Хромой странник - Рымжанов Тимур (полная версия книги TXT) 📗
– Ты что же, дед, на перевоспитание ко мне их привел?!
– Лихо от них одно, спасу нет! – запричитал дед, упавши на колени. – На прошлой седмице баню топили – дом да двор спалили! Овцу в хлев волокли, заспорили, так порвали, ироды! Мартын в охапку колоду взял да так сдавил, что та треснула да весь мед пролила. Наум, что дите малое, затеял с холма кататься на телеге. Так Мартын ему под колеса бревно… А телега соседская, да с дровами, прямиком в речку, а там бабы шабалы стирают… Мою сараюшку с рыбацкой снастью, что на отшибе стояла, снесли начисто, когда от баб удирали… Ну нет нам спасу от лиха этого, может, хоть ты, батюшка, совладаешь! – воскликнул он и, всхлипнув, ткнулся мне в ноги лысой башкой.
– Ну да черт с вами! – согласился я устало. – Вон дом за поляной, там под крышей над клетями травы сушатся, там и устраивайтесь. Помощники лишними не будут, а как к делу приучу, то и отпущу на все четыре стороны.
После бессонной ночи я как-то с трудом взял в толк, что эти двое останутся у меня надолго. В какой-то момент даже обрадовался, что теперь часть тяжелой работы переложу на плечи новоявленных помощников. Но задачка оказалась не такой уж простой. Дед Ульян в ту же ночь сбежал, как только угомонил, устроил братьев в указанном доме. Я же пока отоспался, пока по хозяйству дела закончил, только на следующее утро на них толком внимание и обратил.
Близнецы – явление редкое. Нет, в двадцать первом веке это вовсе не редкость, при высоком уровне медицины, а вот в глухой деревне раннего средневековья это действительно редкость, чтобы мать обоих смогла выкормить и выходить. Хотя… стоп! Дед чего-то про мать упоминал. Так-так! Что-то необычное… вспомнил! Мать умерла после родов. Была не из этих мест. То ли пришла, то ли ее нашли… В подробности не вникал. Дед еще говорил вполголоса, чтобы братья не слышали, да и я, отупев от усталости, с трудом вникал в рассказ… Коза! Коза выкормила детей! Вот то необычное! Жаль, дед смылся, а впрочем, встречу еще – расспрошу. Оба брата были огромные, сильные, с удивительным, до мельчайших подробностей, сходством. Наверно, поэтому одеты они были по-разному – иначе, глядя на их розовые круглые лица с голубыми пуговицами глаз, с мелким наметившимся пушком на подбородках и под носом возникало бы ощущение, что двоится в глазах.
– Ну и что мне с вами, подкидышами, делать? – спросил я, разглядывая близнецов с крыльца дома. – На что вы гожи? Что умеете? Дров наколоть вам по силам?
– Только скажи, батюшка, все сделаем, – ответили братья басовитым хором.
– Ну, тогда посмотрим. Вот вам, оболтусам, топоры, пила… да только не загубите. Вон те три березы у оврага валите да на дрова порубите.
Растянув рты до ушей от удовольствия, что им позволили что-то сделать, братья похватали топоры и рьяно кинулись к оврагу. Я решил на первый раз проследить. Игриво толкая друг друга в бока, они подбежали к березам и в два топора стали подрубать у корней. Я не мог оторвать глаз от этого цирка. Меньше чем за полчаса эти мастодонты своротили три березы, обрубили ветки и стали распиливать и колоть на дрова. Причем делали они это с таким энтузиазмом и рвением, что находиться рядом было небезопасно. В то время пока Мартын пилил ствол на поленья, Наум обламывал ветки. Нет, не срубал, как положено – топором, а именно обламывал. Он шел вдоль поваленного ствола и срывал толстенные сучья, словно листочки с веточки. Какие плохо поддавались, он переламывал, подставляя колено. По сумме вложенной энергии братья с легкостью могли бы заменить бульдозер. К обеду угольная яма была забросана наломанными кусками березы. Назвать это дровами у меня не поворачивался язык. Мартын использовал топор как вспомогательный инструмент. Он брал косо отпиленную чушку, с размаху надрубал топором, а потом просовывал толстые пальцы в щель трещины и просто разрывал полено на две половинки.
Уже через неделю я понял, что ребята хоть и туповаты, но необычайно сильны и подвижны. Конечно, в небольшой деревне с их бьющей через край энергией было тесно. А здесь им хватало работы с раннего утра до поздней ночи. Занятые тяжелой физической работой, они умудрялись находить силы и для своих детских шалостей. Для них просто требовалось найти посильную их умственному развитию задачу и тщательно объяснить или показать, как выполнить то или иное поручение. По своим внешним характеристикам близнецы очень напоминали киборгов, изготовленных по одному клише. Какая-то сверхчеловеческая сила и опять же нечеловеческая логика. Мартын – тот был немного сообразительней, вдумчивей, Наум же сходу хватался за все без разбора, но результат почти всегда был плачевный. Моя попытка приспособить обоих в молотобойцы оказалась совершенно провальной. Оба брата так рьяно колотили по наковальне, что я иногда даже отскакивал, опасаясь, что тяжеленная кувалда угодит мне по черепу. Вот ведь подсунули сельчане помощников, сильных, как медведей, но с интеллектом трехлетних детей. Когда эти двое в свободное время или в перерыве какого-либо дела вдруг начинали резвиться, я опасливо отходил в сторону. Как-то Наум отвесил подзатыльник Мартыну – так, без злобы, – на что Мартын сильно обиделся и решил дать сдачи братишке, но не кулаком, а чем-то потяжелей. Единственное, что попалось под руку – это толстенная жердь, вкопанная возле ограды. С первой попытки вырвать ее из земли у Мартына не получилось, поэтому он просто шарахнул по ней, и та треснула у основания. Наум с интересом наблюдал за действиями брата, но сбежать или спрятаться даже не пытался. В конечном счете, Мартын огрел Наума по плечу этим полутораметровым дрыном в отместку за подзатыльник, и они оба сцепились, как игривые котята, повалившись на землю.
– Ну хватит вам! – выкрикнул я, вставая у них за спиной. – Как дети малые!
Мартын посмотрел на меня из-под коленки Наума, тем временем вдавливая голову брата в изрядно разворошенный муравейник. Я даже засмеялся, глядя на их рожи. Казалось, что оба сейчас вскочат и как в сказке спросят: «Что, новый хозяин, надо?».
– Вашей бы силе да ума! Олухи! Заняться больше нечем, как лупить друг друга!
– Несправедливо это, мастер, – загундел Мартын, вставая и почесывая бок. – Не заслужил я затрещины, а Наум нарочно, за так…
– Вы – оба из ларца, одинаковы с лица! Фома да Ерема! Ведра взяли, и чтоб через час полные бочки воды были! Да лестницу к реке поправьте, ходить уже опасно!
Какой час, какие ведра! Ушлые ребята выкатили из домов и бани все бочки и поволокли к реке. От берега несли уже полные, умудряясь при ходьбе отвешивать пинки друг другу. Приструнить братьев было непросто, но с такими клоунами было весело, да и впадать в хандру было некогда. Испортить что-то я им не позволял, просто не давал сложных и ответственных поручений. Но зато избавился от тяжелой и однообразной физической работы. Мартыну очень понравился мой тяжелый арбалет, и он всякое свободное время использовал, спросив разрешения, для того, чтобы упражняться в стрельбе. Наум все больше присматривался к мастерской, с интересом наблюдал за работой: за тем, как меняется железо по мере обработки, как из горстки обломков, бесформенных кусков разномастной крицы рождаются такие знакомые и простые вещи. Чтобы не сидел без дела и хоть чуточку приобщался к мастерству, я позволил Науму качать меха. Как и все, за что брались братья, он делал это с энтузиазмом, каким-то совершенно неудержимым рвением. Через два дня меха пришлось основательно переделывать: Наум их порвал.
В чем братья были хороши, так это в единоборствах: стоило мне показать им несколько несложных приемов из боевого самбо, как они принялись кидать друг друга с таким азартом, что скоро мне пришлось вспоминать более сложные приемы и даже целые связки, чтобы занять их надолго. Я все больше убеждался в том, что это прирожденные воины, и вся их бурлящая и бьющая через край энергия растрачивалась по пустякам до того момента, когда я дал им в руки оружие и преподал азы единоборств. Конечно, я продолжал обучать их работе в кузне и строго спрашивал за огрехи в ведении домашнего хозяйства, но главное в их жизни определилось – это постоянное постижение воинского ремесла. Они уже лихо рубились на мечах, которые сами же потом и ремонтировали. Плели искусные кружева кончиками пик, выискивая слабые места в защите друг друга. Мы все чаще устраивали настоящие побоища: то каждый за себя, то двое на одного. Разрешались любые приемы защиты и нападения. Главное условие – не калечить. Мелкие ссадины и порезы прощались.
