Родная душа: Рассказы о собаках - Абрамов Петр (серия книг .txt) 📗
ОПАСНЫЕ СОСЕДИ
Квартира, где я тогда жил, была коммунальной. И моей соседке активно не нравился Ханыч. Нет, он не вынуждал её по полдня сидеть на шкафу, не оставлял где попало вонючих меток и не похищал со сковородки оставленные без присмотру котлеты. Он вообще никому не причинял неудобств. Ханыч провинился только тем, что я завёл его, не испросив её, соседкиного, соизволения. И этого она не могла нам с ним простить.
Казалось бы, ну не по «ндраву» тебе собака соседа, дальше-то что? А вот что. Вредная тётка решила всем доказать, что живущий в квартире пёс — опасен. И не просто опасен, а ОЧЕНЬ опасен, а значит, его нужно немедленно искоренить!
С этой целью она повадилась стучать в мою дверь всякий раз, когда проходила мимо. А также скрестись в неё, шипеть и мяукать, если думала, что меня нет дома. Чего именно она в итоге хотела добиться, мне доподлинно неизвестно. Может быть, истеричного лая, который должен был вызвать всеобщее недовольство и стать поводом для выселения собаки? Я несколько раз предупреждал её, что дело может кончиться плохо, но она продолжала гнуть свою линию.
«Дура ты, дура…» — думал я и старался пореже оставлять Ханыча дома одного. Но неизбежное всё-таки произошло. Однажды соседка допрыгалась.
Я возвращался из булочной и, стоя на лестничной площадке, уже доставал из кармана ключ от квартиры, когда изнутри до меня донёсся глухой удар. Потом — визг соседки. Я передать не могу, какой это был визг! У неё воздух в лёгких давно должен был кончиться, а она всё вопила. Я подобрал ключ, который от неожиданности выронил, и торопливо повернул его в замке…
Моим глазам предстал пейзаж, достойный кисти Айвазовского. Белая как простокваша соседка пласталась по стене коридора против моей комнаты — и продолжала громко визжать. Моя дверь была приоткрыта… наружу, хотя всегда открывалась вовнутрь. В комнате, в самом дальнем углу, просматривался Ханыч. Кобель всем своим видом показывал, что уж кто-кто, а он тут решительно ни при чём. Только по лбу почему-то текла кровь.
Когда я подошёл, он встал, отряхиваясь, и двинулся меня встречать. Я, мол, тут в уголке тихо лежал, никого не трогал, всё как всегда, ничего не случилось…
Дверной косяк, сделанный из бруса, был тем не менее сломан, а дверь снесена с петель: от удара вылезли все шурупы. Минут двадцать я ставил её на место, чтобы открыть нормальным порядком, — не доламывать же, в самом деле, коробку? Соседка мало-помалу прекратила визжать, но от стенки за эти двадцать минут так и не отлипла. Стояла в полном ступоре, начисто позабыв, что можно куда-то уйти, убежать…
Скажу сразу: все провокации против Ханыча она после этого прекратила. Какое там мяукать, скрестись или без дела стучать, вообще на цыпочках мимо ходила. Одно дело — слушать раздражённый лай из-за двери и потирать ручки: «Опасная собака, я же вам говорила». И совсем другое — когда дверь вдруг начинает падать, а сквозь пролом к тебе рвётся жутко ощеренная зубастая пасть. Две большие разницы!
В Одессе, кстати, действительно так говорят.
На лето я переехал в пригородный посёлок… назовём его Аэродромный, там действительно находился поблизости большой военный аэродром. К тому времени ротвейлеров у меня было уже два. Второго, Брэка, я подобрал на помойке, где он искал себе пропитание. Судя по всему, кобеля выкинули из дому хозяева, не сумевшие с ним совладать. Я подманил его и надел ему на шею ремень от сумки, чтобы увести с собой. Он тут же меня укусил. Так мы с ним и познакомились.
Какие-либо разборки с Ханычем я сразу ему запретил, сопроводив свой запрет кратеньким, но энергичным внушением. Ничего! Кобели нашли себе массу других развлечений. В частности, они повадились открывать дверцу холодильника и запускать туда наших домашних кошек. Кошки добирались до колбасы и сосисок и сбрасывали их вниз. В свою очередь псы надкусывали лакомства, недоступные для кошачьих зубов, например «Царскую» очень твёрдокопчёную колбасу, и оставляли кошкам полакомиться…
В дальнейшем я передал Брэка другому кинологу, и помоечный обитатель нашёл своё жизненное призвание, став лучшей розыскной собакой в милицейском питомнике, где я тогда работал, но пока до этого было ещё далеко.
Я давно знал Аэродромный, там кроме леса и речки имелись обширные поля, удобные для обучения следовой работе. Сначала я ездил туда с собаками из города то в машине, то электричкой, но дорога была далековата, а в электричке мне почему-то ещё и везло на нетрезвых попутчиков, которых при виде ротвейлеров обязательно тянуло на подвиги. В конце концов я нашёл в Аэродромном алкоголика, сдававшего квартиру, и временно перебрался туда.
Мог ли я знать, что там меня ждала ещё одна соседка вроде той, которую я оставил в городской коммуналке? Изменились только декорации, а так всё было очень даже узнаваемо. Каждый день мы с кобелями отправлялись в поля, шли по улице мимо частных домов, и каждый день из определённой калитки выскакивала вредная тётка и принималась орать. И кто мне дал право здесь ходить, и что это у меня за собаки, и почему они без поводков и намордников? И вообще, «понаехали тут»!
Это при том, что внутри посёлка я всегда давал команду «рядом», и псы топали у ноги как приклеенные. Я ещё и ставил Брэка, как менее воспитанного, на всякий случай между Ханычем и собой. Он и не рыпался, хотя с тёткиного двора раздавался воинственный лай цепного полукавказца. Таких собак в деревнях почему-то называют «волкодавами», хотя в действительности всё обстоит ровно наоборот — в голодные зимы волки их исправно утаскивают прямо с цепи.
Убедившись, что криком нас не проймёшь, опасная соседка отправилась к участковому: «Ходють тут всякие». Когда участковый пришёл выяснить мою личность, я продемонстрировал ему ротвейлеров и предъявил удостоверение, выданное в милицейском питомнике:
— Это служебно-розыскные собаки, я здесь их тренирую.
Служитель порядка полностью удовлетворился и больше меня не теребил, благо реальных нареканий на нас не было. Тётку такой результат, однако, не удовлетворил. Бездействие милиции побудило её взять правосудие в свои руки. Теперь при нашем появлении она распахивала ворота и… травила на нас своего полукавказца, крича на всю улицу, что он вот ужо сейчас сорвётся с цепи и тогда я костей точно не соберу.
Вот до какой степени я ей не полюбился.
Возможно, мне следовало проявить благоразумие и сменить маршрут, но оставлять «поле боя» за скандалисткой было уж слишком противно. Любят подобные личности третировать окружающих, не получая отпора, должно же это на ком-нибудь кончиться? И я продолжал ходить мимо её ворот, рассматривая это как лишнее упражнение на послушание для своих кобелей. А они слаженно топали у ноги, заглядывая в глаза: «Ну как, хозяин, доволен?»
Всё же настал день «Д», когда вредная тётка выбежала из ворот и, загородив мне дорогу, в очередной раз раскричалась. Пока я ей объяснял, что улица — место общественное, а значит, все имеют равное право по ней ходить, в одну сторону и в другую, вдоль и совсем даже поперёк, с собаками или без, я поневоле отвлёкся от управления кобелями… и мерзавцы, конечно, не преминули этим воспользоваться.
Мы с тёткой одновременно обернулись на истошные вопли полукавказца. И увидели, как Ханыч и Брэк сноровисто, точно два волка на охоте, вынимают «волкодава» из ошейника с явным намерением разорвать его на сорок четыре маленькие болонки.
Я успел вовремя вмешаться, так что дело обошлось без смертоубийства — всего лишь срочным вызовом ветеринара. После этого опасная соседка не только не выбегала за ворота скандалить, по-моему, при виде нас она даже окно занавеской задёргивала.
А потом лето кончилось, и я оттуда уехал.
