мученицей? – ломал голову Александр, уставившись на свои холодные креветки. – Нет, светские беседы не моя стихия».
